И больше никого. А где же пораженные чудесным явлением аборигены? Я так не договаривался…
На смену «Алисе» приходит «Ария».
Что за скорбные лица?
Слезы льются ручьем, и дождь в придачу.
Ты разводишь руками -
Дело труба…
Мне что, бегать за ними прикажете? Со слов Сатаны, все должно быть крайне просто. Пришел, увидел, завербовал всю местную нечисть в ряды адского воинства – и домой. Пожинать заслуженные лавры и нежиться в лучах немеркнущей славы. Может, даже в Зале Славы Пандемониума поставят мое мраморное изваяние в полный рост и в богатырском облачении. Нужно только меч достать из ножен и придать лицу мужественного величия. Так, подбородок вперед, брови насупить… Только я не ради славы здесь – деваться некуда. Меня, может, дома великие свершения ожидают, а я тут торчу посреди поля как… как не скажу кто.
Дай жару!
Чтобы знали.
Дай жару!
Чтобы знали, как делать дело,
Пока не заржавело.
Дай жару!
В хорошо знакомую мелодию врывается быстро нарастающий рев. Растерянно оборачиваюсь, и на меня налетает огромная трехглавая рептилия. Из всех ее оскаленных пастей вырываются струи пламени, крылья подгребают, помогая коротким лапам.
– А-а-а… – только и успеваю выкрикнуть, как меня
сминает мчащееся чудовище. То же, наверное, почувст
вовала бы кошка, попавшая под каток, будь она бес
смертной. Или обладай и взаправду девятью (или семью?)
жизнями.
Многотонная туша помчалась дальше, часто махая крыльями в попытке взлететь. И заметая хвостом следы. Я же остался лежать, впечатанный в сырую землю и слабо дымящийся.
Плеер не вынес испытаний и замолк.
Да уж, горячая получилась встреча…
До моего слуха донесся дробный топот, и спустя миг в лицо ткнулись мокрые конские губы, а гулкий голос из поднебесья поинтересовался:
– Эй, ты там жив?
Вот только по голосу не скажешь, что он в это верит. Вопрос ради приличия.
– Жив,- с трудом выдохнул я, чувствуя, как пузы
рится на губах горячая кровь.
Это не страшно. С моими регенерационными способностями здесь дел-то в худшем случае на день-другой.
Свесившись с коня, бородатый мужик с сомнением заглянул мне в лицо:
– А не брешешь?
– Зачем? – удивился я.
– Мало ли… – с сомнением протянул он, нереши
тельно дирижируя ходу своих мыслей кончиком копья.
Затем, придя, видимо, к определенному решению, незнакомец молодецки свистнул вослед удаляющемуся трехглавому чудовищу и спрыгнул с коня.
Аж земля задрожала.
– Ты, случаем, не богатырь былинный? – озаренный
догадкой, спросил я.
– Он самый,- последовал ответ.
Осторожно приподняв мою голову, богатырь отстегнул от пояса флягу и поднес к моим губам:
– Глотни зелья целебного.
Непроизвольно я сделал глоток.
Словно бомба взорвалась внутри, пройдясь по пищеводу огненным смерчем и разразившись в желудке ураганом.
Тело, исчерпав свои резервы, отказалось от сопротивления агрессивной среде и скоропалительно отключилось в глубоком обмороке.
Здесь помню, а здесь…
Судебная практика показала, что амнезия случается скорее как способ избежания травматизма, чем в результате последнего…
Вывод из теоремы отсутствия свидетелей
Медленно, очень медленно открываю глаза.
Призрачный женский силуэт, демонстрируя в глубоком декольте нечто, что условно можно назвать женской грудью, и протягивая ко мне руки, шепчет:
– Ты мой.
. – Отвали! – не очень вежливо отвечаю я и закрываю глаза.
Переждав возникшее головокружение, открываю их вновь.
Мадам, одержимой собственническими инстинктами, и след простыл. В полуметре от моего носа темнеет густо закопченная деревянная балка, по которой торопливо ползет глюк, медленно, но уверенно подбираясь к растянутой шустрым паучком сети-ловушке.
Разглядывая его, пытаюсь сообразить, что это такое. И не могу. Темно-синяя клякса с тремя парами суставчатых конечностей, закрученными усами, мутно-красным глазом на спине и скошенным справа налево ртом. Вылитый глюк. Вот только кем и куда?
– Ты кто?- заранее зная ответ, интересуюсь у кляксы.
Из моего горла вместо внятного, четко сформулированного вопроса вылетает булькающее лепетание. Но для установления контакта это не становится препятствием.
– Глюк,- следует незамедлительный ответ, переданный мысленно, но прозвучавший в подсознании вполне внятно.
– А разве глюки разговаривают? – удивляюсь я.
– Не-а.- Красноватый глаз сползает набок и невольно попадает в открытый рот. Клякса заходится в кашле, меняя цвет с синего на морковный.
Пух! И клякса исчезает во вспышке взрыва.
Потеряв объект концентрации внимания, я почувствовал, что мои глаза разбегаются в разные стороны и реальность начинает ускользать от меня прочь.
Так дело не пойдет.
Приподнявшись на локтях, я застонал от боли в груди, зато зрение прояснилось, и я смог рассмотреть окружающее меня пространство.
Параллельно уже виденной мною деревянной балке тянутся несколько ее копий. Три с правой стороны и две с левой. Они одинаково грязные, вот только на дальней от меня, в довершение к толстому слою копоти, присутствует пара грязно-серых, если не сказать светло-черных, портянок. Доносимый легким веянием воздуха ядреный их аромат почему-то ассоциируется у меня с появлением глюка. Зато комаров отпугивает.
Ладно, ну не помню я, кто такие эти глюки и откуда берутся, невелика беда. Главное, твердо знать, кто ты сам. А сам я – этот… ну этот… не помню. Откинув одеяло, некоторое время внимательнейшим образом изучаю себя. Ручки, ножки, огуречек – получился тот самый, который звучит гордо. Человечек, вот! Помню…
Но облегчение мимолетно, возникает сотня новых вопросов, и я с ужасом понимаю, что не могу ответить на них. Знаю, что ответы где-то гнездятся в моей голове, но извлечь их оттуда не могу. Пальцем-то не подковырнешь.
Я человек. Для начала попробую обойтись этим знанием, а там, может статься, вспомню остальное из забытого. Знать бы еще, что забылось, а то, может, и вспоминать не стоит…
– Стоит,- ответил я сам себе.- Не ведая прошлого – какой дорогой идти в будущее?
Отодвинув занавеску, я выглядываю из-за нее.
Просторная комната, не загроможденная лишней мебелью. Стол, две скамьи и колченогий табурет, да еще веники различных трав на стенах.
«Гербарий»,- услужливо подсказала память.
– Много от тебя толку,- проворчал я и начал спускаться с печи, морщась от боли и неуклюжей одеревенелости затекших мышц. Сперва на уступок, затем на лавку, а уж с нее на грязный пол.