Каргов охватил страх, и они начали искать в этом жутком тумане своих, уже не думая о деревенских. Они все собрались на склоне, но и там время от времени появлялись видения и призраки, а потом новые призраки нападали сзади с копьями или ножами и тут лее исчезали. Карги пустились бежать вниз по склону — они бежали молча, без конца спотыкаясь, пока не выбрались из сплошного серого тумана и не увидели реку и овраг под деревней в лучах утреннего солнца. Тут они остановились, собрались все вместе и наконец отважились взглянуть назад. За их спиной была стена вьющегося кольцами тумана, из которого неожиданно вынырнули два отставших воина. Натыкаясь на камни, они пытались как можно скорее добраться до своих, длинные копья болтались у них за плечами. Ни один из каргов больше ни разу не оглянулся. Они торопливо спускались, стремясь уйти подальше от заколдованного места.
В Северной Долине каргов ждало возмездие. Города Восточного Леса от Оварка до побережья собрали людей и выслали их против захватчиков. Отряд за отрядом спускался с гор, и за два дня карги были оттеснены к морскому берегу над Восточным Портом, где они обнаружили свои сожженные суда. Они сражались, стоя спиной к морю, пока не погибли все до единого. Песчаные пляжи в устье Ара были бурые от крови. Потом кровь смыло приливом.
Между тем в то утро, когда ушли карги, над деревней Олыпанники и Крутым Откосом еще некоторое время держался сырой туман, пока его не отнесло ветром, после чего он окончательно растаял и испарился. Несмотря на яркое солнце, ветер так и не утих. Постепенно стали появляться люди, которые растерянно оглядывались вокруг. Рядом с мертвым каргом с длинными светлыми волосами, залитыми кровью, лежал деревенский дубильщик, встретивший смерть в бою, как благородный рыцарь.
Внизу в деревне догорал дом, подожженный каргами. Подбежавшие люди стали тушить пожар — битва была окончена, и они вышли из нее победителями. На улице под большим тисом одиноко сидел Дьюни, сын кузнеца, не замечая ничего, что делалось вокруг. Он не был ранен, но потерял речь и, казалось, ничего не соображал — сидел, будто его пригвоздили к месту. Деревенские жители прекрасно понимали, что для них сделал этот мальчик. Они отвели его в отцовский дом и пошли звать ведьму. Они умоляли ее выйти из пещеры и вылечить парня, спасшего им жизнь и все их достояние — не удалось уберечь всего один дом и четырех односельчан, убитых каргами.
У Дьюни на теле не оказалось ни одной колотой раны, но он по-прежнему не говорил, не спал и не принимал пищи — казалось, он не слышит, когда к нему обращаются, и не видит пришедших его навестить. В их краях не было волшебника, который взялся бы его исцелить. Тетка сказала, что он «израсходовал все свои силы», но — как помочь ему — ей было неведомо.
И пока он так лежал, безучастный и глухой ко всему, история о парне, который сгустил туман и спугнул каргских мечников с помощью трюка с туманом, уже распространилась по всей Северной Долине и Восточному Лесу. О ней узнали даже в горах и в Большом Гонтском Порту. Так случилось, что на пятый день после избиения каргов в устье реки Ар в Оль-шанниках объявился какой-то странник, ни молодой и ни старый, — он был в плаще, но с обнаженной головой, в руке он легко нес большой дубовый посох, доходивший ему до макушки. Он пришел не по течению Ара, как большинство людей, а вышел прямо из леса на высоком склоне горы. Деревенские кумушки сразу же увидели, что это волшебник, и, когда тот сказал им, что он знахарь, тут же отвели его в дом к кузнецу. Отослав из комнаты всех, кроме отца мальчика и тетки, незнакомец наклонился над койкой, где лежал Дьюни, вглядываясь в темноту невидящими глазами.
Странник положил руку ему на лоб и пальцами коснулся его губ.
Дьюни медленно сел, озираясь вокруг. Вскоре он заговорил, силы и чувство голода начали возвращаться к нему. Ему дали немного попить и что-то съесть. Затем он снова лег, не сводя со странника темных задумчивых глаз.
Кузнец сказал незнакомцу:
— Сразу видно, ты не простой человек.
— И этот мальчик будет не простым человеком, — ответил лекарь. — История о его подвиге и трюке с туманом дошла до Ре-Альби, где я живу. Я пришел сюда дать ему имя, если, как мне говорили, он еще не прошел Посвящение.
Ведьма шепнула кузнецу:
— Брат, мне кажется, это Огион, маг из Ре-Альби. Тот, что укротил землетрясение.
Однако медника ничуть не смутило громкое имя.
— Моему сыну тринадцать лет исполнится в этом месяце, — сказал он, — но Посвящение его мы бы хотели отложить до Праздника Солнцеворота.
— Надо дать ему имя как можно скорее, — ответил маг. — Ему очень не хватает имени. «У меня много других дел, но я сюда вернусь в день, который ты назначишь. И если ты не будешь против, я возьму его с собой, когда приду сюда в следующий раз. А если он окажется смышленым, я определю его к себе в ученики или позабочусь о том, чтобы он получил образование, соответствующее его дару. Опасно держать в неведении ум прирожденного мага.
Огион говорил мягко, но в то же время настолько убедительно, что даже твердолобый кузнец согласился на его предложение.
Когда Дьюни исполнилось тринадцать лет, Огион, проделав долгий путь через гору Гонт, снова пришел в деревню, после чего состоялась церемония Посвящения. Это был день, уже тронутый великолепием ранней осени, хотя на деревьях все еще сохранялась ярко-зеленая листва. Ведьма взяла у мальчика имя, которым в младенчестве нарекла его мать. Лишенный имени, обнаженный, он ступил в холодный источник реки Ар, там, где он течет среди скал под высокими утесами. Когда он вошел в ручей, водянистые облака закрыли солнечный лик и их огромные тени скользнули по воде и смешались с ней. Он шел в ледяной воде, стуча зубами от холода, но, как и положено, держался прямо и ни разу не убыстрил шага. На берегу его ждал Огион. Когда юноша вышел на берег, маг сжал его локоть и тихо назвал настоящее его имя — Гед.
Так он получил свое подлинное имя от одного из мудрейших знатоков магического искусства.
Праздник был в разгаре, и деревня вовсю веселилась — еды было вволю, пива хоть залейся. Был тут и бард из Северной Долины, который пел «Деяния Повелителей Драконов».
— Пойдем, сынок, — сказал тихим голосом маг. — Попрощайся со всеми, пусть они себе пируют дальше.
Гед собрал и принес все свое имущество — бронзовый нож, специально выкованный для него отцом, кожаную куртку, которую вдова дубильщика перекроила по его мерке, и ольховый посох, заколдованный теткой. Это все, что у него было, не считая рубахи и штанов. Он простился со всеми односельчанами и в последний раз окинул взглядом хижины, беспорядочно разбросанные у подножия высоких утесов, над источником, питаемым водами реки, а затем двинулся в путь со своим новым учителем по крутым лесистым склонам гор, сквозь листву и тени красочной осени.
