— Значит, вас, Карл, тоже травили негодой? — маршал повернул голову и их глаза, наконец, встретились. Миндалевидные карие глаза смотрели на Карла иронично, но не обидно, точно так же, как и в тот, самый первый раз, когда Гавриель пришел к нему в мастерскую и нашел Карла наедине с портретом Галины Нерис.
— Я выжил, — ровным голосом сообщил Карл. — Впрочем, это произошло не без помощи Табачника.
— Любопытно, — губы Гавриеля тронула улыбка понимания, но смуглое красивое лицо осталось спокойным.
— А теперь, что-то недоговариваете вы, Гавриель.
— Вероятно, людей, выживших после отравления негодой, можно пересчитать по пальцам, — медленно сказал маршал. — Во всяком случае, вы всего лишь второй, о ком я знаю достоверно.
— Кто же был первым? — было очень трудно отвести взгляд, но Карл все-таки повернул голову и уставился прямо перед собой, на пыльную песчаную дорогу.
— Уль Кершгерид.
— Князь Раконы?
— Да, и мы как раз проезжаем по его землям.
— Я помню историю, — кивнул Карл. — Кершгерид слыл чернокнижником, не так ли?
«А еще он родился в год восхода Голубой Странницы. Во всяком случае, его имя называли и Алексей Сарн, и Пауль Рыбарь».
— Пустое, — возразил Гавриель. — Естественное преувеличение недалеких людей, гнусные наговоры врагов, и обычное для обывателей — хоть в ту эпоху, хоть в эту — неумение отличать черное от темного.
— А вы, Гавриель, стало быть, знаете правду? Откуда?
— Я читал записки Уля. Его личные записки, — маршал сделал короткую паузу, как бы обдумывая то, во что собирался посвятить сейчас Карла. — Я думаю, он был откровенен, так как не предполагал, что его личные записи станут достоянием истории.
— Судя по тому, что я слышу об этом впервые, достоянием истории они так и не стали.
— Ну, что ж, — усмехнулся Гавриель. — Возможно, я несколько преувеличил, но, с другой стороны, я-то их все-таки читал.
— Где? — это был отнюдь не праздный вопрос. Где могли находиться записи человека, жившего четыре с лишним сотни лет назад? При том, так, чтобы никто о них не знал и даже не слышал во все эти годы, однако, чтобы кто-то, в данном случае Гавриель, их все-таки смог когда-то найти и прочесть?
— Я читал их в его замке.
Что может быть естественнее такого ответа! Но, тогда, возникал другой вопрос. Где мог скрываться замок Уля Кершгерида, чтобы и об этом никто ничего не знал?
— А разве его замок сохранился? — спросил Карл, никогда прежде не слышавший ничего определенного не только о месте, где жил Темный Уль, но даже просто о каких-либо вещах, принадлежавших этому грозному воителю и магу. — Где вообще жил Мертвый Волшебник?
— Ну, если Ракона находилась здесь, то где же и стоять замку Кершгерида, если не здесь, на землях его княжества? — чувствовалось, что Гавриель готов засмеяться, и Карл на секунду даже поддался надежде, что так и случится. Но маршал не засмеялся. — Мертвый Волшебник… Стало быть, вы, Карл, тоже слышали это прозвище? Знаете, что оно означает?
— Нет, — покачал головой Карл, которому было известно лишь это прозвище, вычитанное когда-то давно в одной из старых флорианских хроник. — А вы, Гавриель? Вы знаете?
— И я не знаю, — равнодушным тоном ответил Гавриель. — Но мы, кажется, говорили о замке Кершгерида. Он сохранился. Во всяком случае, шестьдесят лет назад, его руины все еще стояли на том же самом месте, где он был когда-то построен, на скале над Второй Ступенью. Будете проходить Три Ступени, Карл, посмотрите налево по ходу движения.
— Только делайте это ночью, — предупредил Гавриель. — При луне. Иначе ничего не увидите.
Вторая ступень. Карл это место помнил хорошо. Долгий подъем к седлу перевала начинался чуть выше долины Пенистой и условно делился на три неравных отрезка, которые из-за резкого перепада высот издавна звались в этих краях «тремя ступенями». Вторая ступень — узкое ущелье с высокими обрывистыми стенами — предстала сейчас перед его мысленным взором во всем множестве мельчайших деталей, сбереженных безукоризненной памятью художника, но посмотрел ли он, проходя Второй ступенью, хотя бы раз вверх, Карл припомнить не смог.
— Как вы туда забрались? — спросил он, рассматривая внутренним взором левую, вертикально уходящую к далекому небу («Выходит, я все-таки смотрел вверх?») стену ущелья.
— Увидите, Карл, — рассеянно ответил Гавриель. — Ночью. При луне.
— Хорошо, — не стал настаивать Карл. — Так что же написал в своих записках князь Раконы?
— Много интересного, — возможно, маршал Меч не был уверен в том, о чем он говорит, но все-таки он говорил, и теперь его речь была похожа на движение несчастного путника, пересекающего замерзшую реку по тонкому льду. — Много любопытного, но главное, он не был чернокнижником, Карл. Да и великим магом, по большому счету, я бы его не назвал. Все его темное могущество выражалось в том, что он умел смотреть сквозь тьму. Только и всего, Карл. Немало, конечно, но, согласитесь, и не много.
— Уль смотрел сквозь тьму, — Карл почувствовал, что обязан произнести это вслух. Знание было слишком большим, чтобы сразу найти ему место в своей душе.
— Вас это ужасает, Карл? — без тени удивления в голосе, спросил Гавриель. — Напрасно. Не спорю, это темное искусство, но не черное. Вы же художник, мой друг, вы должны чувствовать разницу.
— Рукопись все еще там? — странно, но то, что он открыл даме Виктории, рассказать сейчас Гавриелю, Карл не смог. И Деборе он об этом не рассказал тоже. Во всяком случае, пока.
— Я думаю, что да, — Гавриель снова стал задумчив. Неуверенность из его голоса исчезла, но зато он, по-видимому, снова вернулся к каким-то своим мыслям, занимавшим его во все время разговора, и делиться которыми с Карлом маршал не спешил. — Во всяком случае, я их оставил там, где они пролежали предыдущие четыре столетия. Такие вещи… Впрочем, вернемся к вам, Карл. Вы сказали, что теперь вы герцог. Цезарь получил право жаловать своих подданных высшими титулами принципата?
— Нет, Гавриель, — покачал головой Карл. — Великие бояре никогда на это не пойдут. Я получил титул по наследству.
— Вы были женаты на ком-то из этой семьи, — даже теперь голос маршала не дрогнул, и все-таки чувство, глубоко запрятанное за стеной равнодушия, скрыть вовсе не смог. Это была старая история, которая никогда не омрачала их дружбы, но которую, тем не менее, всегда принимали в расчет оба, и Гавриель, и Карл.
— Да, ее звали Стефания, — коротко объяснил Карл. — Она умерла тридцать лет назад.
— Вот, как! Ну что ж, примите мои соболезнования Карл.
— Они приняты, Гавриель, — мягко ответил Карл.
— С кем собирается воевать Флора?
