Тассатио вгляделся в нее, сощурившуюся. Глаза его снова стали ласковыми, взгляд — бархатным. И засмеялся:
— Да конечно позволю. Тебе позволено все, моя любимая. Отныне и впредь. На, — он пошарил рукой среди скомканной как попало одежды возле их ложа и подал ей стилет. — Хочешь — убей. Меч не предлагаю: он не пойдет против хозяина.
— Ты бешеный.
— Ты не лучше. Мы друг друга стоим, Танэ-Ра. Может быть, поэтому и…
— Но ты ведь был скульптором и храмовником, Тассатио! Ты был лучшим! Почему же ты пошел по этой жуткой стезе?
Он пружинисто сел, ссутулился, оперся локтями о колени, подумал и обернулся к ней. Танэ-Ра лежала, опираясь на подушки и взирая на него в ожидании.
— Эти сволочи могли бы спасти всех, — сказал он наконец. — Всех аллийцев. Я видел документы. У нас было и время, и транспорт для этого, да и третья планета не так уж далека от четвертой: наши зонды постоянно паслись тут задолго до того, как кто-то всерьез задумался о переселении. Телепорты «куламоэно» не могли доставить нас сюда — в Пристанище не был проложен путь. Но у нас было достаточно и грузового, и пассажирского транспорта. А они отобрали только «нужных»… Только четверть населения Алы, темные силы! И еще один космолет рухнул тут на Полуострове Крушения, посему вычти из этого числа «избранных» десяток тысяч аллийцев, погибших в той катастрофе по прилете… Остальные три четверти рожей не вышли, остались на Але, когда на нее упал метеорит…
Танэ-Ра оцепенела. Но это же ложь! Ей всегда говорили, что времени было очень мало и кто успел, тот успел.
— Но зачем им это?! — воскликнула она. — Если бы они переместили сюда всех, это было бы выгоднее, если считать их рабовладельцами…
— Да неужели? Прокормить такую ораву, привыкшую к удобствам? Да их бы свергли в два счета! — Тассатио стал язвителен, уперся кулаком в покрывало и повернулся к ней полностью. — Они и так забрали всю технику, которая была на Але. Они пригнали ее сюда пустую — для чего им нужен был балласт? Объявлять заблаговременно о метеорите они не стали: боялись паники населения, боялись, что их замысел раскусят и не дадут улететь «избранным»…
— Избранным? Но если следовать твоим умозаключениям, этим избранным нужны были бы те, кто станет на них работать, поэтому…
— Поэтому, родная, они эвакуировали не просто пару миллионов жителей — исключительно тех самых избранных, — а без малого миллиард. Это более выгодное соотношение хозяев и рабов, не находишь?
— О, Природа…
Тассатио согласно кивнул:
— И не говори. Но они ошиблись дважды: когда зачислили в «избранные» меня и когда впоследствии, уже здесь, допустили утечку секретной информации.
— Неужели ты теперь хочешь уничтожить и тех, кто остался?
Он диковато посмотрел на нее:
— Я похож на психопата?
— Больше, чем ты себе представляешь.
— Я хочу наказать только тех, кто знал и кто сделал то, что сделал. Можно быть преступником, отправляя тысячные армии на войну. А можно казаться чистеньким, просто вовремя опустив глаза, когда по твоей вине гибнут миллиарды. Не армейских — миллиарды мирных жителей! Твой муж, Танэ-Ра — из этих, из «чистеньких»…
— Но он тоже был молод в то время и…
— Он был достаточно зрел, чтобы понимать, что они делают, — отрезал Тассатио. — Он старше меня, а я почему-то сумел тогда сделать необходимые выводы.
Их сонливую усталость как рукой сняло. Танэ-Ра дрожала от ужаса.
— Какая мерзость… Я не прощу себя за слепоту…
— Причем же здесь ты? И более искушенные не знают многого, а оттого гоняются за мной и моими ребятами, аж высунув от тщания языки! И — заметь — даже не хотят знать, — Тассатио сухо, нехорошо рассмеялся.
— Не останусь я здесь, — сказала жена Правителя, помолчав. — Отправлюсь с тобой, даже если ты будешь гнать меня.
— Я не буду тебя гнать, но ты должна знать, на что идешь. Мы едим, когда придется, как дикие звери. Мы не моемся десятки дней. Мы оцениваем счастье рассветами и закатами. Встретил — уже счастливчик, каких мало. У нас…
— Знаю, прекрасно знаю. Только… прошу тебя, не облегчай жизнь тем, кого ненавидишь! Не марай себя, Тассатио! Если они будут твоими жертвами, то им всё простится, а ты примешь на себя всю дрянь из сточных канав их душ. Пусть они сами отвечают за содеянное!
Тассатио слабо улыбнулся и с нежностью притронулся ладонью к ее щеке:
— Я уже слишком далеко зашел, родная. Пусть меня четвертуют, вкатают в мостовую, пусть сожгут и развеют пепел по ветру, но останавливаться поздно. Такие вещи не делаются без крови.
Той ночью я почти не спал, думая только о ней. Мне казалось, Танэ-Ра не совсем понимает, на что обречет себя в случае побега со мной. Но не оставлять же ее здесь. Нашего ночного разговора хватило, чтобы окончательно понять: все серьезно, и это та самая женщина, которая, видимо, суждена мне. Ничего не поделаешь, остается лишь смириться с предначертанным. Хотя, конечно, с моей «профессией» нужно быть одному — никакой семьи, никаких родственных связей…
Утро изменило мой настрой. Безысходность улетучилась. Снова ожил дух, напоминая о заждавшихся меня приятелях, да и тело заявило о себе желанием чего-нибудь перекусить: мой бедный желудок пустовал со вчерашнего утра, когда я отправился на поиски Танэ-Ра.
Вот было бы здорово свистнуть сейчас их дворцового повара и сделать ему заказ! Представляю его рожу после этого…
Я поцеловал мою красавицу, и она, проснувшись, привлекла меня к себе. Видать, повару вместе со всем остальным миром придется немного подождать.
— Ты спи еще, — сказал я, когда мы наконец угомонились. — Рано. Мне тут нужно кое-куда отлучиться… думаю, примерно на полдня. А потом я вернусь за тобой, родная, и мы потихоньку смотаемся из этого гадюшника…
Она что-то пробормотала и в полусне смешно причмокнула алыми пухлыми губками. Ну просто существо высших сфер! Так посмотришь на это нежное лицо в венце длинных, раскиданных по подушкам волос цвета ночи — и не поверишь, что это она загоняла меня сегодня ночью, а не наоборот…
Во дворце ощущалась какая-то суета. Я ничего не слышал, но такие вещи мне удается чувствовать хребтом. Особенно той его частью, которая лучше всего подходит для поиска приключений.
А-а-а-га-а-а! Так это вернулся венценосный супруг: у портала дворца стояла его повозка.
Нет, я не прощу себя, если, будучи в двух шагах от цели, не сделаю самого главного из-за ничтожного опасения «замараться». Даже не принимая в расчет того, что подумают обо мне сподвижники. Сам себя не прощу. Эта избранная тварь, так называемый Правитель аллийского народа, должен поплатиться.
