Ведь один из самых мудрых и жизнерадостных моих друзей имеет умную голову и полностью искалеченное тело. Он лучше других понимает, что каждый день для него может быть последним — но я не видела человека более светлого. Кажется, что ум его путешествует по всей земле вместе с ветром, нет тайны, которую он не смог бы открыть, нет знания, к которому он не подобрал бы ключика. Он щедро делится этим знанием с людьми.
После встреч с ним я радуюсь, что могу сама расчесать себе волосы и почистить зубы. И дотянуться рукой до ветвей дерева. И наклонится до земли. И пойти, куда мне вздумается. Ногами.
Мой друг и не подозревает, что страдает.
Он живет. Тяжело, но радостно.
Люди идут к нему. Не из жалости, о нет. С ним — интересно.
Слова пришлого наставника зацепили меня, захотелось поделиться с ним радостью, если он обделен.
Это же так просто — любить жизнь! Это так просто…
* * *
По лазоревой степи ходит месяц молодой, с белой гривой до копыт, с позолоченной уздой…
Когда двигаться удобно, многое становится куда доступнее.
Когда по рукам и ногам скользит нежный шелк, телу приятно. Это одна из тех маленьких радостей, которые наполняют корзинку счастья наравне с закатом и восходом, запахом свежего снега и нежной зеленью первой травы, детским смехом и рокотом воды на перекатах.
Когда тебе приятно, радость от тебя расходится волнами. И возвращается к тебе, как эхо, отразившееся от горных склонов.
И никто, кроме тебя, не в силах создать тебе эту радость: только ты чувствуешь, удобно тебе или нет.
И ведьма это знает.
Глава четвертая
ЛЕВ ИГРАЕТ С ЛУНОЙ
Зима набирала силу. Холода сковывали землю.
И однажды так случилось, что в холодный день никто, кроме нас с сестрой не пришел.
Мы были втроем я, она, и наставник.
Это занятие отличалось от других.
Сестра мимоходом сказала, что я занимаюсь сходным боевым единоборством, — и наставник услышал эти слова.
Он рассказал, что его искусство древнее, что именно из него произросли побеги всех остальных, но основные секреты старые мастера не открыли, оставили у себя.
Он показал удар по правилам его учения — как черный вихрь пронесся мимо нас. Это было великолепно.
Объяснил, что даже тогда, когда он кажется напряженным, на самом деле он спокоен и расслаблен. Как океан. В качестве доказательства разрешил потрогать мускулы на руке.
Это был крепкий телом человек. Черные, достаточно просторные одежды скрадывали фигуру, но руки поражали силой.
Восторги он воспринял благосклонно. Было видно, что ему приятно.
Убедившись, что глаза наши сияют от удовольствия, он начал показывать парные движения, которых мы еще не проходили. Сказал, что в этих движениях один должен играть роль мужчины, роль ведущего, второй — роль женщины, роль ведомого. Чтобы было понятно, как правильно делать, он будет ведущим.
Будет мужчиной.
Это было красиво, завораживало.
На озаренный потолок ложились тени, сплетенья рук, сплетенья ног…
Руки его обвивались вокруг моих запястий, рождая странные ощущения. На руках, от локтя до ладони, там, где близко проходят кровеносные сосуды, и родничком бьется пульс, кожа тонкая и нежная. Она чувствует прикосновения, как никакая другая. Она улавливает биение чужого родника, тепло другого тела, жар соблазна. Этот жар, проникая в кожу, подхватываемый кровью, заставляет просыпаться тайные источники, которые, чувствуя приглашение, начинают бурлить, вплескивая в кровь колдовское варево, туманящее голову.
Я думала, наставник пронизанного тайнами искусства знает, что делает, не соблюдая ограничений, хорошо знакомых всякому, кто работает с людьми. Особенно с людьми противоположного пола.
Потому что нельзя вот так трогать женщин. Нельзя поднимать древние, как сама земля, силы.
Иногда можно наткнуться на ведьму.
Получив приглашение чужих рук, любопытная ведьма отзовется и потрогает в ответ.
И одни боги знают, какие струны она заденет.
Потому что есть искусства приобретенные, а есть врожденные. И то, что дано тебе от рождения, очень сложно держать в узде, оно ведь, все-таки, из разряда неосознанных, ты умеешь это делать, и все тут.
Именно поэтому ведьма и старается касаться людей — что пальцами, что словами — крайне осторожно, соблюдая запреты. Ведь древние силы легко высвободить и очень, очень трудно усмирить.
Я знаю. Я ведьма.
И это нелегкое знание.
Мы возвращались домой, на Гору, и глаза у нас с сестрой блестели одинаково. Это недвусмысленно говорило, она испытала то же, что и я. Но чаша ее любопытства наполнена опытом, она мудрее.
А меня, когда я дошла до домашнего очага, накрыло сильнейшее эхо парных движений. Иногда такое называют оргазмом.
Это было странно и непонятно. По меньшей мере.
С этим нужно было разобраться.
* * *
Любопытство любопытству — рознь.
Со стороны ведьма может казаться крайне нелюбопытной, спящей на ходу особой.
Потому что ей совершенно неинтересно развлечение, зачастую составляющее основное занятие кумушек обоего пола: страстный интерес к жизни соседей и знакомых.
Подсматривать, подслушивать и додумывать обожают люди, не сумевшие выстроить собственную жизнь. Ведьме же достаточно смотреть, слушать и думать. Ведь в каждой капле отражается небо.
Ведьма знает — мелочей нет.
Ровно так же она не понимает и сладости мщения.
По мнению ведьмы, месть как таковая — штука чрезвычайно глупая. И опасная в первую очередь для мстителя.
Достаточно тех мер, что обеспечивают безопасность, — но растрачивать силы и время на причинение вреда? Мстить, карать и воздавать по заслугам? Увольте. Пусть боги карают, им сверху видно все.
Ведьма же отодвинет в сторону мешающий камень, или обойдет его. Или сбросит в пропасть, если обойти не удастся. Или найдет ему применение.
Но плевать на него или с болезненным наслаждением разбивать на мелкие кусочки, чтобы потешить чувство мести ей и в голову не придет.
Есть значительно более интересные вещи.
Любопытство же ведьмы заключается в том, что она способна принять правила чужой игры, чтобы посмотреть, в какие дела преобразуются слова, какой историю прячет заглавие.
* * *
И первое открытие, которое меня ожидало при новой встрече с наставником — запах страха.
Это было настолько неожиданно, что я не поверила.
Мы не привыкли обращать внимание на запахи, оставляя обоняние диким зверям, считая, что дым от очагов лишил нас носа.
Но женщину в поре, когда она способна вынашивать и рожать детей, природа наделяет тонким, воистину звериным нюхом. Это невыносимо осложняет жизнь, но и привносит новые ощущения, необычные знания. Возможно, такова одна из защит матери. Я только по запаху способна понять, в каком настроении вернулся мой муж домой. Хотя он мне и не верит. Но я чувствую запахи — чувствую вплоть до изнуряющей головной боли.
