— Ну, как ты? Нормально?
— Да, Лёва, всё хорошо, — ответил ДК. — Тебе надо, наверно, документы предъявить.
— Да, ваш паспорт или иной удостоверяющий личность документ, — подтвердил чиновник.
— Ага, сейчас. — Лев полез во внутренний карман лёгкой летней куртки. Достав паспорт, он протянул его молодому человеку. — Вот.
Пока чиновник снимал паспортные данные, ДК представил Глеба Льву.
— Познакомься, это Глеб. Он подвёз меня сюда.
— Ты чего мне-то не сказал?! — попенял ему Лев, возмущённо округляя светлые кошачьи глаза. — Брякнул бы мне, я бы за тобой заехал.
— Ладно, чего теперь уже… — смущённо улыбнулся ДК.
— Теперь уж ничего, — согласился Лев, протягивая руку Глебу. — Рад познакомиться. Лев.
— Взаимно, — ответил Глеб.
Они обменялись крепким рукопожатием.
Без десяти десять чиновник сказал:
— Вам пора. Спускайтесь на нулевой этаж, последняя дверь налево. Вас там встретят.
Ни Стеллы, ни Лады не было, но ДК ещё ждал. На нулевом этаже был низкий потолок и бетонный пол, а вдоль стен тянулись трубы. Возле указанной двери стоял высокий мужчина в белой рубашке и при галстуке, темноволосый, с добродушно-скучающим лицом. При появлении ДК в сопровождении Льва и Глеба он оживился.
— Вот они мы, — поприветствовал он ДК с усмешкой. — Явились, не запылились. Проходите. Заждались уж вас.
Они вошли в небольшую комнату — естественно, без окон, освещённую длинными трубчатыми лампами на потолке. Комната очень походила на врачебный кабинет. Посередине стояло кресло, очень похожее на стоматологическое, и ДК слегка оробел при виде его: он всегда испытывал трепет от одной мысли о стоматологических процедурах.
— Проходим, ничего не боимся, — подбодрил его мужчина в белоснежной рубашке. — Прямо сюда и присаживаемся, вот так.
Он усадил ДК в кресло и слегка потрепал по плечу. Льву и Глебу он указал на стулья у стены.
— Садитесь, в ногах правды нет. Для вашего же удобства поставлены.
Те сели. Здесь тоже висели часы, и ДК из кресла было их хорошо видно. Было без пяти десять. Грустно, что Лада не пришла… Стелла — ладно, Бог с ней.
Откуда-то появился врач. Вернее, ДК так подумал: мужчина был в медицинской спецодежде и перчатках. Он поздоровался с Львом и Глебом, подошёл к ДК и слегка дотронулся до его плеча. Ничего не спросил, только дотронулся — ласково и ободряюще. Робость ДК прошла, вернулось прежнее спокойствие, а Чувство снова овладевало его лицевыми мускулами, вызывая улыбку.
Без двух минут десять вошла Стелла. Сдержанная, в элегантном тёмно-сером костюме и белой блузке, в шляпке с вуалеткой, на высоких шпильках. Без детей. Ну и правильно. Незачем. Поздоровавшись, села — прямая, как аршин проглотила. В комнате запахло её духами — тонкий, свежий, дорогой аромат.
— Стел, да расслабься ты, — сказал ей ДК. — Всё нормально.
Она неуверенно улыбнулась, унизанными колечками пальцами стискивая сумочку — маленькую, немногим больше кошелька. ДК тоже улыбался ей. Ей же он отдавал и ту улыбку, которую не мог подарить Ладе.
Без одной минуты десять врач сказал:
— Начинаем.
— Рано, — вырвалось у ДК. — Ещё одна минута…
Рука врача опустилась на его плечо, голос тепло и понимающе провибрировал возле уха:
— Она не пришла, да? Ну, если её до сих пор нет, значит, уже не придёт. Увы, дружище…
Лада не пришла, с грустью думал ДК. Наверно, что-то случилось, она не смогла. Должна быть какая-то уважительная причина. Заболела?
21:59:50, 21:59:51…
21:59:59
Дверь открылась, и на пороге возникла девичья фигурка в белом льняном сарафане, в белых босоножках на стройных загорелых ногах. Добродушный мужчина в белой рубашке с галстуком улыбнулся:
— Секунда в секунду.
22:00
Врач нажал кнопку, и поршни шприцев двинулись вниз, по трубкам заструилась прозрачная жидкость, ворвалась через иглы в напрягшиеся вены ДК, его руки и ноги вздрогнули, но широкие прочные ремни удержали их на месте. Боль, невыносимая боль разрывала его на части. Адский огонь струился по его жилам.
— Смертный приговор приведён в исполнение в двадцать два часа ноль ноль минут.
* * *
Очищенный дождём воздух был свеж. Мокрый асфальт блестел, усеянный мелкими веточками, сорванными с деревьев грозовым ветром, а с влажно шелестевшей листвы, ярко-зелёной, чисто умытой, падали капли. Получалось, что под открытым небом дождя уже не было, а под деревьями он ещё шёл.
Она брела по улице без зонтика, намокшие волосы цвета ромашкового отвара прилипли к её спине и плечам. Белые босоножки были забрызганы грязью, а на мокром подоле льняного сарафана чуть приметно проступало коричневатое пятно от "пепси-колы".
В городе было лето.
Глеб вздрогнул, разбуженный звуками скандала: мама и отчим так кричали друг на друга на первом этаже в гостиной, что слышно было на весь дом. Дуэт их срывающихся, искажённых злостью голосов разбудил и Лору: из-за занавески, разделявшей детскую, показалась её испуганно-заспанная мордашка с двумя растрёпанными косичками по бокам.
— Опять они ругаются…
— Покричат и перестанут, — сказал Глеб сестрёнке. — Иди, ложись. Ещё рано.
Лора теребила край занавески, напряжённо вслушиваясь в крики. Разобрать можно было только отдельные слова.
— А если он опять ударит маму?
Глеб ничего не ответил. Лора постояла ещё и ушла на свою половину. Слышно было, как она укладывается в постель. Крики в гостиной смолкли, хлопнула дверь: Ростислав поехал на работу. Глеб выглянул в окно. Фигура отчима в светло-сером костюме размашистой, взвинченной походкой направлялась к машине, возле которой уже ждал водитель и охранник Яр. Его круглая, стриженная под два миллиметра голова поблёскивала в лучах утреннего солнца. Он был раза в полтора шире отчима в плечах, а отчим был не хилого сложения. Богатырская фигура Яра нырнула в машину на водительское место, а отчим, нервно откинув рукой волосы, сел рядом. Глеб отошёл от окна.
За завтраком мама была задумчива. Возле её губ пролегла горькая складочка, мелкие морщинки были видны и между аккуратных тонких бровей, чуть подкрашенных коричневым карандашом. Румяные сырники аппетитной горкой возвышались на тарелке, тонкая струйка сгущёнки, петляя, тянулась из баночки в чашку Глеба.
