В тот же миг ассасины исчезли так же тихо, как появились. Дуротан моргнул, чувствуя оцепенение, охватывавшее его по мере того, как кровь неудержимыми потоками покидала тело. Он попытался шевельнуться, но не смог. Он мог только смотреть угасающим взором на своего сына и видеть, как надрывается от крика его маленькая грудь и неистово размахивают, будто грозя в пустоту, крохотные кулачки.
«Драка… любимая… мой сынок… мне так жаль. Это моя вина…»
Мир вокруг начал тускнеть, образ сына таял. Единственным утешением для умирающего Дуротана, вождя клана Снежного Волка, было знать, что он умрёт и не успеет увидеть, как лесные хищники сожрут его сына.
— Свет Великий, это ещё что за шум! — Таммис Фокстон, двадцати двух лет от роду, наморщил нос, прислушиваясь к странным звукам, которые разносились по лесу. — Теперь мы смело можем возвращаться домой, лейтенант. Этот шум наверняка распугал всю дичь.
Лейтенант Эделас Блэкмур одарил своего личного слугу ленивой усмешкой.
— Неужто ты позабыл всё, чему я пытался научить тебя, Таммис? — спросил он, растягивая слова. — Мы выехали не для того, чтобы настрелять дичь, а для того, чтобы убраться, наконец, из этой треклятой крепости. Пусть воет сколько влезет, что бы это ни было.
Он сунул руку за спину в перемётную суму. Бутыль была гладкой и прохладной на ощупь.
— Охотничью чашу, сэр? — Таммис, невзирая на недовольные замечания Блэкмура, был великолепно вышколен. Он отцепил от седла небольшую чашу в виде головы дракона и протянул её хозяину.
Охотничьи чаши делались специально на такой случай: у них не было основания, на которое их можно было бы поставить. Но Блэкмур отказался:
— К чему эта возня?
Он зубами вытащил пробку и поднёс к губам горлышко бутыли. Отличная выпивка. Первый же глоток опалил глотку и насквозь прожёг внутренности. Утерев губы, Блэкмур снова заткнул бутыль пробкой и сунул обратно в перемётную суму. Он намеренно оставил без внимания быстрый взгляд Таммиса. Какое дело слуге до того, сколько пьёт его хозяин?
Эделас Блэкмур стремительно поднимался от звания к званию благодаря своей почти невероятной способности выкашивать во время битвы целые ряды орков. Старшие по званию относили это на счёт мужества и умения. Блэкмур мог бы объяснить им, что его понимание мужества несколько отличалось от привычного, но не видел в этом никакого смысла.
Хорошая репутация Блэкмура отнюдь не вредила его отношениям с дамами, так же как и его лихая внешность. Высокий, статный, чёрные волосы до плеч, стального цвета глаза, маленькая, аккуратно подстриженная бородка клинышком — он воплощал собой образ героического солдата. И если порой женщины, покидая его постель, становились несколько печальнее, хоть и мудрее, и частенько обзаводились парой-другой синяков, Блэкмура это нисколько не заботило. Там, где он их находил, этот товар всегда присутствовал в изобилии.
Оглушительные звуки начинали раздражать лейтенанта.
— Оно не уходит, — прорычал Блэкмур.
— Возможно, это раненое животное, сэр, которое не может двинуться с места, — сказал Таммис.
— Тогда давай отыщем его и прикончим, это будет даже милосердно, — предложил Блэкмур. Он, пожалуй, чересчур яростно пришпорил Ночного Певца, лоснящегося мерина, такого же чёрного, как его имя, и конь полетел туда, откуда раздавались невыносимые звуки.
Ночной Певец остановился так резко, что Блэкмур, отличный наездник, чуть не вылетел из седла. Он выругался и огрел скакуна кулаком по загривку, но потом замолк, потому что увидел, что именно заставило Певца остановиться.
— Свет Благословенный, — прошептал Таммис, подъехав на своём маленьком сером пони. — Ну и бойня здесь была.
На земле лежали три орка и огромный белый волк. Блэкмур видел, что они умерли недавно. Кровь уже свернулась, но никакого запаха разложения ещё не было. Два самца и одна самка. Пол волка никого не заинтересует. Проклятые орки. Дерись эти животные между собой почаще, у таких, как он, изрядно поуменьшилось бы хлопот.
Что-то шевельнулось, и Блэкмур заметил источник отвратительных звуков. Это было самое отвратительное существо, которое он когда-либо видел, — орочий детёныш, завёрнутый в нечто, что эти твари, несомненно, считали одеялом. Поражённый, он спешился и направился к орчонку.
— Осторожно, сэр! — взвизгнул Таммис. — Оно может кусаться.
— Ещё никогда не видел их детёнышей, — проговорил в ответ Блэкмур.
Он легонько потыкал младенца кончиком сапога. Ребёнок выкатился из бело-синего свёртка, его ужасное зелёное личико сморщилось ещё больше, и он снова завыл.
Несмотря на то, что Блэкмур уже успел осушить одну бутыль мёда и основательно приложиться к другой, его ум работал по-прежнему ясно. И внезапно у него в голове начал складываться интереснейший замысел. Не обращая никакого внимания на унылые предупреждения Таммиса, Блэкмур наклонился и подобрал маленькое чудовище, аккуратно завернув его снова в синюю с белым ткань. Почти сразу же детёныш перестал плакать. Серо-голубые глаза орчонка встретились с человеческими.
— Занятно, — сказал Блэкмур. — Пока они маленькие, глаза у них голубые, совсем как у человеческих детей.
Но пройдёт совсем немного времени, и эти глаза станут маленькими, как у свиньи, сменят свой цвет на чёрный или красный и будут с ненавистью смотреть на всех людей.
Разве только если…
Блэкмур всю жизнь трудился за двоих, чтобы к нему относились хотя бы вполовину так же, как к другим, равным ему и по рождению, и по званию. Тень предательства его отца довлела над ним, но он делал всё возможное, чтобы добиться власти и положения. Многие до сих пор относились к Блэкмуру с недоверием. «Предательская кровь», — частенько шептали у него за спиной. Но теперь, быть может, наступит час, когда ему больше не придётся сносить все эти издевательства.
— Таммис, — сказал он задумчиво, пристально вглядываясь в невозможную, неестественно нежную голубизну глаз орчонка. — Знаешь ли ты о том, что обладаешь высокой честью служить выдающемуся человеку?
— Разумеется, сэр, — выдал Таммис ожидаемый ответ. — Могу ли я полюбопытствовать, почему именно сейчас это особенно важно?
Блэкмур поднял взгляд на слугу, который всё ещё сидел верхом, и усмехнулся.
— Потому что лейтенант Эделас Блэкмур держит в руках нечто, что принесёт ему славу, богатство и, что самое главное, власть.
Таммис Фокстон был очень обеспокоен, и непосредственной причиной этого служило страшное раздражение, в котором пребывал его хозяин. Когда они принесли домой орочьего детёныша, глаза Блэкмура горели задором, словно он побывал на поле битвы.
