Я миновал горящие поля, пылающие крестьянские лачуги, дымящиеся крыши амбаров с полопавшимися скорлупками черепиц, поваленные стены птичников, клетки, в которых некогда держали небольших верров – домашних и безобидных, так отличавшихся от своих диких сородичей – крупных, злобных хищников с Волтайского хребта.
Неровная линия над горизонтом видоизменялась – теперь над ним, подобно смерчу, круговороту, поднималась бескрайняя, высокая арка, соединившая небо с тучными стадами—смерчи вздымающейся пыли, подобно черному дыму, тянулись в небо, сливаясь там в одно могучее, зловещее облако. Оно надвигалось.
И вот появился первый всадник. Он поскакал мне навстречу; солнце блеснуло на острие его копья. У него был маленький, круглый, обитый кожей щит, конический, отороченный мехом шлем и маска из мелкой металлической сети, спущенная со шлема на лицо и оставлявшая только узкие прорези для глаз Стеганая меховая куртка открывала развитую мускулатуру рук и груди. Кожаные сапоги были тоже украшены мехом. Ремень поблескивал пятью пряжками Я заметил легкий кожаный шарф, плотно намотанный на шее, чтобы уберечь чувствительную кожу от пыли, ветра и солнца.
Он держался в седле очень крепко. Копье оставалось притороченным на спине, в руке воин сжимал небольшой, но мощный костяной лук – типичное оружие народов фургонов, и сбоку у седла болтался черный лакированный колчан, вмещавший до сорока стрел. Кроме того, к луке седла крепилась свернутая в моток веревка—лассо для ловли босков. И с другой стороны – длинное бола с тремя грузами—оружие, используемое для ловли тамитов и людей. У седла, так, чтобы всадник легко мог дотянуться до оружия правой рукой, имелось семь ножен – футляров легендарной кайвы – оружия, давно заменившего кочевникам и меч, и нож. Как я слышал, кочевнику отец и мать сначала дают лук, кайву и копье, а затем уже имя. Кстати, именем кочевники дорожат и всячески избегают произносить его без нужды, как, впрочем, многие на Горе. Пока ребенок не научится обращаться с луком, копьем или кайвой, он числится как «первый», «второй» или просто «сын такого-то отца».
Народы фургонов вели между собой нескончаемые войны, прекращающиеся, насколько мне известно, лишь на некоторый промежуток времени, называемый кочевниками Годом Предзнаменования.
Тариане, следует сказать, начинают свой календарный год днем летнего солнцестояния. В основной же своей массе гориане отмечают начало каждого нового года в день весеннего равноденствия, естественным образом приурочивая начало года к весеннему пробуждению природы. У народов фургонов Предзнаменование продолжается несколько месяцев. Их год в соответствии с кочевым образом жизни, вынуждающим их перемещаться по бескрайним степным просторам, делится на три сезона, называемые ими Периодом Прохождения Тарии, приходящимся на осеннее время года, Зимовкой, когда кочевники обычно находятся к северу от Тарии, по берегам Картиуса, и Периодом Возвращения к Тарии, весенним временам года, называемым кочевниками также Временем Короткой Травы. Именно к этому периоду возвращения к Тарии неподалеку от города празднуется Предзнаменование, когда в течение нескольких дней прорицатели кочевников по крови свежеубитого боска или по внутренностям принесенного в жертву верра пытаются определить, будет ли в этом году удачным или нет избрание ими убара, Высочайшего Убара – единого убара всех народов фургонов, которому предназначено управлять ими как единым народом. Интересно, что у кочевников каждый год обладает различной продолжительностью, что, являясь достаточно серьезным неудобством для нас, не вызывает никаких трудностей у них самих и воспринимается ими столь же естественно, как различная продолжительность жизни у каждого из людей или животных. Женщины народов фургонов, кстати, ориентируются в обиходе на календарь, основанный на фазах самой большой из горианских лун; это позволяет кочевникам разделить календарный год на пятнадцать месяцев, каждый из которых носит название определенного вида боска.
Это, однако, не дает им возможности связать оба календаря – лунный и традиционный – воедино и, как следствие, вносит разночтение в конкретных датах: так, например, в один год месяц Луны Бурого Боска может приходиться на зимнее время года, а в другой – по прошествии нескольких лет – на самый разгар лета. Интересно также отметить, что и сами года в летосчислении народов фургонов носят не порядковое обозначение, а имена собственные, основывающиеся на конкретном, характеризующем именно текущий год событии. Эти названия тщательно хранятся в памяти так называемых Хранителей Календаря, иные из которых, как утверждают, способны запомнить названия чуть ли не нескольких тысяч последних лет. Сознавая исключительную ценность правильного летосчисления, народы фургонов не доверяют столь важную для них вещь какойнибудь бумаге или пергаменту, который может быть украден или безнадежно испорчен грызунами и насекомыми. Гораздо безопаснее доверить её своим людям, Хранителям Календаря, кочевникам, большинство из которых обладают великолепной с детских лет развиваемой памятью. Мало кто из кочевников владеет грамотой, однако некоторые из них умеют вполне сносно читать и писать, приобретая эти способности зачастую вдали от своего племени, у какихнибудь путешественников или торговцев. В связи с этим, как и следует ожидать, народы фургонов обладают чрезвычайно развитым устным народным творчеством. У кочевников вопреки представлениям о них основной массы гориан отсутствует деление на касты: каждый мужчина у них обязан уметь обращаться с оружием, с запряженным в телегу боском, ездить верхом, охотиться и читать следы животных.
Поэтому, когда я говорю о Певцах или Хранителях Календаря, это вовсе не означает, что их следует рассматривать как касту или группу людей, отдельную от основной массы кочевников; это, скорее, некие дополнительные почетные обязанности, возлагаемые на конкретных людей, обладающих для их выполнения необходимыми способностями, в обычное время занимающихся теми же повседневными делами, что их соплеменники: охотой, ведением боевых действий или сбором целебных трав и съедобных кореньев.
Получаемые толкователями предзнаменования, как я догадался, вот уже в течение нескольких лет были неблагоприятными. Подозреваю, что это впол – не могло объясняться враждебными настроениями и частыми стычками между различными племенами кочевников, входящими в состав народов фургонов: там, где люди не хотят объединиться и потерять собственную независимость, где испокон веков царит кровавая вражда и месть за нанесенные обиды, не может быть и условий для создания прочного союза, для «объединения фургонов в единый караван», как говорит бытующая среди кочевников пословица. При подобных настроениях нет ничего удивительного в том, что получаемые толкователями «священные знаки» следует считать неблагоприятными. Какими же ещё они могли быть? Прорицатели по крови боска и по внутренностям жертвенного верра, конечно, не могли не понимать всей неблагоприятности обстановки и толковать поданные им священные знаки как-либо иначе. Зато подобные обстоятельства в полной мере отвечали интересам как Тарии, так и более отдаленных городов, включая и расположенные в самых северных областях Гора: их жители прекрасно отдавали себе отчет в том, насколько опасными могут оказаться для них объединившиеся дикие племена кочевников, если они в один далеко не прекрасный день прекратят вдруг свои внутренние распри и вместо кружения по бескрайним степям направят свои бесчисленные орды в сторону процветающих и манящих их своим богатством городов. Едва ли чтото сможет устоять под их натиском. Отправившись в поход, они дойдут не только до замершего в тревожном ожидании Картиуса, но и до долины Воска. Рассказывают, что тысячу лет назад они ухитрились дойти даже до стен Ара и Ко-ро-ба.
