Хотя первым должен здороваться пришедший, а вовсе не трудящий, Палей поспешил приветствовать мироеда:
- Доброе утро, Пахом Авдеич, с днем ангела вас!
- Доброе, доброе… - отвечал кулак. - Труд на пользу. Что-то, смотрю, сеешь ты густо.
- Сей гуще, соберешь пуще.
- Вот и я о том. Пространно живешь, Палей. Ты про должок-то не забыл?
- Помню, Пахом Авдеич.
- Это хорошо, что помнишь. Так я днями заеду, ты уж денежку подготовь.
- Пахом Авдеич! - взмолился Палей. - Вы же обещались до осени подождать.
- А ты жалился, что весь поиздержался, а сам из узла сеешь. Нехорошо обманывать, братец.
- Так ведь овсишко какой! Его густо не посеешь, так и не соберешь ничего!
- Я в чужие овсы не заглядываю. Я знаю свое: в долг брал - изволь отдавать.
Овес досеяли и заборонили, но домой вернулись смурные. Зато злыденек сиял, что медный самовар.
- Ты смотри, что достал! - закричал он с порога. - Сам! Без изъяна. Не, ты только глянь!
- Что там у тебя? - спросил Палей, глядя на мокрый мешок. За два последних дня столько притаскивалось в дом мокрого, что не слишком верилось, будто новый подарок без изъяна.
Злыдень вспрыгнул на стол, втащил следом мешок и, недолго думая, вывернул. На доски тяжело шлепнулась аршинная щука.
- Сам поймал! Под мельничное колесо за ней нырял, за разбойницей. Она меня заглотить норовила, а я ее - за зёбры! Ух, как мы бились… но я осилил. Мне вообще мало кто конфузию может нанести!
- А что, - спросил Палей, осторожно коснувшись дряблого после весеннего нереста рыбьего брюха, - если эту рыбину продать… хоть трактирщику, хоть в усадьбу… сколько денег выручить можно?
- Да ты что, этакую благодать на базар нести!.. Мы из нее для Ванятки юшки наварим, она знаешь, какая сытная, с нее Ванятка мигом на ноги встанет.
- Понимаю я, - признался Палей, - а делать нечего. Наехал на меня сегодня Пахом Куваротов. Я ему денег должен три рубля с полтиною. Обещался до осени ждать, да как увидал, что я густо сею, и осерчал. То ему за обиду показалось. Грозился днями за долгом приехать, а уж тут у него слово с делом не разойдется, как пить дать приедет.
- Вот, значит, где шкода с зерном была, - произнес злыдень, - а что мышата в нем порылись, это полшкоды. Мог бы и догадаться: два куля овса - не шутка, за них и неприятности немалые. И ведь что обидно: деньги нам, злыдням, запрещены. Если бы мы да еще и деньги иметь могли, то весь мир запакостили бы. А без денег наши дела как сажа бела. Но ты духом не падай и помни: злыдни сдаваться не привыкли. Я буду думать, а ты пока щуку распотроши да юшку свари.
Злыдень устроился на печи у самой трубы, распушил кисточку на хвосте и уставился на нее стеклянным взглядом.
Палей взял ножик и приготовился потрошить щуку. Но едва он взялся за рыбину покрепче, та изогнулась, и острые зубы впились в указательный палец.
- И тут с изъяном, - обреченно произнес злыдень и даже не обернулся посмотреть.
- Плевать, - сдавленно произнес Палей, ножиком разжимая рыбьи челюсти. - Потом пописаю на руку, и ничего не будет. Заживет, как на собаке. Вот ведь, стерва кусачая, так больно цапнула! Недаром говорят, щучка спит, а зубки живут.
Когда Палей закончил свой монолог, злыдня уже не было.
Вернулся помощничек лишь на следующий день, непривычно тихий и серьезный. Хвост устало обвис, и вроде бы волосков в кисточке поубавилось. В лапах у добытчика ничего не было.
- Кушать хочешь? - спросил Палей. - У меня щи крапивны со щучьей головы сварены. С кисликой… вкусные. Я и Ванятке давал, и тебе оставлено.
- Погоди, не время. И вопросов мне никаких не задавай: что можно - сам скажу. Пойди-ка поищи в кухонном углу за поганым ведром, может, найдешь чего…
Палей кивнул согласно и пошел к помойному ведру.
- Да тут никак кошель лежит!
- Развяжи да поглянь, хватит ли, чтобы с долгом расплатиться? Некоторое время Палей сосредоточенно пересчитывал медяки
и мелкое серебро, потом сказал:
- Хватит. Тут четвертаком больше.
- Ну и ладно. Спрячь все и не трогай, пока Пахомка-мироед за долгом не явится.
- Кошелек надо бы назад снести. Сам же говорил: птицу бери, а клетку не трогай.
- Я никакой птицы не приносил. С кошельком, было дело, баловался, да и то не донес, обронил где-то. Так что назад мне нести нечего. А уж что в том кошеле было - знать не знаю, ведать не ведаю. Не полюбопытствовал. Может, там орехов-двойчаток полна мошна.
- Где ж ты такой мошной разжился?
- Кому сказано - вопросов не задавать? - перебил злыдень. - Где взял, там не убудет. Так что прячь находку - и хватит о ней. Пойдем лучше щучью голову рушить. Щука тебя куснула, теперь ты ее кусни.
Пахомова бричка объявилась на следующий день к вечеру. Палей, готовясь к будущему сенокосу, отбивал во дворе косу. По железному стуку Пахом и отыскал должника.
- Доброго здоровьица, Пахом Авдеич, - как всегда первым поздоровался Палей.
- И ты будь здоров. Деньги-то приготовил?
- Приготовил, Пахом Авдеич.
- То-то! А говорил: поиздержался, голодной смертью помираем… Строгости с вами надо больше, тогда все найдется. Давай, неси долг.
Палей достал из-за пазухи кошель, развязал, начал отсчитывать гривенники, но вдруг увидал, как исказилось лицо кулака. Пахом Ав-деич покраснел, что рак в кипятке, и беззвучно разевал рот, силясь что-то сказать.
- Да это же мой собственный кошель… - наконец просипел он. - Я гадаю, где он запропал, а это ты его украл! - голос прорезался все громче, звучней, пока не загремел в полную силу: - Попался, ворюга! Я те покажу, как красть!
- Свят крест, не крал! - взмолился Палей.
- Рассказывай кому другому! Там и метка моя есть. Щас я тебя в полицию, каторжна морда, они мигом узнают, как ты не крал!
Куваротов вырвал кошелек, ухватил окончательно потерявшегося Палея за шиворот.
- А ну пошли к мировому!
- Руки не распускай! - проскрипел тонкий словно крысиный голос.
Пахом Авдеич обернулся и увидал злыдня. Зеленомордый выплясывал на перевернутой кадке, в которой по осени рубили крошево. Махонький кулачишко грозил мироеду.
- Это я твой кошель спер, понял? Может, ты и меня в кутузку потащишь? Да я тебя сейчас на вилы и в смоляной котел!
Злыдень спрыгнул с кадки, ухватил преогромные вилы-тройчатки, замахнулся на Пахома. Тощей фигурки не было видно из-за рукояти, казалось, будто вилы сами нападают на мироеда.
- Беси! Беси!.. - Пахом Авдеич пятился, судорожно открещиваясь. Он бы и вовсе кинулся наутек, но выход из двора перегородили вилы-самоколы, так что оставалось искать спасения в пустом свином закуте.
- Беси на небеси, а меня не беси! - орал злыдень. - Я, знаешь, кто? Я страх преисподний! То-то! Я у Палея Иваныча в работниках служу, что он велит, все ему притаскиваю, а ты на моего хозяина хвост задирать вздумал?
