Из речи менестреля явствовало, что великому герою надлежит пробудить дракона и поставить его на охрану дворца. Замок Морхальт будет нуждаться в надежной охране, ведь немного позднее с великим героем уйдут все самолучшие бойцы Гитина и Лионесс. Уйдут, дабы сражаться на его стороне в иной битве, как было предсказано прежде. Упомянутое предсказание Талиесин даже процитировал, однако создавал его еще один любитель изящного слога, посему понять Ниалу удалось немногим больше, чем раньше. Он, впрочем, не слишком огорчился.
Дракон обитал, как поведали знатоки, где-то в Лионесс, на берегу Западного океана, в пещере. Характер оный дракон имел, по словам тех же знатоков, незлобивый, людей почем зря не пожирал, скот тоже потреблял довольно умеренно, и леностью обладал чрезвычайной. Вот уж двадцать лет, как этот ящер напоминал о себе лишь могучим храпом, отпугивая от пещеры лионесских любителей острых ощущений.
Немного поразмыслив, Ниал все-таки спросил – почему, если дракон такой мирный и тихий, еще ни одному искателю легкой славы не пришло в голову выдрать ему клыки и повесить себе на шею вместе с титулом «Победитель Дракона»? Ответом стал дружный хохот; затем Талиесин пояснил, что дракон-то действительно мирный и тихий, пока его никто не трогает, ну а если кто тронет, тот сам виноват, тогда в ожерелье, что висит на шее у черного ящера, прибавится еще один череп. Насколько известно, сейчас этих черепов там восемь. Плюс одна совершенно уникальная голова, которую дракон держал отдельно, ибо снята она была с плеч сына племени Эльдар («эльфова черепушка», перевел Гвайр на простонародный язык). Об эльфах-Эльдар с изумрудных островов Альбиона Ниал знал примерно столько же, сколько о драконах, то есть несколько бабкиных сказок, но постарался в меру своих способностей изобразить восхищенное понимание…
Через две недели великий герой вновь появился в замке Морхальт. Прирученного дракона на поводке при нем не было, только небольшая сумка, по временам удовлетворенно мурлыкающая. Вместо объяснений Ниал извлек из сумки мирно спящего кота и торжественно вручил его принцессе, пообещав, что этот страж защитит замок не хуже отряда вышколенных воинов. Дана была почти удовлетворена, но Талиесин и некоторые другие советники все же потребовали доказательств. Великий герой фыркнул не хуже кота, попросил у девочки зверя, переложил его на камин в зале (кот и не собирался просыпаться, только дернул пушистым хвостом), набрал в горсть воды похолоднее и плеснул на черную шерсть.
– МЕНЯ-А?! БУДИ-ИТЬ?!! – оглушительно взревел дракон, упираясь рогатой головой в потолок и пуская из ноздрей желтый дым.
Тех, кто сомневался в способностях стража Морхальта, вымело вон, словно кучку сора. Взирать на ящера остались только Дана, Талиесин и Гвайр с наполовину обнаженным мечом, а Ниал только посмеивался в углу. Этот самый смех немного остудил дракона, так что Талиесин собрался с духом и успел выдать очередную речь высоким штилем, в которой попросил у дракона извинений по всей положенной форме. Великий герой не был в этом доподлинно уверен, ибо в поэтических глубинах указанной речи понял примерно четыре, максимум пять слов. Однако праведный гнев в янтарно-желтых глазах ящера уступил место снисходительному порицанию, а хвост, похожий на исполинский хлыст из вороненой стали, перестал крушить все, что еще уцелело в зале, и значит, придворный менестрель изображал смирение и покорнейшую просьбу о прощении со всем доступным ему мастерством.
Наконец дракон опять обратился в кота и уютно устроился на руках у девочки-принцессы, которая была только рада гладить пушистого стража. Талиесин принес свои извинения теперь уже Ниалу (в прежних малопонятных, но глубоко проникновенных выражениях), а Гвайр с силой хлопнул великого героя по плечу, едва не вколотив его в пол.
– Ну что, берешь в свой отряд?
– А делать-то ты что умеешь? – пытаясь сохранить серьезность, уточнил Ниал.
…Шесть лучших воителей Гитина и Лионесс ушли вместе с великим героем. Мечтатель-Гвайр, братья Брес и Блэз, Лиа Неудачница, Керидуэн Рысь и Видерикс Легионер. Кроме Видерикса, все принадлежали к обширному клану МакГэмилл, из которого во время оно вышел и Фион Могучерукий, а Лиа и вовсе была двоюродной племянницей прежнего короля, Кормака. Так что под началом у Ниала оказался не отряд даже, а целая семья. В некотором роде. Конечно, клан – не семейная община и даже не род, но все-таки.
Наблюдавший за происходящим сквозь магический сон, Кречет недовольно хмурился, ворочаясь на ложе из мха и травы. Беспокоили его не новые спутники великого героя, а явное отсутствие реакции «противной стороны». Морра не могла не заметить, что пророчество уже не петляет между острыми скалами неопределенных возможностей, а уверенно движется по широкому столбовому тракту. Чтобы помешать его свершению теперь, мало какой-нибудь мелочи, тут уже нужно значительное, направленное воздействие. А на оном «столбовом тракте» не виднелось и следа необходимых приготовлений. Ни тебе дорожных работ, ни канавы от края до края, ни поваленных поперек деревьев, что заставило бы путника свернуть в заранее известном месте…
Королева Моря не глупее любого волшебника ее уровня, в который раз напомнил себе друид. Если она выжидает, значит, у нее есть на то причины. А раз они есть, первейшей задачей Кречета стоит выяснение этих причин, причем лучше бы закончить задолго до того, как Морра начнет действовать сама.
Решив сию сложную проблему, друид проснулся, чтобы отправиться на розыски. И оказалось, что искать далее незачем.
Потому что в голову его был нацелен самострел, а под ребра мягко упирались сразу три клинка. Клинки – слабо изогнутые ножи-переростки – держали простые воины-фоморы, а вот самострел находился в руках старого знакомца. Старинный самострел, из кизила и черной бронзы, созданный еще в эпоху Атлантиды, но с возрастом не утративший способности убивать – напротив, за века ореол смертоносной силы вокруг сплющенного приклада с тринадцатью зарубками стал только отчетливее…
– Королева желает личной беседы, – сообщил, не прибегая к обычным словесным выкрутасам, Талиесин.
Семь раз отступала во тьму земля,
семь раз трепетал эфир —
и семь раз пылали огнем поля,
свой свет отдавая в мир.
Семь раз был хрустальный разбит венец,
познал семь смертей народ —
и семь раз холодное слово «конец»
не вышло на небосвод.
– А ты думал, Кречет, я на твоего героя нападать буду? – ласково улыбнулась Королева Моря. – Или еще один призрачный отряд за ним пошлю? Но зачем мне подобные хлопоты? Да пусть шатается, где ему вздумается, мне-то какое дело? Ведь на тропинку к моей цитадели он не повернет, пока не будет сказано кое-что очень особенное. Сказать это можешь ему только ты. Или я, но мне такого счастья точно не надо.
