Разумеется, Громф не сказал ничего.
Глазами Киорли Громф видел, как Джаэмас погрузил серебряную ложку в чашу, старательно следя, чтобы не порезать хрупкие глазные яблоки. Маг Хорларрин, продолжая нараспев произносить заклинание, взял крысу из рук хозяина, и перед мысленным взором Громфа все закружилось. Он слышат, как Прат бережно опустил чашу на пол, а Джаэмас повернул крысу так, что Громф смог увидеть себя лежащим на спине на холодном стальном столе. Громф видел, как дрожали руки Прата, когда тот осторожно, почти нехотя обернул кожаные ремни вокруг правого запястья Громфа. Племянник затянул петлю, но недостаточно туго.
— Крепче, мальчик! — рявкнул Архимаг. — Не будь таким щепетильным и не бойся причинить мне боль.
Громф позволил себе рассмеяться, когда его племянник затянул петлю и перешел к правой лодыжке. Джаэмас продолжал выпевать слова заклинания, пока Прат привязыват дядю к столу за запястья и лодыжки. Наконец прочность узлов и петель удовлетворила Громфа, и он кивнул магу Хорларрину.
«Как странно, — подумалось Архимагу Мензоберранзана, когда Джаэмас опустил Киорли на его обнаженную грудь. — Если бы Ллос пожелала, ничего этого не понадобилось бы, но независимо от того, отвечает она на мольбы своих жриц или нет, это все равно оказалось возможным».
Эта мысль принесла Громфу временный покой. Осознание — нет, уверенность в своем могуществе всегда успокаивала его, сделала она это и теперь. Именно эта уверенность помогла ему дышать ровно и сохранять неподвижность, пока он, следя глазами крысы, видел, как Киорли бесцельно, лениво прошлась по его груди к подбородку. Крыса помедлила, и Громф увидел черные кончики пальцев Джаэмаса, приближающие к его левому глазу загнутый кусок проволоки. Пальцы, коснувшиеся век Громфа, были прохладными и сухими. Архимаг лежал неподвижно, пока Хорларрин осторожно пристраивал проволочки, чтобы веки Громфа оставались широко раскрытыми. То же повторилось с правым глазом, Джаэмас продолжал нараспев произносить заклинание, а Киорли взирала на все это с несвойственным ей терпением. Крыса двигалась замедленно под действием заклинания, и та же магия заставляла грызуна сосредоточиться на глазах Громфа.
Хотя Громф и чувствовал проволочки, удерживающие его глаза открытыми, но стоило ему перестать концентрироваться на своей любимице — и он не мог видеть ничего. Ни намека на свет или тени, ни малейшего отблеска.
Громф глубоко вздохнул, успокаиваясь.
— Продолжайте! — велел он.
Отвлекшись от крысы и сконцентрировавшись на самом себе, Громф не мог видеть, как Киорли ползет по его лицу, но ощущал каждый укол ее коготков, ощущал ее мускусный запах, слышал ее посапывание. Усы коснулись одного из открытых глаз Громфа, и Архимаг вздрогнул. Прикосновение было болезненным. Пусть глаза его стали бесполезными, но боль они по-прежнему чувствовали.
«Что ж, — подумал Громф, — тем хуже для меня».
С первым укусом голову Архимага захлестнула волна жгучей мучительной боли. Тело Громфа напряглось, зубы заскрипели. Он чувствовал, как попятилась крыса, как кровь медленными каплями потекла по щеке. Джаэмас продолжал петь. Боль не утихала.
— Киорли, — пробормотал Архимаг. Крыса колебалась. Даже под воздействием заклинания, даже соблазняемая таким лакомством, как живой — пусть и невидящий — глаз, крыса чувствовала, что увечит своего собственного хозяина, хозяина, который, как показывало прошлое, менее всего склонен был прощать.
Громф заставил себя проникнуть в сознание своей любимицы и, несмотря на один уже уничтоженный, кровоточащий глаз, снова получил возможность видеть. Однако это было все то же лишенное красок, слабое видение крысы. Он смог увидеть то место, где крыса уже выгрызла из его правого глаза кусок, смог увидеть кровь, увидеть себя, дрожащего, увидеть отчаянно сжатые челюсти и открытый, беспомощный свой второй слепой глаз, ожидающий, чтобы грызун против собственной воли занялся им.
Громф заставил крысу продолжать.
Киорли могла еще колебаться, выполнять ли приказы Джаэмаса, но на приглашение хозяина перекусить она откликнулась без промедления. На протяжении по меньшей мере трех укусов Громф видел, как его собственный глаз выедают из его же головы, потом зрение Киорли затуманилось, когда она погрузила голову в опустевшую глазницу, чтобы выгрызть нежные, сочащиеся кровью остатки изнутри.
Боль была не сравнима ни с чем, что Громфу довелось когда-либо испытать, а Архимагу Мензоберранзана в его долгой непростой жизни пришлось пережить всякое.
— Кричите, если хотите, Архимаг, — шепнул племянник ему на ухо, едва слышно за звуками, издаваемыми грызущей крысой. — В этом нет ничего позорного.
Громф замычал, пытаясь ответить, но не разжал челюсти. Этот начинающий понятия не имел о том, что такое позор, но даже среди сводящей с ума боли Громф пообещал себе, что племянничек узнает это и что это — последний раз, когда Прат Бэнр дает советы своему дяде.
Громф не закричал, даже когда крыса перешла ко второму глазу.
Демон увлек их в самую темную часть озера, и никто из дроу ничего не имел против. Покачиваясь на якоре в глубокой темной заводи Озера Теней, корабль хаоса - корабль Раашаба - сверкал костяной белизной на фоне кромешной тьмы. Чернота самой воды была сравнима лишь с глубоким эбеновым цветом кожи его победителя-дроу. Маг, тот, кого называли Фароном, нашел его, пленил, приковал к его же палубе и проделал все это без намека на смирение, на почтительность или страх. При этой мысли жесткие черные волосы, покрывающие морщинистую серую шкуру демона, встали дыбом. На несколько мгновений демон застыл, упиваясь своей ненавистью к этому дроу и его надменным сородичам.
Дроу вытаскивал из портала раболепствующих, хнычущих, безвольных гривастых демонов одного за другим. Проклятые души этих мелких негодяев служили пищей в Абиссе, и они же стали пищей для корабля хаоса. Ури-дезу замечал, какое количество гривастых одновременно вызывает маг-дроу за один раз, надеясь определить силу темного эльфа. Раашаб не знал, большого ли искусства требовало извлечение из врат младших демонов, но, судя по тому, как много их прошло через портал, дроу обладал значительными магическими способностями. Раашаб не помогал дроу и был рад предоставить им возможность не только кормить его корабль, но и тратить на это свои заклинания, силы и внимание. Присутствие всех этих причитающих, жалких демонов должно было настолько притупить чувства жриц-дроу, что со временем Раашабу могла предоставиться возможность сокрушить стены своей тюрьмы.
