«Они приходят осенью. Наш город — их пастбище. Только те, кто умер и воскрес, смогут их увидеть».
И личина чудовища, и эти слова были словно бы частью единой мозаики, и если не вглядываться, то всё это можно и не заметить, как дальтоники не замечают цифры в полихроматических таблицах Рабкина. Но Марина как будто точно знала, на что смотреть, а потому видела, различала.
— Они приходят осенью, — пробормотала она, ощущая, как снова пробуждается внутренняя дрожь. В тусклом свете грязных светильников это граффити казалось ей какой-то древней фреской с зашифрованными тайными знаниями. Она подумала, что неизвестный художник изобразил всё это для посвящённых, для тех, кто знал, что чудовища существуют. Впрочем, была вероятность, что автор граффити обыкновенный сумасшедший, который выплеснул на стену подземного перехода нечто, порождённое его больной фантазией. Однако Марина, едва допустив подобный вариант, тут же выругала себя за это допущение. Не хотелось ей верить в безумного художника и всё тут.
— Наш город — их пастбище, — задумчиво произнесла она.
— Вы что-то сказали?
Марина вздрогнула, оглянулась. Рядом стоял полицейский патруль — девушка и парень. Вопрос задала девушка, и глаза её буквально излучали желание оказать кому-нибудь помощь.
— Простите, это у меня такая дурная привычка. Болтаю иной раз сама с собой, — Марина виновато улыбнулась. Она почему-то была уверена, что девушка полицейский, как в своё время фельдшер Даша, сейчас поведает о собственных неконтролируемых чудачествах. Но нет, не поведала. Девушка лишь дёрнула плечами, буркнула «бывает» и вместе со своим молодым напарником двинулась дальше, явно разочарованная, что её помощи не потребовалось.
Проводив патрульных взглядом, Марина подумала, что сегодняшний день, это день откровений. Многое предстояло осмыслить. Отчего-то она была уверена: город продолжит подбрасывать ей подсказки, нужно только глядеть в оба, обращать внимание на то, на что раньше даже мимолётного взгляда не бросила бы.
С этой мыслью Марина дошла до своего дома. Когда приближалась к подъезду, заметила двух мужчин, которые стояли возле фонаря. Один был приземистый, полноватый, в чёрном плаще и в кепке; другой — рослый, плечистый, в короткой кожаной куртке. Марина встревожилась, потому что эти типы глядели на неё как-то оценивающе.
— Марина, — позвал рослый, шагнув ей навстречу. — Привет. Не узнаёшь?
Она застыла, с подозрением всматриваясь в его лицо и на всякий случай открыв сумочку, в которой лежал газовый баллончик.
— Вспомни, кому ты в школе постоянно давала списывать? — мужчина улыбнулся.
Марина вспомнила и охнула.
— Семён! Семён Зайцев!
Сейчас он был с короткой стрижкой, а в школьные годы волосы достигали плеч, потому что Семён мучительно стеснялся оттопыренных ушей. Он всплеснул руками.
— Собственной персоной.
Если бы Марине взбрело в голову составлять список знакомых, которых она меньше всего ожидала увидеть, то бывший одноклассник Семён Зайцев был бы в числе первых. Из поля её зрения он исчез сразу же после окончания школы. Поговаривали, что он уехал в Москву и собирался поступать на актёрский во ВГИК. И вот объявился. Но зачем? Марина не сомневалась, что он здесь не случайно. Явно торчал возле подъезда вместе со своим пухлым приятелем, поджидая именно её.
С трудом скрывая настороженность, она процедила:
— Рада тебя видеть, Семён. Как говорится, сколько лет, сколько зим. Но… как ты здесь?
Он состроил печальную мину, явно желая этим сказать, что сюда его привела, к сожалению, не память о школьном прошлом.
— Я здесь по делам, Марина, и эти дела касаются тебя.
— Вот как?
— Ага. Ты сегодня кое-что видела и сделала то, что делать не следовало.
Марина напряглась, отступила от него на шаг, подумав, что судьба словно с цепи сорвалась и преподносит один сюрприз за другим, не давая времени на передышку. Ещё не понизился градус эмоций, после увиденного в переходе граффити, а уже новое откровение надвигалось как волна. Бывший одноклассник связан с тем, что она сегодня видела! Но, судя по голосу, настроен он благожелательно, в отличие от пухлого типа, который, как успела заметить Марина, поглядывал на неё агрессивно. Так хищники смотрят на добычу.
— И что же я сделала такого, что делать не следует? — спросила она осторожно.
Семён усмехнулся, причём как-то отточено сделал это уголком губ. Оттого было похоже, что правая часть его лица оставалась абсолютно безучастной.
— А знаешь, Марин, ты отлично держишься, учитывая то, что и нескольких часов не прошло, как ты увидела жуткую тварь. Да, я в курсе того, что случилось. Собственно, сама тварь мне о тебе и рассказала. Она запомнила номер «скорой», и вычислить тебя не составило большого труда. Всего-то нужно было узнать, кто из сотрудников пережил клиническую смерть.
Какое-то время Марина растерянно переваривала то, что он на неё вывалил, потом поинтересовалась:
— Не понимаю, а причём тут клиническая смерть?
— Только те, кто пережил клиническую смерть, могут видеть этих тварей. Не все, но некоторые. Тебе не повезло, ты видишь. Прости, я узнал, что сделал с тобой тот нарик. Паршивая история, прими мои соболезнования… или сочувствие… не знаю, что говорят в таких случаях.
— Зачем ты здесь, Семён? — повторила она с нажимом.
Толстяк подошёл ближе, вынул из кармана плаща золотую зажигалку, сигареты и закурил. Сделал первую пару затяжек, сложил губы «трубочкой» и выпустил струйку дыма. Марина подумала, что он похож на глупую пародию на гангстера. Глядя на него Фрэнсис Форд Коппола наверняка сказал бы «не верю». В его приземистой, грузной фигуре не чувствовалась сила, а только страстишка объедаться на ночь.
— Я пришёл, чтобы тебя предупредить, — ответил Семён, сунув руки в карманы куртки. — Этих тварей ты увидишь ещё не раз. И, чтобы они ни делали, ты не должна к ним подходить, отвлекать. Просто не обращай на них внимание.
— А то что? — с вызовом спросила Марина.
— А то ты можешь пострадать.
— Звучит как угроза.
Толстяк указал на Марину сигаретой. Запах дыма напомнил ей о прокуренных коридорах общаги.
— Ты совсем что ли тупая? Это и есть угроза, сучка! — его глаза злобно сверкнули. — Если не хочешь, чтобы тебе ноги переломали, делай что сказано!
Марина взглянула на него брезгливо, потом посмотрела на Семёна и произнесла спокойным тоном:
— Скажи этому Аль Капоне недоделанному, чтобы язык свой прикусил, — это показное спокойствие далось ей нелегко.
Толстяк швырнул сигарету под ноги, набычился, сжал кулаки. Семён повернулся к нему.
— Отвали, Мамонт!
— Нихера я не отвалю! Я и за меньшее ноги ломал!
— Ты что, не понял? — процедил Семён сквозь зубы. — Я сказал, отвали! Ещё хоть звук от тебя услышу, сильно пожалеешь!
Презрительно скривившись и что-то бормоча себе под нос, толстяк ретировался обратно к фонарю. Семён поглядел на Марину с уважением.
— А ты всё такая же отчаянная. Помню, как ты с Витьком, главным задирой класса подралась. Не победила, но фингал зачётный ему поставила. И знаешь, я не удивлён, что ты к той твари подошла. Остальные, когда их видят, стараются держаться подальше.
— Что это вообще за монстры такие?
— Поверь, Марин, тебе лучше не знать, — в голосе Семёна появились холодные нотки. — Меньше знаешь, крепче спишь. За всем этим стоят серьёзные силы, и они не прощают, если кто-то вмешивается в их дела. Так что повторюсь: не вмешивайся больше.
Марина рассудила, что, как ни крути, а это дельный совет. Она только-только оправилась от произошедшего полгода назад кошмара и искать новые проблемы, строя из себя отважную героиню, было бы глупо. Семён сказал, что последствия будут серьёзными, и она ему верила. Вот только… как, чёрт возьми, усмирить любопытство? Вздохнув, она решила задать ещё один вопрос и на этом поставить точку:
— Насколько серьёзный вред эти монстры причиняют людям?
— Я тебе уже сказал: меньше знаешь, крепче спишь, — Семён глядел на неё, как на неразумного ребёнка, неспособного усвоить элементарные правила. — Эта тема закрыта. Просто живи дальше, словно ничего не случилось. Со временем ты научишься не обращать внимание на этих тварей. А весной и летом так вообще их в городе не будет.
