— Ну да, их, как же, — вступил другой, коренастый. — Где они его прятали и как притащили?
— В лесу и ждал, недаром оборванный весь! Отвечай, ну!
Чьи-то пальцы больно впились в его плечо — мальчик пискнул, словно зверек в ловушке. Втянул голову в плечи.
— Это же война, Къятта, — проговорил коренастый. Он казался скорее расстроенным, а не рассерженным.
— Отговорятся, как раньше. Кто тебя привез к реке? — спокойно спросил человек с рубином, переводя взгляд на мальчишку.
— Не знаю. Никто… я пришел с прииска. С запада через лес.
— Зачем и куда ты шел?
— Я… не знаю, — ведь и впрямь никогда не думал об этом. Было нужно, поэтому шел… куда-то .
— Один? — издевка была столь откровенной, что мальчик подумал — а стоит ли отвечать? Кажется, ни одному его слову не верят.
…По дороге сюда мальчик видел ихи, убившего олененка, и запомнил, какой взгляд хищник бросил на человека, стоя над еще целой добычей. Смерть из этого взгляда манила длинным когтистым пальцем.
— Что же, продолжишь за него заступаться? — усмехнулся Къятта, указав на мальчишку. — Приманка для идиотов.
Тот закрыл глаза, думая об одном — только бы не чувствовать боли. Только бы…
Юноша с золотым знаком фыркнул сердито. Волосы его взметнулись как от порыва ветра, хоть тихо было. Другой человек, высокий и темный, сделал пару шагов к лежащему телу и обратно:
— Он привлек твое внимание, али, добился, чтобы вы отстали от всех — так сложнее промазать…
— А еще он рыба, — ядовито сказал юноша. — А это жабры, — дернул волосы полукровки в сторону, открывая шею.
— Ты не знаешь, как он на самом деле плавает…
— Я знаю, что такое пороги. И вот это — унесет и слабым течением! — он снова качнул полукровку в сторону, тот был рад и такой высокомерной защите.
— Но, али… — попробовал кто-то начать.
— Он поедет со мной в Асталу, — еще недавно веселый голос стал глуховатым, и в нем послышались грозовые нотки.
— Не мели ерунды, — отрезал старший. — Доездились.
В его руке очутился продолговатый полупрозрачный камень, солнечно-золотистый. Полукровка растерянно глянул — и вдруг перед ним возникла спина в светлой льняной безрукавке, загораживая и от руки, и от камня.
— Хватит уже. Он мой. Раз уж подвернулся в реке и потом указал на этого…
— Но ведь можно дома проверить, подослан он или нет, и если да, то лучше нам знать, — подал голос старший из всадников. Он по-прежнему казался самым спокойным и рассудительным из всех. — Пусть неблизко, но мы теперь настороже.
Державший солнечный камень на миг нахмурился, а потом вдруг внезапно кивнул.
— Верно. Об этом я не подумал — лучше узнать, что в этой голове, — и указал на полукровку. Тот невольно подался назад, словно голову уже собрались отрывать. Может, и не выдержал бы, побежал — удержала легшая на плечо рука, тяжелая и горячая; это нежданный заступник полуобернулся, жестом веля Огоньку стоять.
— Разберемся, — тихо сказал юноша, то полукровке, то ли родичу. Грозовые нотки из его голоса исчезли.
Пока берег не скрылся из вида, мальчишка несколько раз обернулся, со страхом глядя на обугленное тело меж камней. Другие назад не смотрели.
По хорошей дороге — передвигались быстро. Когда небо окрасилось рыжим, остановились для короткого отдыха.
Полукровка прислонился спиной к высокому гладкому дереву. Бока, ноги и руки были все в ссадинах и синяках, больно и двинуться. Закрыть глаза и слушать, как далеко на ветвях переговариваются птицы-кауи. Трава успокаивающе шуршала, огромный жук с гудением приземлился на колено мальчика. Тот дернулся, охнул, стукнувшись о ствол. Сам себя выругал — дожил, еще от жуков шарахаться!
…Поначалу его хотели везти связанным, и чтоб звука издать не мог, но юноша с золотым знаком отстоял, разрешили так-только больше они не ехали вместе. Теперь полукровку вез тот, высокий и темный, и следил, казалось, за каждым вздохом. Теперь они двигались в середине процессии. Лишь на привале и смог немного расслабиться.
Идти было некуда. Люди, что спасли его, теперь внушали только страх. Как легко им отнять жизнь… Сквозь полуприкрытые веки мальчик видел, как его защитник что-то сказал одному из людей, и тот подошел к найденышу, протянул баклажку.
— Пей. Потом тебя накормят. Сколько времени ты не ел?
— Не помню, — прошептал, съеживаясь под тяжелым взглядом.
Человек чуть не силой всунул баклажку ему в руку и отошел. Мальчишка осторожно поднес деревянную бутыль к губам… попробовал пару капель, потом сделал глоток побольше. Пряный напиток теплом разлился в желудке, согрел все тело.
Свежий запах травы хола прервал его мысли — траву эту знал хорошо, еще до прииска, кажется, да и там ее сок использовали от мошкары. Сам пользовался в сырое время.
— На, возьми, — бесшумно подойдя, юноша протянул и ему пучок. — Иначе сожрут ночью.
И верно, ведь совсем позабыл, что дважды побывал в реке и с кожи все смыло.
— Спасибо…
Юноша сел рядом, прислонился спиной к тому же стволу. Последние лучи пробивались сквозь листву, падали на них, рассеивались в густеющей влажной дымке. Золотой знак на плече был теперь почти перед глазами полукровки. Словно свет под кожей: не то луковица, не то бутон со вписанной фигуркой человека.
— Что это за знак?
— Род Тайау, — юноша посмотрел на него озадаченно.
— Но что он означает?
— Возрождение. Единство с миром. Это давний символ…
— Твой род очень древний?
— Ну, не настолько… — он шевельнулся, устраиваясь поудобней. Рядом с ним полукровке было легче: единственная защита. И, кажется, довольно надежная.
— Что так на меня смотришь? — луч ушел, в полумраке тени блеснули глаза, и не только белки, но и радужка. — Спрашивай, если хочешь.
— Молния… белая… что это? — мальчик был не уверен, что хочет знать именно это. Но вопрос был единственным, который он не боялся задать о случившемся на переправе. И когда вспоминал, чувствовал — еще миг, его вывернет наизнанку.
— Чекели. Не видел?
Он вновь дружески улыбнулся мальчишке.
— Ты ведь не знал эту крысу, нет?
— Нет, не знал. Я… — мальчик сжался, вспомнив, как падал человек из горящих ветвей. Это первая смерть, которую видел — или просто не помнит?
— Он хотел убить тебя?
— Да. Он же сказал.
…И впрямь радужка юноши была странной — не просто синяя, но словно из мелких чешуек слюды, отчего казалась непривычно яркой. А у того, с рубином, запомнил — глаза желто-оранжевые, словно хищник смотрел из зарослей. Остальных и не разглядывал, не до того было.
— Убить… Но за что?
…Атакуя, тот человек выкрикнул “сдохни, тварь!” — и это вряд ли относилось к грис или полукровке…
— Может, за реку. Эсса же. Да ну их в болото, — засмеялся юноша. То, что произошло, не оставило на этом лице ни единого следа — ни страха, ни досады, ни даже злорадства. Беспечное лицо, ясное и веселое. Лишь царапина на щеке — от их падения на переправе.
— За реку? — переспросил, отчаянно желая, чтобы все оказалось шуткой, странной забавой, или вовсе почудилось.
— Дурак он, и все… — Фыркнул совершенно по-звериному. — Может, личная месть. Может, поручили ему. Но все равно они скажут — мы и представить себе не могли…
Призадумался и добавил чуть погодя:
— Один из посольской свиты, наверное. Послы были из Уми, а он примазался. Как бы иначе узнал, где поедем? Да ты что?
— Я… — говорить полукровке становилось трудней с каждым словом. — Тот человек со знаком, как у тебя…
— Къятта — мой брат.
Мальчик помедлил, собираясь с духом.
— Он сказал… что со мной будет?
Теперь замолчал его собеседник. Переламывал в пальцах тонкие палочки, затем сказал неохотно:
— Ведь нетрудно узнать, что человек думал и делал. Он сам скажет и не соврет.. да не дергайся ты. Для тебя это опасно только если и вправду тебя прислали эсса. Я не хочу этого.
— Ты сможешь меня защитить от расспросов?
