— Да… все. Я в порядке. В порядке, — твердо повторил он, не видя ничего из-за радужных кругов перед глазами. — У тебя должен быть… источник освещения.
— Фонарик.
— Пускай фонарик.
Послышался щелчок и слабый лучик выхватил все те же бесконечные ряды кирпичных столбов и низкий серый потолок.
Это я мертвец. Это я привидение. Это меня давно надо упрятать в могилу, потому что я почти уже не помню ваших лиц. Я все забыл. Мне восемьсот лет.
— Чего ждешь, поползли, — сказал он злым хриплым шепотом.
— Я… я не знаю, куда.
Мальчишка тяжело дышал рядом, у него, похоже, поднималась температура. Из-под повязки сочился слабый запах крови, мучительно раздражая ноздри.
Боль, страх, отчаяние, тоска…
Каждый полуночный чует человеческое страдание, как оса — потекший от спелости фрукт.
Как… как стервятник чует падаль.
Он передернулся от отвращения к самому себе, потом перевернулся на спину и уставился в темноту.
— Сэньо…
— Тише. Подожди, пожалуйста.
Серый тяжелый камень. Дерево перекрытий. Драконидский бетон. Люди, полный замок людей, живая, теплая плоть…
Мальчишка лежал тихо, стараясь не шевелиться, но в груди у него похрипывало. Ему было жутко и тоскливо — это сбивало.
Он закрыл глаза.
Люди, люди повсюду, ждут чего-то, опасаются, их страх сочится сквозь стены.
Асерли, наверное, блаженствовал бы тут.
Будь ты проклят, Асерли.
Будь проклята Полночь.
Он ждал, чутко всматриваясь в каждую тень, проходящую над ними.
Я погиб под Маргерией, сказал Лусеро Нурран. Мое тело не смогли опознать и погребли в общей могиле. А где был ты?
Я погиб в Большом Крыле, во время осады, сказал Итан Авероха. Мы держались до последнего. Крепость взяли предательством. А где был ты?
Я год провел в темнице, в цепях, сказал Сакрэ Альба. А потом жил еще очень долго. И счастливо. Я забыл тебя. Мне все равно, где ты был.
Я умер, сказал отец.
Я умерла, сказала Летта.
Нас не воскресить никакими постановками, никакими спектаклями. Самый лучший режиссер не поможет.
Резь в груди стала непереносимой, нож дергался под ребрами, как живой, он попытался вдохнуть, не смог, выгнулся, снова захрипел, царапая пальцами пол. Потом вдруг почуял боль сильнее своей, отчаяние горше собственного.
Тк-тк-тк, кто-то мерял шагами пол, метался, как зверь в клетке, не зная, где выход.
Он открыл глаза и некоторое время лежал неподвижно.
— Она тут, близко, — сказал он очумевшему от страха мальчишке. — Рукой подать. Ты ведь очень любишь свою рейну?
— Да.
— Жизнь за нее отдашь?
— Да.
— Это хорошо.
— Добрый сэньо… вы… вы демон?
Слабый лучик света дрожал и метался по серому кустарнику опор.
Как в аду.
Он усмехнулся.
— Если даже я и демон. Не все ли тебе равно?
Они долго ползли, извиваясь между тесно стоящими столбами, как два червя. Преодолеть расстояние, которое пешком можно пройти за пяток минут, оказалось непросто. Хавьер время от времени шипел, делая неловкое движение, пару раз даже всхлипнул.
Он мельком подумал, что надо было идти одному, но потом решил, что рейна может испугаться и не поверить, а раны… раны в молодом возрасте быстро заживают.
Над головами послышались голоса. В гулком пространстве под полом звуки разносились великолепно — как в трубе.
Он знаком велел Хавьеру не шуметь и вслушался снова. Один из голосов показался знакомым. Он слышал его в аэропорту.
— Рейна Амарела, я ничем не могу вам помочь, — утверждали наверху. — Я лицо неофициальное. Все возможное влияние я употребил на то, чтобы пробраться сюда.
— Зачем вы пришли? — сипловатый женский голос, очень усталый.
— Чтобы предотвратить большую беду.
Шаги. Скрип стула. Тяжелый вздох.
— Говорите.
— Рейна, вы в тяжелом положении, но разгуливающий на свободе наймарэ — это беда общая. Возможно, катастрофа. Вы не сможете явиться в срок и отпустить его. Буду честен, скорее всего, вас убьют до того, как этот срок настанет. Простите.
— Ничего.
— Услуги, которые я оказываю, не имеют ничего общего с мировыми катастрофами, ваше величество. Вы просили связать вас с Полночью, я выполнил вашу просьбу. Но теперь… обстоятельства изменились.
— Что я должна сделать?
— Подпишите это письмо. Вот, смотрите, здесь написано, что вы просите и приказываете наймарэ покинуть Срединные земли и удалиться к себе. Я передам вашу волю, и все закончится.
— Дайте, я посмотрю.
— Прошу.
— Да… все верно. Видимо, то, что вы предлагаете — наилучший выход для всех. Вы, естественно, не сможете известить адмирала Деречо?
— Я оказываю только определенные услуги. Их перечень вам известен.
— Да, конечно.
Ах, услуги ты оказываешь, сукин кот.
Он осторожно коснулся плеча Хавьера. Тот подполз ближе.
— Сейчас я пробью дырку в полу и изувечу этого услужливого господина. А ты выведешь рейну. Она тебя узнает и пойдет за тобой. Понял?
— Да.
— Отлично.
— Но как…
— С легкостью.
Он, не долго думая, уперся плечами в каменный потолок и начал распрямляться.
Иногда неплохо быть давно мертвым. Понятия "тяжелый" и "невозможный"… видоизменяются. Расширяют свои границы.
Каменная плита с мерзким скрежетом приподнялась, выламываясь из тисков намертво схватившегося раствора. Он отвалил ее в сторону и впрыгнул в комнату, окруженный серым облаком пыли и рваной паутины.
* * *
…Осень наполняет собой лес, и лес звенит.
Небо залито яркой синевой, взметываются вверх стволы деревьев.
Последнюю неделю было сухо и палая листва под ногами рассыпается шорохом.
— Фу, — сказал День и сбросил с плеч тяжеленный рюкзак, примостив меж корней старого ясеня.
— Что фу, то фу, — Рамиро Илен согласен с ним целиком и полностью.
В этой части леса тихо, железка проходит севернее, и шум проходящих на Большое Крыло товарняков здесь почти не слышен.
Только иногда земля содрогается, молча, беззвучно.
Рамиро подумал, как выглядит этот край с высоты птичьего полета — скалы, холмистые предгорья, перелески, клочья возделанной земли, темные пятна озер и серая сеть дорог.
День проверил застежки, сел на землю, оперся спиной о рюкзак и устало прикрыл глаза.
Под глазами залегли тени, острее выступили скулы, волосы потускнели.
Есть пределы дролерийской выдержке.
— Вступайте в ряды партизанского ополчения, мы обеспечиваем строгую диету и длительные пешие прогулки на свежем воздухе.
— И посещение основных достопримечательностей центральных областей Дара.