Иногда Рив казался мне рассерженным ребенком, обиженным мальчишкой, который швыряет на пол все, что попадается под руку, и хлопает дверью, сам не зная, на кого сердится. Он нравился мне, и я очень хотел понять его. Что он такое? Потерянная душа или слабый сигнал, идущий откуда-то издалека? Мне казалось, что сейчас в нем больше неуправляемых эмоций, чем разума. Поэтому он так непредсказуем и не может удержать бурных всплесков своего настроения и поэтому кажется немного… безумным… Впрочем, в шахматы он обыгрывает меня чаще, чем я его.
Рив быстро взглянул в мою сторону из-под белых волос, упавших на лоб, и тут же опустил глаза:
— Что ты так смотришь?
Я поспешно отвел взгляд и снова уткнулся в доску, на которой за эти несколько минут так ничего и не изменилось.
— Извини.
— Хочешь о чем-то спросить?
Я хотел. Вопросов было много — где и как он живет, что чувствует, почему я вижу его… почему он хочет, чтобы я видел его. И неужели он всегда заперт в этой квартире? Может быть, он и сердится, превращаясь в невидимый ледяной вихрь, зная, что ему не вырваться из пустой трещины между двумя мирами? Может быть, не злоба это, а отчаяние?
— Почему ты захлопываешь дверь, когда я пытаюсь войти в ту комнату?
— Это не я, — ответил он задумчиво, все еще глядя на доску. — Это мои экзоплазматические проявления… Твой ход.
Может быть, и правда не он? Может быть, вместе с ним в этом куске пространства заперто злобное существо, дышащее холодной враждебностью мне в спину? Невидимый страж из невидимого мира, от которого Рив может убежать на несколько часов, дней, а потом должен вернуться обратно?.. Впрочем, все это фантазии, ничего я не знаю о мире призраков и ничего не знаю о парне, сидящем передо мной. Почти не задумываясь, я переставил какую-то из фигур, и Рив тут же укоризненно покачал головой, сделал свой ход, сказал «шах» и рассмеялся.
— Ну что, будем доигрывать или начнем новую партию?
— Давай новую, — сказал я со вздохом и, как проигравший, стал расставлять фигуры, а довольный Рив поднялся и подошел к полюбившемуся ему нефриту:
— Кстати, сюда идет твой сосед — писатель. Слышишь?.. Ну да, ты же не слышишь. Сейчас постучит в дверь… Вот, пожалуйста.
Я еще не привык к его способности видеть и чувствовать сквозь стены в радиусе нескольких десятков метров и поэтому вздрогнул, когда услышал громкий стук в дверь.
Писатель вошел стремительно и свободно, словно к себе домой.
— Привет, Георг. Слушай, не знал, что у тебя здесь так хорошо, а то заглянул бы раньше.
Он с видимым удовольствием огляделся по сторонам, не заметив Рива, сидящего на полу перед столиком с нефритом.
— Отлично, что пришел. Располагайся.
Я указал ему на свое кресло и, стараясь не смотреть на призрака, сел напротив.
— Ты что, играешь в шахматы сам с собой? — Писатель кивнул на шахматную доску.
— Ну… да, — пробормотал я, и мой собеседник засмеялся.
— И кто выигрывает?
— С переменным успехом, — ответил за меня невидимый и неслышимый Рив, поднимаясь, — Георг, не хочешь уступить мне место? Или предпочитаешь, чтобы я сел к тебе на колени?..
Писатель удивленно взглянул на меня, не понимая, почему это я вдруг побледнел, поспешно поднялся и пересел на диван.
— Значит, ты играешь в шахматы… — сказал он после недолгого молчания.
— Играет-играет, — снова ввязался в разговор Рив, вытянув ноги и положив их на край шахматной доски, — Ну давай, парень, не стесняйся, скажи нам, зачем пришел. Занять денег или, может быть, хочешь сделать Георга главным героем своего нравственно-эротического романа?
— Хорошая квартира, — сказал мой сосед, прерывая, как ему казалось, неловкое молчание.
— Да. Неплохая… Не хочешь ли чего-нибудь выпить?
— Обойдется! — вскинулся Рив. — Это мой коньяк. Пусть пьет свой портвейн.
— Нет, спасибо, — вежливо отказался писатель.
— Не хочешь сыграть партию — другую? — повторяя мои интонации, спросил Рив, а потом вдруг снял ноги с доски, наклонился вперед и быстро передвинул белую пешку на одну клетку.
Я вскочил, отвлекая внимание соседа от этих противоестественных передвижений.
— А я все-таки налью… У меня есть отличный коньяк.
— Это мой коньяк, — снова напомнил Рив.
— Ну давай, — осторожно согласился писатель, пристально за мной наблюдая и, наверное, задавая себе вопрос, что случилось за эти несколько дней со вполне нормальным человеком. Почему он краснеет, бледнеет, отвечает невпопад и вообще ведет себя странно.- …А почему три бокала?
Я резко отставил бутылку, сообразив, что собираюсь налить «несуществующему» Риву.
— Да, действительно… три.
— Эй! Один бокал мой! — воскликнул невыносимый Дарт и с грохотом опрокинул несколько фигур. Писатель вздрогнул и уставился на доску, а я поспешил заговорить о чем-то постороннем, сделав вид, что ничего не заметил. Некоторое время сосед оглядывался незаметно, он еще не понял, что происходит, но уже почувствовал, что у меня в комнате «нечисто». К счастью, коньяк был действительно хорошим, и писатель постепенно успокоился. Я же сидел, боясь поднять глаза — теперь Рив стоял за спиной соседа, опираясь на спинку его кресла, и подбрасывал на ладони одну из шахматных фигур. Если он не поймает ее в очередной раз, она упадет прямо в бокал писателю. Что за наказание!
— Ух ты, Георг, это что, настоящий японский нефрит? — Сосед заметил мою маленькую коллекцию и выбрался из кресла, — Можно посмотреть?
— Да, конечно, — подтвердил я облегченно, радуясь, что он отойдет в дальний угол комнаты и не увидит полетов фигурки над своей головой.
Я обернулся к Риву и замер. Что-то странное происходило с ним… с его лицом. Не отрываясь, он смотрел на писателя, присевшего перед стеклянным столиком, и в его темных глазах горела почти… ненависть?
— Это мой нефрит, — сказал он глухо и отшвырнул пешку (к счастью, она беззвучно упала на ковер). — Слышишь, ты! Мой нефрит!
Как будто дрожь пробежала по его телу, и мне показалось, что сквозь это красивое лицо проступают злобные, почти безумные черты другого — чужого и опасного. Это было настолько страшно, что я вскрикнул:
— Нет! Нет, не трогай!
Писатель поспешно отдернул руку и оглянулся с безмерным удивлением. Но я успел справиться с собой и повторил спокойно:
— Пожалуйста, не трогай.
— Ладно, не буду. Не волнуйся. — Видимо, он уже убедился, что у меня не все в порядке с головой, и решил мне не перечить. — Все нормально… Я пойду, пожалуй.
Он осторожно поставил недопитый бокал на столик. Неловко кашлянул, еще раз странно посмотрел на меня и вышел.
