— Ты кто, Мавр? Ты кем был раньше?
Это уже был девяносто пятый год, и потому он сказал открыто:
— Генералом был.
И этому она не поверила, осталась при своем мнении.
Но когда вернулись домой и уже вшестером продолжили пир, впервые за много лет он изменил себе и, удалившись в свою комнату, вышел оттуда в генеральском мундире со звездой Героя Советского Союза и иконостасом орденов и медалей до живота. То ли от радости неожиданной встречи, то ли от вечного тягла двойной жизни, ему захотелось не то чтобы поразить воображение Томилы, но как бы заявить о себе настоящем. Форму он купил на рынке в Ялте два года назад, то есть в девяносто третьем, после распада СССР, после расстрела парламента, как знак протеста, достал из тайника все свои награды и пришил к генеральскому кителю золотые плетеные погоны образца шестидесятых годов. И фуражка оказалась современная, позорная, с южноамериканской высокой тульей, но другой, настоящей, русского покроя уже негде было взять.
За столом возникла долгая пауза. Более всего ошарашен был каперанг. Тот просто язык проглотил, увидев в приятеле генерал-лейтенанта. Томила лишь рассмеялась, захлопала в ладоши и заявила, что Мавру нужно сниматься в кино. А Радобуд вдруг стал говорить ему «вы», как-то сразу очужел и, прихватив с собой дежурного профессора-лодочника, удалился.
После пира, когда женщины разбрелись спать, а обряженный в привычную спортивную форму Коноплев принялся мыть посуду, каперанг вернулся и неожиданно заявил:
— Я догадывался, вы не простой человек. Вы не школьный учитель, как представлялись. И возраст скрываете.
— Что с тобой случилось, капитан? — спросил Мавр. — Это же театр, и ничего больше. Форму купил в Ялте по случаю, вместе с орденами. После смерти Любы скучно жить стало… Хотел перед Томилой хлестануться.
— В прошлом году ко мне приходили люди… Спрашивали про вас. Выпытывали, что знаю, чем вы занимаетесь, с кем встречаетесь, кто приезжает отдыхать. Шантажировали…
— Что же ты сразу не сказал?
— Расстраивать не хотел, да и не поверил им, что вы другой человек, не тот, за кого себя выдаете… Эти люди не из милиции, слишком дотошные и умные. Склоняли шпионить за вами, но мне ведь терять нечего…
— Спасибо… Вытирай посуду.
Радобуд послушно схватил полотенце.
— Теперь убедился: вы на самом деле генерал.
— Это моя мечта юности! — засмеялся Мавр. — А сейчас, видно, в детство впадаю, форму купил, за Звезду и ордена такие деньги выложил!.. Оказалось, дешевая подделка.
— Я двадцать лет на флоте оттрубил. И кое-что повидал. Форма на вас сидит. Вы ее поносили дай бог всякому. И ордена натуральные…
— И все-таки это шутка…
— Теперь я понял, кто выступал на митинге, — почти шепотом сообщил Радобуд. — Все гадал, кто?..
— На каком таком митинге?
— В Ялте!.. Октябрь девяносто третьего, расстрел парламента России…
— Не хватало еще на митингах выступать! Я не по этой части…
— Это были вы! Вы призывали отставных офицеров встать в строй и взять оружие, — заговорил с оглядкой. — Точно, вы… Загар только с вас уже сошел. Но он всегда к октябрю смывается…
— Будет врать-то, каперанг! Какой из меня полководец? Я больше по женской части, массаж, моцион…
— Ну, как хотите, товарищ генерал, — Радобуд ничуть не расстроился. — А скажите мне… ну, по секрету, что ли. Неужели Россия теперь никогда не встанет с колен? Я так переживаю, товарищ генерал!.. Я готов был идти за вами в Ялте! И сейчас готов!.. Но кругом одни изгои! С кем идти?
Мавр отложил не отмытую тарелку и снял фартук.
— Знаешь что, каперанг… А не прокатиться ли нам на катере по ночному морю?
Тот все понял, лихо козырнул:
— Есть, товарищ генерал!
Они пришли на лодочную пристань, отбоярились от компании Курбатова, который заступил на дежурство, взяли катер, в полном молчании отошли от берега на полтора километра и легли в дрейф.
На море был полный штиль и классическая лунная дорожка, расчеркнувшая бесконечное водное пространство.
— Как ты сказал — изгои? — переспросил Мавр. — Пожалуй, слово подходящее…
— А кто еще? — подхватил Радобуд. — Равнодушная, но энергичная полупьяная толпа, которой помыкают, как хотят! За несколько лет перекрасились в красных, теперь срочно малюются под демократов… Низость, пошлость, темнота и никакого чувства достоинства!
— Это хорошо, что ты понимаешь обстановку. Но мне всегда жаль изгоев, каперанг. Смотрю на этих женщин… побросали профессию, рвут жилы, мотаются по странам. Кругом воровской или торгашеский дух… Вырождение нации, славянского единства… Вечный принцип — разделяй и властвуй! Пора бы заступиться нам за славян…
— А я ловлю себя на мысли, что начинаю презирать свой народ, — признался Радобуд. — Наверное, это нехорошо… Но не могу смотреть, как его унижают, а он молчит. И это выдается за долготерпение! Положительное качество! Только бы не было войны!
— Смири свое жесткое сердце, каперанг, — посоветовал Мавр. — Не суди строго, не руби с плеча.
— Ладно, пусть так!.. Но что станет с Россией? С Украиной? У меня есть чувство, вы знаете!
— Все будет в порядке. Опять, как в сорок пятом.
— Понял, придется отступать до Москвы и топать, например, до Вашингтона.
— Нет, снова до Берлина. И топать не придется…
— Война с немцами? Что-то плохо верится… Наш этот вечно пьяный президент из Германии не вылезает, лучший немец… Стыд смотреть! Под канцлера подкладывались, что тот пятнистый, что этот!
— Да нет, каперанг, ты приглядись внимательнее, — засмеялся Мавр. — И увидишь, кто под кого ложится. И кто над кем куражится.
— Не понял… Я что, слепой? Это же национальный позор!.. Они покорили Россию, развели нас с Украиной и Белоруссией. И теперь издеваются. И надо, чтоб опять, как в сорок пятом?..
— Не кипятись, каперанг, все будет нормально и без войны.
— Весь вопрос — когда? Мы хрен дождемся!
— Ничего, дождемся. Если ты мне поможешь.
— Да я готов!..
— Верю, иначе бы и разговора не затевал… Мы вот с тобой ныряем на дно морское, собираем битую посуду и получаем свои гнусные копейки. А сами на золоте сидим! Вся объединенная Европа должна бы отслюнивать нам зарплату, каждому жителю бывшего СССР. Примерно по триста баксов ежемесячно.
— Такого никогда не будет, — уверенно заявил Радобуд.
— Да, это из области фантастики. Другое воспитание. — Мавр снял ботинки, и спустив ноги с борта, похлюпал водой. — Благодать!.. Но все равно не люблю моря…
— Нам что, Европа задолжала? — не внял лирическому настроению каперанг.
— Знаешь, почему немецкий канцлер записал наших президентов в друзья? И валандается с ними?.. Объединение Германии, разрушение Берлинской стены — это верхушка айсберга. Ублажает их и раскручивает совсем по другому поводу: хочется ему заполучить пакет ценных бумаг, оказавшийся в России. А его русские друзья — ни сном ни духом! Не доросли, чтобы знать об имперских тайнах, поскольку они находятся вне идеологии. Последним, кто, возможно, что-то слышал, был Брежнев. И то потому, что я, согласно инструкции, доложил специалисту по золотовалютным резервам о существовании Веймарских акций у нас в СССР. Но он уже тогда впадал в маразм и, думаю, толком ничего не понял. До меня потом дошло, будто Леонид Ильич решил, что это был очередной ходатай за Жукова… Ну, и слава богу! Главное, я свой долг выполнил.
