Жалобно шмыгая носом, девушка отцепила от муслиновой лямки брошь-сколку.
— Как называется?
— Пока никак, он новый… — безжизненно пролепетала обманщица.
— Допустим. Теперь слушай и запоминай. Почую эту дрянь ещё раз — будешь мамин долг до старости отрабатывать в богадельне для нищих. Ясно?
Нежное личико скривилось, став невероятно отталкивающим. Летти попыталась с места взять галопом, но разъехалась на мокрой траве и едва не упала. Красная то ли от обиды, то ли от смущения, то ли ещё от чего, обернулась, выплюнув Виллю почти в лицо:
— Да ничего вы не понимаете! Ни-че-го! Вы! Ты! Ты-ы-ы…
Всё же она заревела, убегая. Искренне, вроде, но Вилля это не трогало. Как ни пытался он вызвать в себе хоть каплю сочувствия к девушке, проданной собственными родителями, перед глазами стоял окровавленный брат, едва не погибший из-за бесчестной белобрысой дуры. Неизвестно, на что способен человек под воздействием феромона, у которого ещё нет названия. Или полукровка. Потеряй брат контроль и перекинься сейчас от ярости, волк был бы непредсказуем.
Брошка открывалась на манер медальона, притом зазор можно было оставить совсем крохотным, чтобы запах понемногу травил, а не валил с ног. Щуря слезящиеся глаза, Вилль вытащил пропитанную ароматом губку и с размаху зашвырнул в пруд, бережок которого был усыпан рыбьими скелетиками, до белизны обглоданными драккозами.
«Вот и нажил себе врага… или вражину», — меланхолично подумал аватар.
Дан, скрестив руки на груди, ждал его у колонны третьего стиля Ио, злой, как собака, разве что молнии из глаз не метал. Угу, отобрали у ребёнка пряник с мышьяком.
— Ну спасибо, братишка.
Пресветлая! Да все айсберги Перелива растаяли бы от стыда перед этим тоном.
— Не за что. Иди к себе, пока не засветился, — спокойно отозвался Вилль. Беседовать здесь было не с кем.
— В отличие от тебя, я дар контролирую полностью, щенок ты сопливый! Будь на твоём месте кто другой, вызвал бы на дуэль без раздумий!
— Будь на твоём месте кто другой, дал бы по лбу, чтоб мозги прочистились, — оттолкнув его плечом, Вилль зашёл в дом, готовый в любой момент развернуться. Но Дан не посмел ударить в спину. Уже поднимаясь по лестнице, аватар услышал лёгкие шаги и невнятное бормотание внизу. Ничего, через пару дней приворот выветрится окончательно, и всё встанет на свои места. А пока — прости, брат.
Чёрные волосы.
Голубые глаза.
Зелёные яблоки и мелисса.
Спо-кой-стви-е!
* * *
Едва парк опустел, из зарослей жасмина выбрался некто и свернулся клубочком, подтянув колени к самому подбородку. Сплюнул кровью в ладонь, растёр по рубахе: и так наследил, убирать придётся. Колотые раны в животе и опасны и неприятны, но помощь уже на подходе, лишь бы не потерять сознание раньше времени.
Влажно зашелестела трава.
— Эк тебя! — шёпотом ахнул подошедший.
— А-а, ерунда… Но пришлось испачкаться.
— Потерпи.
— Х-холера… — прошипел раненый, когда его друг взялся за обследование. — Не поверишь… В жизни такой бесовщины не видел…
— Потом всё расскажешь, а сейчас терпи.
Мужчина закусил грязный рукав: врачевание давалось его другу непросто.
Скошень 1436 года от С.Б. Неверрийская Империя
По бирюзовому небу догорающего лета неспешно плыли кучевые облака, и в одно из них — аккурат посередине — вонзился золочёный шпиль Магической Академии. Алесса слышала, будто он подпирает само солнце, но не особо верила байкам обкурившихся дурман-травы стражников. Теперь сама убедилась: если маги пожелают, то подопрёт. Приложив ко лбу ладонь козырьком, она ждала, пока облако уйдёт на юг, чтобы срисовать золотую звезду на тонком как сапожная игла острие.
Над сладким маревом кашки солидно гудели пузатые шмели, порхали бабочки…
— Ты чё… тьфу!.. корова… тьфу!.. зад посередь дороги… тьфу!.. расстелила?!
— Ну што ты разлаялась, голуба моя? Не видишь: малюет она…
Первая реплика принадлежала румяной бабе, восседавшей на груде мешков и самой походившей на туго набитый мешок сомнительного содержимого, а вторая — тощему быстроглазому мужичку в нарядной алой рубахе в крупный горох и вычищенных до блеска сапогах. Телегу, с которой баба лузгала семечки, тянула мохнатая низкорослая лошадь, которая сейчас тоскливо посматривала на блаженствующую в клевере товарку. По всему видать, не на прогулку в город подались.
Тётка врала. Они сидели не на дороге вовсе, а на обочине, причём, обе: невесть с чего кобылка решила составить хозяйке компанию и насладиться столичной эстетикой хотя бы снаружи. Из ложбинки было невозможно разглядеть, что происходит за каменной стеной — уж больно высока цепь обороны, окружённая рвом.
Дав телеге приличную фору, Перепёлка обошла её у подъёмного моста.
— Ух, какая прыткая! — восхитился мужичок.
— Коза драная!!!
Окованные золочёной медью ворота неверрийской столицы выглядели блестяще, а прилагавшиеся к ним стражники были трезвы как стекло и безбожно драли деньги за въезд.
— А вы не подскажите, где можно поужинать и переночевать? Только не очень дорого? — отсчитывая детинки, спросила Алесса.
— «Гнутая подкова», барышня! Тебе как раз по карману! — стражник захохотал.
Алесса сложила монетки в подставленную ладонь и прибавила пятинку сверху.
— Это вам за совет. Спасибо, — проходя мимо побагровевшего стражника, она едва удерживалась от того, чтобы не сбиться на бег. Хотя понимала, что при веренице спешивших в Равенну мирян дать по шее ей не посмеют. Тем более за гордость. Никто в Северинге не посмел бы оскорбить её, и не только из-за Вилля, а просто… Просто они другие. Теперь придётся привыкать, пока не заняла свою нишу и в ней не укрепилась, а опускаться до публичной ругани — шаг назад к сопливой вздорной Леське. Но да и ещё раз да! Связываться с идиотами себе дороже, зато проучить наглеца — дело общественно полезное, особенно если заведомо выигрышное.
Алесса рассудила, что прямой проспект, вымощенный гладким сероватым булыжником, выведет её в центр, а уж там сориентироваться будет куда как проще.
Город удивлял и подавлял одновременно. Меж зданий в два-три этажа вздымались островерхие шпили ратуш, точно елочные макушки над подлеском, а к самим домам лепились ажурные балкончики, уставленные цветочными горшками. Тротуары были узенькими — если какой горшок шлёпнется, то непременно на голову — но Алесса предпочла жаться к обочине. Соревноваться с мощными каретами, заполонившими проспект, она побоялась, хотя Перепёлка держалась молодцом и не взбрыкивала. Ближе к Площади Свободы зелени прибавилось, возле домов выросли скверики и цветники. Горожане здесь были одеты нарядно, и некоторые поглядывали на девушку в сельском платье, как бабы на огородный пырей: глаз мозолит, а связываться муторно. Хотелось отмочить какую-нибудь колкость, но Алесса держалась стойко и краем уха ловила чужие «городские» разговоры.
