Я поглядел на Кельшпара, его руки нервно сжимали длинные сабли. Что-то блеснуло в глазах. Страх или просто нетерпение? Покрытый коркой льда капюшон мешал мне разглядеть.
Воцарилась тишина, я почувствовал, как мускулы каждого подле меня напряглись от ожидания. Я был готов закричать, только чтобы прервать эту страшную тишину.
Затем среди снегов показалось чудовище из самых жутких моих детских кошмаров. Мой разум раскололся словно стекло; зрелище, представшее перед моими глазами, безжалостным ударом сокрушило все представления о том, что логично и естественно в нашем мире. Будто падающее дерево чудовище обрушалось на нас из белой пурги. Огромное - не менее трёх метров в высоту; но не размер его исторг из моей глотки крики дичайшего ужаса, то был его облик: постоянно меняющаяся, извивающаяся груда мышц и клыков, которой не было места в логическом мире. Звериные морды стонали и завывали на его кроваво-красной плоти, они принимали неописуемо отвратительные формы; прямо из ниоткуда являлись беспощадные когти.
Большего, боюсь, я рассказать не в состоянии, ибо разум мой неспособен был ухватить подлинную суть этой твари, подобно тому, как рука не может схватить падающий снег. Моя психика не выдержала столь чудовищной атаки; к стыду своему должен сказать, что колени мои подогнулись, и я упал наземь.
К счастью остальные каким-то чудом не утратили решимости и обнажили оружие. Стоящий рядом со мной здоровяк мидденхеймец поднял ледоруб на возвышающуюся над ним громадину, но та без труда увернулась от удара. Мы с содроганием смотрели, как несколько пар лап подняли смельчака в воздух, и с влажным звуком рвущейся ткани разодрали того ровно на две половины. Другой воин с диким криком бросился к зверю, замахнувшись молотом на то, что казалось, мордой чудовища, но оно разорвало его, как перезрелый плод, и внутренности бедняги парящей грудой пали на снег.
Я понял, что нашей экспедиции пришёл конец… что смерть близка… я приготовился к боли.
Впрочем, у барона было другое мнение. Безумный ли, преисполненный ли решимости он устремился к дьявольскому отродью с мушкетом наперевес, и прежде чем воющая громадина заметила его, выпустил заряд крупной дроби прямо ей в морду.
Рёв твари внезапно превратился в пронзительное, жалобное причитание, и на долю секунды, когда кровь потоком хлынула из её головы, форма чудища перестала меняться. Мы все замерли, в страхе таращась на него, и только лишь барон сумел воспользоваться моментом, - вытащив сабли, он спокойно шагнул вперёд и погрузил их прямо в студенистые глаза твари.
Чудовище заметалось от боли, орошая окрестности кровью и оглушая нас своим рёвом. В этот самый момент остальные воины, вдохновлённые бесстрашием своего командира, устремились вперёд и принялись колоть ставшую на время стабильной тушу.
По всей видимости, для чудища это было слишком - с громовым рёвом бессильной ярости, оставляя за собой потоки крови и внутренностей, оно скрылось во тьме, откуда до этого появилось.
- Кровавый зверь, - тихо произнёс барон, вытирая кровь с лица и оружия.
С тех пор, боюсь, я стал обузой для своих товарищей. Мой разум был безнадёжно помутнён, и любая, даже самая лёгкая работа казалась мне невыполнимой. Теперь я мог лишь волочить ноги за остальными подобно умственно отсталому, бессвязно бормотать и пугаться каждой тени.
Удивительно, но мы мало говорили о нападении. Тела павших захоронили в вырытых наспех могилах, и мы молча пошли дальше. Слишком страшно было даже вспоминать о том чудище; да и что толку? Мы были здесь одни. Что мы могли сделать? Кроме того загадочного высказывания после бегства зверя, барон не говорил ничего по этому поводу.
Кровавый зверь. Что могло значить это слово? Оно словно язва терзало мои путаные мысли. Откуда барон мог знать название этого монстра? Над какими богохульными книгами просиживал он, чтобы наткнуться на него? Меня так и подмывало расспросить его об этом, но я опасался, что наш разговор, даже начнись он с логичной и связной речи, неизбежно скатится в хныкающее бормотание. Поэтому я, подобно живому механизму, просто действовал и ждал, когда жестокая смерть, которая, я был уверен, поджидала нас в этих снегах, настигнет меня.
На четвёртой неделе нашей экспедиции мы стали наблюдать перемены в пейзаже. По всей видимости, мы пересекали огромное плато, и сквозь пробелы в затяжных снегопадах периодически замечали нечто вроде вершин какого-то горного хребта. Решимость Кельшпара не упала ни на йоту, напротив, завидев горные пики, он ускорил шаг. Стал чаще сверяться с картой Мансула, а когда подгонял нас вперёд, в голос его закрадывались новые нотки настойчивости. "Неужели мы были так близко к цели", - думал я. И подобно давно позабытой песни, ко мне вновь вернулась искорка жадности. Я почувствовал, как во мне снова зарождается смелость. Тщетные мысли о том, чтобы лечь на холодную снежную перину и уснуть, были отброшены.
Однако перемены мои оказались недолговечны. Утром тридцать первого дня нашей отчаянной экспедиции я проснулся от кошмара. Когда мы с бароном неуклюже выбрались из палатки, чтобы разбудить остальных, то увидели только хлопающие на ветру изодранные клочья, тела наших спутников были также разорваны и лежали на кровавом снегу.
Все трое были мертвы.
Зрелище было невыносимо и меня вырвало. Останки можно было с трудом опознать, без сомнения то была работа чудовища, которого Кельшпар назвал кровавым зверем.
Я искал их головы несколько часов, но так и не смог их найти.
Теперь, кажется, я был окончательно ввергнут в пучину безумия. Я деградировал до бессвязно бормочущей развалины. Лёг на землю и принялся звать зверя, чтобы тот забрал меня. Я молил о смерти.
Однако из спутников барона я был последним, поэтому он решительно отшлёпал меня по щекам и настоял на том, чтобы я взял себя в руки и вспомнил, что я не какой-нибудь сумасшедший дикарь, но подданный Империи. Скорее из страха перед гневом барона, нежели из подлинного самообладания я напустил на себя сдержанный вид.
К счастью собаки чудесным образом уцелели, и я стал умолять барона одуматься и вернуться к побережью. Мы условились с Хаузенбласом о встрече, и если бы поторопились, то сумели бы избежать тех ужасов, что поджидали нас среди снегов.
- Что?! - вскричал Кельшпар, его глаза сверкнули в темноте. - Ты хочешь повернуть назад? Теперь, когда мы зашли так далеко?
Внезапно я почувствовал, что боюсь его больше, чем всего того, что пряталось в этом замёрзшем аду. Едва сдерживаясь, он схватил меня за грудки и заглянул в глаза.
- Ты что, спятил?! Мы в нескольких днях пути от таких сокровищ, которые тебе даже не снились, и ты хочешь повернуть назад?
