Михаил поежился, зачерпывая воду, чтобы остудиться. Градусов шестнадцать, не больше. Аж до зубной ломоты пробирает. А Андрею все нипочем. Впрочем, в следующий миг, прислушавшись к ощущениям, он понял, что холод исходит не от воды, не набегает из леса, а ползет из таких тлетворных и опасных глубин, в пределах которых нет и не может быть места жизни. На берег пожаловал ни много ни мало хозяин Нави, тот самый, чья смерть, вроде как, скрывалась где-то на кончике иглы. Михаил весь подобрался, готовый в любой момент вступить в борьбу, как недавно в горах. Тугой узел переместился в солнечное сплетение, адреналин, и без того разлитый в крови, отгонял страх.
Впрочем, пока незваный гость, соткавшийся на берегу облаком концентрированного мрака, активных действий не предпринимал. Хотя на Хранительницу смотрел с неприкрытой алчностью. Стоит ли говорить, что при его приближении мелкие духи бросились врассыпную, речные девы ушли на глубину, мавки попрятались в зарослях ракиты.
— Зачем явился, почто праздник испортил? Других тебе дней, что ли, мало меня терзать и над моими подопечными глумиться?
В отличие от малых духов и мавок, Хранительница страха не выказала. Сошла на берег. Встала в отдалении, не позволяя щупальцам мрака и холода приблизиться к ее реке.
— Почему сразу глумиться? — проговорил пришелец с обидой. — Может, я просто полюбоваться твоим танцем хочу. Не только ж тебе для этого ботаника малахольного плясать, — соткавшимся из мрака перстом он указал на Андрея. — Тем более что он все равно тебя не видит.
— А тебе-то какое дело, для кого я пляшу? — подчеркнуто равнодушно повела Хранительница плечом. — Завидно?
— Да с чего бы, — резко рассмеялся властитель Нави. — Стал бы я завидовать смертным. Вот ведь выискался неугомонный. Все ему мои владения мешают. А между тем сам не подозревает, что кормится из моих рук. Еще и остолопа этого столичного притащил. Думает, публикация в центральной прессе что-то изменит! Будто не знает, что за золото можно любую правду купить, а я этот нетленный металл мог вытянуть из какого угодно хлама задолго до того, как смертные изобрели аффинаж.
Михаил слушал эту не предназначенную для его уха беседу, радуясь, что пока никак в мире духов в этом краю себя не проявил, и все равно опасаясь себя обнаружить.
— Не тронь их!
Хранительница взмахнула узорчатым рукавом, словно пытаясь заслонить Мудрицкого и Михаила.
— Больно мне это надо! — презрительно выцедил властитель Нави.
— Зачем же тогда пришел?
— Будто сама не знаешь? Последний раз добром прошу, потом хуже будет.
Мрак сделался непрогляднее и холодней космического вакуума, в котором нет даже световых частиц, вода у берега подернулась кромкой льда.
— Ответ мой тебе давно известен, и угрозы меня не запугают. Нет и не будет моего согласия на то, чтобы отдавать мои владения тебе на растерзание!
В голосе Хранительницы величие древней природной силы странно сочеталось с изначальной женской хрупкостью и обреченностью.
Властитель Нави опять сделал вид, что обиделся.
— Почему ты сразу о владениях речь ведешь? Сколько раз тебе повторять: люба ты мне, и я лишь хочу, чтоб и ты меня полюбила.
— Люба, говоришь? — подобравшись, ощетинилась шипами чертополоха и стрекалами крапивы Хранительница. — Как моя прабабка, которая после того, как ты ее бросил, слезами без остатка изошла? Мало тебе, окаянному, земных женщин, падких на твое золото? Готовы ведь и приласкать, и детей тебе родить!
— К чему мне эти дети, — проворчал гость. — Расчетливые да алчные, все в меня! И матери их не лучше. Кроме золота ничего и не видят. Да и не нужны они мне. Мне ты нужна.
— Да ты мне не нужен! — простонала Хранительница. — Ни ты, ни твое злато. У меня получше сокровища есть.
— Сегодня есть, а завтра не будет! — сорвался незваный гость, закручиваясь черным смерчем. — Я, на что глаз положил, и без всякого спроса возьму. Жду твоего ответа до вечерней зари, а после — пеняй на себя!
***
— Ух пробирает водичка! Холодненькая! — с удовлетворенной улыбкой выбрался на берег Мудрицкий, вытаскивая полные садки каких-то дафний, пиявок и лягушачьей икры. — Да ты, я погляжу, тут совсем окоченел. Странно. Воздух вроде бы уже теплый. Впрочем, с непривычки-то понятно. Зато видишь, какой туман. Значит, завтра будет вёдро, как говорит Кузьмич.
Михаил хотел бы рассказать о том, что туманом растеклась над рекой безутешная в своем горе Хранительница. После ухода докучливого визитера она долго сидела, пригорюнившись, прямо как классическая Аленушка, все смотрела на Андрея, потом, тряхнула волосами, видимо, принимая какое-то решение, и исчезла. Неугомонный Мудрицкий все-таки показал плотину, не забыв посетовать на гибнущий от загрязнения лес. Михаил его слушал, собирал по пути травы, отгоняющие нечисть, и искренне сожалел, что ученому не дано понять истинных причин постигшего его край бедствия. И где только этот властитель Нави лаз нашел?
— Ну что, всех русалок разогнали? — с хитрой улыбкой приветствовал их по возвращении Кузьмич.
— Каких русалок? — удивился Андрей, выгружая на стол рядом с салом содержимое своих садков. — Мы бобров смотреть ходили.
— Знаю я этих бобров, — махнул рукой Кузьмич. — Кто ж бобров-то смотрит на Семик?
— Ты еще скажи, Кузьмич, что какая-нибудь из моих лягушек может превратиться в царевну! — беззлобно поддел его Мудрицкий.
Михаил раскладывал на лавке и вязал в пучки зверобой, крапиву, чертополох, листья папоротника и другие травы, отгоняющие навь. Он понимал, что в эту командировку его послала сама судьба, и завтрашним вечером ему, скорее всего, предстоит битва пострашнее той, которую пришлось пережить в горном ущелье.
***
Полигон, на который они добрались к полудню, представлял собой удручающее зрелище, являя наглядную картину людского свинства и равнодушия. Причем упаковки с иностранными этикетками хоть и символизировали текущую ситуацию в стране, отданной на откуп транснациональным корпорациям, но представляли только верхушку айсберга. По мере приближения к полигону уверенность в том, что здесь не обошлось без хозяина Нави, росла. Еще на подступах Михаил увидел характерные зарубки и амулеты на деревьях.
— Да это охотники из числа хакасов и шорцев так дорогу отмечают, — пояснил Андрей.
Михаил подумал, что неплохо бы потолковать с этими «охотниками», может, видели что. Он-то знал, что такими знаками шаманы отмечали места силы, и даже перед командировкой успел откопать в архиве старый материал о том, что одно из таких мест как раз располагалось в заповеднике.
Теперь же он четко видел, что в центре полигона зияет портал, если использовать терминологию набирающего популярность фэнтези, а по-простому — лаз в иной мир, вроде того, из которого вылезали всякие Грендели и прочие Лернейские Гидры. И через этот портал утекала живая сила тайги. Делиться с Андреем своими соображениями Михаил, понятное дело, не спешил, да и для репортажа его версия совсем не годилась. Все-таки он работал не в какой-то бульварной газетенке, а в серьезном издании.
Когда Андрей, закончив первые замеры, перешел к забору проб, а Михаил отщелкал целую пленку, снимая мусорные завалы в разных ракурсах, они услышали шум двигателя подъезжавшей к полигону иномарки.
— Да у вас тут движение почти как в Москве, — нервно пошутил Михаил. — Не по нашу ли душу приехали? Может быть, нам пора делать ноги.
Андрей сначала напрягся, потянувшись к бардачку под сидениями, где у него обнаружилась двустволка. Потом глянул в прогалок между деревьями и облегченно улыбнулся. Похоже, хозяина подъехавшего к полигону Гелендвагена он не просто знал, но и считал хорошим знакомым или даже другом. Михаил его радости, увы, не разделял, и вовсе не потому, что побаивался пары крепких ребят, высадившихся из немецкого внедорожника вместе с хозяином.
Братки честно выполняли свои обязанности и не подозревали, что их работодатель, для которого наличие охраны являлось просто показателем статуса, не только не нуждается в их защите, но и способен сам одним мановением руки раскидать не одну банду конкурентов. Одетый в черные джинсы и куртку от Армани, из машины вышел не просто олигарх или криминальный авторитет, а вчерашний незваный гость. Найдя лаз в людской мир, он вовсе не выглядел ожившим мертвяком или ходячим скелетом. Подтянутый и респектабельный, с исполненным благородства породистым лицом, он всем своим видом являл так ценимую в новой реальности успешность. И только шаманы, вроде Михаила, могли разглядеть его истинную суть.
