Я тут же поднялась с места – рецептура изготовления зелья слишком секретна, чтобы вводить в курс слуг.
Заварить крепкий зеленый чай. В отдельную емкость порезать целый лимон вместе с кожурой и засыпать его сахаром, много сахара! В половину веса лимона. Измять палочками так, чтобы сахар почти совсем растворился, и ненадолго оставить, чтобы вышло еще больше сока. Медленно залить лимонный сироп зеленым чаем, помешать и добавить ложку дикого меда для запаха.
Когда я вернулась с чайником и пиалами, господин ши Рочи сидел в своей манере, положив подбородок на гамак сплетенных пальцев. Он посмотрел на меня и сказал:
– На тебе лица нет. Что-то случилось, обезьянка?
Забавно, как даже самые обидные слова перестают восприниматься плохо, если их говорят самым ласковым тоном любимые люди.
Ничего такого, отец. Просто я бегаю на свидания с ханъё и всячески порочу тем самым свою репутацию.
– Устала просто… Волновалась, сама не знаю почему, – солгала я.
Я очень хорошо лгала. Папа усмехнулся. Улыбался он всегда кривовато из-за шрама от брови до щеки, но сейчас, в неровном свете очага, что горел холодным синим, его оскал выглядел особенно искаженным. Дело в морщинах, вдруг поняла я, и мне стало еще грустнее.
– Тебе не надо знать, милая. Пусть все тревоги и бури обойдут наш дом стороной.
– А вокруг много тревог бродит?
Отец посмотрел на меня сквозь пар над пиалой. Я поежилась и села на круглую подушку на полу, поджав ноги.
– Ты умная девочка, – папа говорил так тихо, что мне приходилось замирать и прислушиваться, – но очень добрая и слишком доверчивая. Наверно, мне следовало давать тебе разбивать коленки и набивать шишки, но…
– Но вместо этого ты каждый вечер призывал духов предков, пока те не стали стучать дверями. Не знаю, что страшнее было. Это или их сказки.
Он беззвучно хмыкнул.
– Когда у тебя появится ребенок, обезьянка, ты тоже захочешь сделать все что в твоих силах, чтобы защитить его.
– Можно подумать, нам что-то угрожало…
– В мире постоянно кто-то воюет. Знаешь, как говорят в провинции Журавля? Жнут хлеб – летят колосья. И есть то, что убивает быстрее меча врага или кинжала разбойника.
– И что же это?
Я ожидала услышать что-нибудь банальное и очевидное: бедность, жадность, зависть, гордыня… Или посложнее, в духе древних философов: взгляд разочарованной юности… Но вместо этого отец сцепил руки в замок и повернулся к огню, так что тени глубоко залегли в шрам на его щеке.
Он сказал зловещее, мрачное:
– Клинок знакомого. Он убивает быстрее, потому что знает куда бить.
И по моей шее поползли мурашки.
– Что ты имеешь в виду? Кто нам угрожает?
Отец потянулся и коснулся моих волос.
– Ты принимаешь все слишком буквально. Не нам. Не нам конкретно, но…
– Но ты обеспокоен достаточно, чтобы пугать меня мрачными пророчествами?
Кажется, мой голос звучал нервно. Отец распрямился и теперь поглаживал свой подбородок, словно взвешивая слова, которые собирался сказать.
– Существует множество опасностей в этом мире, Соль, – начал он, – и не все из них на поверхности. Как ты думаешь, почему люди ведут войны, даже когда кажется, что мир вокруг них спокоен?
Я задумалась. Борьба за власть, ресурсы, территории… Все эти банальные причины приходили мне в голову. В Наре постоянно кто-то с кем-то воевал, в основном в центре континента: там вздымались горы и тяжело было залить поля для риса.
– Они хотят жить лучше, – предположила я. Отец довольно кивнул.
– Верно. Клинок знакомого – это не только враг снаружи, но и тень внутри нас самих. Зависть, злость…
Я нахмурилась, пытаясь уловить смысл его слов. Да уж. От всего этого начинала болеть голова. Мне стало не по себе.
– Я буду осторожна, – пообещала я, совершенно сбитая с толку.
Разговор о Сине я решила отложить.
– Ступай, отдохни. Кажется, я сделал твою голову тяжелой, как бы выдержала шея! – Отец рассмеялся и приобнял меня за плечи перед тем, как отпустить. Я поклонилась ему, вставая. Успела уже почти выскользнуть прочь, как услышала его голос: – К нам скоро приедут гости. Будь готова.
Я повернулась, взглянула на отца, и в его глазах увидела не только заботу, но и тень предвидения, будто он знал, что впереди меня ждут трудные испытания. Почти наверняка он чувствовал что-то. В конце концов, он же был шаманом. Когда я уходила, он повернулся к лисьему огню в очаге и что-то тихо ему прошептал. Тени стрекотали, приближая к нему свои мрачные силуэты.
Отец часто рассказывал мне страшные истории. Испуг закаляет печень, вот что он говорил. До сих пор помню наши истории при ста свечах, когда ночи казались бесконечными. Я, мой кузен Тоширо и папа сидели в кругу и по очереди рассказывали пугающие сказки, легенды или байки про духов, после каждой нужно было гасить свечу, пока не останется только тьма и звук испуганно стучащего сердца.
Вряд ли он имел в виду это. Нет. Стараясь припомнить другие его слова, я нахмурила лоб. Он часто призывал меня к осторожности. Не покидать в одиночестве особняк, например. Говорил про то, что люди на самом деле не такие добрые, как кажется, но у меня не было доказательств обратного. Странно все это.
Что еще ему рассказали духи, и что он решил не говорить мне, чтобы не пугать?
В тот вечер я не могла уснуть, лежала, крутилась и мучилась, и только начала дремать в какой-то немыслимой позе, как услышала негромкий стук. Сначала подумала, что показалось. Но нет, звук повторился. Я села, оглянулась – Амэя спала в соседней комнате, и мне вдруг стало страшно.
Призрак женщины в соломенной шляпе ходит по крышам и зовет тебя голосами любимых: ногти на ногах у нее такие длинные, что загибаются и цокают о черепицу, вот откуда стук…
Стук!
Забытый Бог-Ворон в белой маске смотрит, его острый клюв бьется в окно, и если ты увидишь его глаза, то уйдешь с ним на край света, где он, конечно, съест тебя, а кости закопает под камфорным деревом…
Стук!
Да что за глупые глупости?! Ну нет. Надо было успокоиться, а я вместо этого села, вылупила глаза и стала таращиться во тьму. Что-то мелькнуло в уголке глаза. Треснуло, стукнуло, тихонечко задребезжало… Папа говорил – «дом живет», а Амэя – «термиты». Сквозняк – или это кто-то дышит рядом? Точно дышит! Сидит кто-то темный и огромный в спальне и смотрит, страшный, очень страшный, из зеркала смотрит, в окна заглядывает, и если я не выпущу его отсюда, он останется со мной навечно.
Укрыться бы одеялом с головой, но я не могла шевельнуться. В соседней комнате зычно всхрапнула Амэя. Я вздрогнула, часто задышала, потерла вставшие дыбом волоски на предплечьях. Глупые глупости. Никого здесь нет. Просто ночь.
– Со-оль! – раздался громкий шепот. – Соль!
Ни в одной из известных мне страшилок не было ничего про такие голоса, звучащие столь робко. Интересно… Я накинула на тело юкату и подошла к окну. Увидев меня, Син опустил занесенную руку. Мое сердце пустилось вскачь, когда он растянул губы в широченной улыбке. В пару прыжков и подтягиваний Син оказался на черепице напротив окна. Кот – он кот и есть.
– Син! Какой ты ловкий! – прошептала я.
Кот медленно кивнул, не убирая с лица улыбки. Он опасливо обернулся, но ночь была темна и тиха.
– Я узнал, что твой отец вернулся. Как он?
Я услышала осторожность в его голосе. В темноте его зрачки расширились, вбирая в себя каждый мой жест. Я перебрала пальцами по раме, сомневаясь, – может, стоит впустить его? Нет. Это за гранью приличий.
– Устал, – ответила я. – Не в лучшем расположении духа.
Эта тайная встреча приносила мне радость, но и страх. Я боялась, что мой следующий ответ огорчит его.
– Я… ничего ему не сказала, – прошептала я. – Он… говорил всякие странные вещи. Про то, что нам что-то угрожает. Про каких-то гостей. Я мало что поняла, если честно. Кажется, отец считает меня сильно умнее, чем я есть.
– Ты умница, – Син протянул руку и легко коснулся моей щеки. В его улыбке была тень беспокойства. Возвращение отца, неопределенность в воздухе, тайна наших отношений – все это тревожило и его тоже. Мой милый Син.
