Ивейн отрезала кусочек апельсина и положила в рот.
— Сейчас у нас мало времени, так что детали сообщим тебе вечером. Никаких особенных приготовлений не нужно, не в пример тому, что приходилось делать раньше. Главное, разумеется, чтобы нам не помешали. И, конечно, давайте решим, как я, не вызывая подозрений, попаду во дворец архиепископа, куда женщинам доступ закрыт.
— Ну с этим я справлюсь, — улыбнулся Джорем. Поставив свой бокал, он нагнулся к тому, что Райс и Ивейн приняли за обычный плащ. Это и был плащ, синий с пурпурно-серебристым знаком михайлинцев. Но внутри, спрятанная от любопытных глаз, находилась темно-синяя михайлинская ряса с капюшоном и пунцовой подпояской. Вынув ризу, Джорем знаком велел Ивейн встать. Когда он протянул облачение, Ивейн улыбнулась.
— Итак, я сделаюсь монахом, а, братец? — спросила она, весело блеснув глазами.
Джорем пожал плечами с довольным видом.
— Тебе известен лучший способ попасть туда, куда вход женщинам строго воспрещен? Если хорошенько уложить волосы и надвинуть капюшон на глаза, то не вызовешь подозрений. Плащ, надетый поверх, скроет твою фигуру.
Ивейн села, сложила монашеские одежды на коленях и улыбнулась.
— Хорошо. Но что за брат-михайлинец явится с посещением к своему настоятелю в неурочный час?
— Я проведу тебя, — сказал Джорем. — На всякий случай викарий вызвал тебя для нравоучения о дисциплине. В этом нет ничего странного. Кроме того, ни у кого нет оснований для подозрительности или иного беспокойства.
Райс задумчиво кивнул.
— Звучит логично. А я могу прийти немного раньше, чтобы справиться о самочувствии больного, Ивейн, сколько времени займет вся процедура?
— Зависит от количества полученных воспоминаний. Если верны твои предположения, Джорем, и вы нашли Элистера вскоре, отец получил многое, и процедура займет полчаса или около того. Если он воспринял больше, чем мы предполагаем, — таинство может продлиться два-три часа. Не думаю, что мы в состоянии продержаться дольше, так что, будем надеяться, этого не понадобится.
— И все же, — сказал Райс, — чем больше образов памяти он воспримет, тем больше шансов получит в своем плутовстве, Если он на него решился, будем молиться об успехе этого замысла.
— Да будет так, — сказал Джорем.
* * *
Оставшаяся часть дня прошла без значительных происшествий, по крайней мере для Райса и Ивейн, Верные своему решению, они отправились в собор отдать дань покойнику в облике Мак-Рори. Они даже видели Камбера у гроба, стоящим на коленях среди монахов-михайлинцев. Псаломщики архиепископа читали над усопшим, будоража чувствительные души Райса и Ивейн.
Камбер видел, как они взошли на хоры и опустились на колени возле гроба. Глядя на Ивейн, он даже усомнился — понимает ли она, что на самом деле он жив. Дочь двигалась слишком медленно и тяжело для своих двадцати трех лет, опираясь на руку Райса, тени горя и измождения залегли под глазами. Райс выглядел лучше, но даже его огненно-рыжие волосы, казалось, потускнели, словно стесняясь сиять среди всеобщего траура.
Камбер несколько минут следил за дочерью со страстным желанием мысленно соприкоснуться с ней, и не решаясь рискнуть. Просто подойти к ней на правах близкого друга семьи Элистер Келлен, конечно, мог, но это общение наверняка привлекло бы внимание посторонних, а Ивейн могла не сдержать себя. Лучше дождаться ночи, тогда им не придется играть роли на глазах людей и Дерини. Он не должен позволять чувствам брать верх над разумом.
Камбер знал, что горе Ивейн мнимо, но все равно не в силах был видеть ее в таком состоянии. Наклонившись к Джорему, он прошептал, что чувствует слабость и возвращается к себе в покои, в то же время его рука ободряюще пожала руку сына, показывая, что недомогание — лишь предлог удалиться. Когда Камбер вышел из собора, опираясь на руку одного из своих рыцарей, Джорем приблизился к сестре и опустился на колени рядом с ней.
Возвращаясь с лордом Дуалтой в свои покои, Камбер позволил себе сбросить напряжение. С юным михайлинцем он не чувствовал опасности, Дуалта лишь недавно был принят в Орден и к тому же не был Дерини. Ничто в манере поведения Камбера не должно выдать его такому, как Дуалта, хотя недавний михайлинец был наблюдательный молодой человек, прошедший в Ордене хорошую выучку.
Нет, Дуалта не тот, кого мог бояться Камбер. Король — возможно. Или Энском. Или…
Джебедия! Как только Камберу показалось, что он обрел относительную безопасность, из-за угла коридора вывернул навстречу им этот опасный собеседник. Провожатый уже открыл дверь, но ускользнуть не было никакой возможности, встреча была неизбежна. После преображения Камбера они не раз виделись на советах, но не встречались лицом к лицу. Его не просто провести, Джебедия — Дерини.
— Добрый день, Джеб, — сказал Камбер тоном, предупреждающим пространный разговор.
Джебедия склонился, чтобы поцеловать кольцо главы Ордена.
Скорее для Дуалты, чем из почтения, подумал Камбер.
— Добрый день, отец настоятель. Я думал, что остаток дня вы проведете в соборе. Надеюсь, ничего не случилось?
Дуалта с поклоном отступил в сторону. Камбер вошел в комнату.
— Все в порядке. Я почувствовал небольшую слабость. Вот и все. Жара, благовония… Немного отдохну, и всё придет в норму.
— Вы уверены, что это все? — спросил Джебедия. Когда он последовал за Камбером и Дуалтой, на лице у него было выражение неподдельного беспокойства. — Дуалта, ты можешь идти, — продолжал он, занял место юноши и помог Камберу устроиться в кресле у потухшего камина. — Я позабочусь о настоятеле.
Молодой рыцарь вопросительно взглянул на Камбера, тот кивнул, страстно желая, чтобы ушли оба. Дуалта вышел, Джебедия перебрался к камину, опустился на колени и, не оглядываясь на Камбера, принялся разводить огонь.
— Что-то не так, Элистер, Почему вы не позволяете помочь вам? Со дня сражения вы как-то отдалились.
Камбер сцепил пальцы, осмотрел кольцо на руке, машинально потер его чеканное серебро большим пальцем, повторяя излюбленный жест Элистера. Сейчас он не собирался открывать правду о себе. Это может случиться не раньше, чем будет прочитана память Келлена, и не станет ясно, насколько крепка дружба его с Джебедия. Если бы эту встречу можно было отложить на несколько дней, на несколько часов…
Он поднял глаза, прекрасно зная, что Джебедия наблюдает за ним и удивляется его неловкости. Впрочем, никаких подозрений он не испытывал. Видел в этом излишнюю осторожность. Волнение? Переживания?
— Прошу прощения, Джеб. Меня слишком многое занимает, А мое здоровье после битвы, как ты знаешь, оказалось хуже, чем я желал бы.
