Корабль прибыл вечером, и встретиться со своим шутом ей удалось только поутру, после бесконечной бессонной ночи.
Еще в гостиной Ваэлья предупредила Элею, что выглядит Пат, мягко говоря, не очень… Но когда принцесса увидела его, она не сдержала отчаянного возгласа:
— О боги! Что они делали с ним? — Элея во все глаза смотрела на того, кто еще совсем недавно был "страсть до чего хорошеньким" ловким акробатом… — Матушка, что же эти изверги с ним делали?!
— Успокойся, — Ваэлья мягко привлекла ее к себе, — успокойся. Это не страшно. Это просто корень черницы. Его используют, когда не хотят тратить время на уход за безнадежным больным. Черница поддерживает жизнь в теле, но, в отличие от нормальной пищи, не дает ему сил. Сама понимаешь, поить больного таким отваром гораздо проще, чем кормить его и выносить бесконечные горшки…
— Патрик… — Элея с трудом заставила себя успокоиться и, обойдя наставницу, медленно опустилась на колени перед кроватью. Укрытый цветным одеялом, так похожим на его обычные наряды, шут выглядел почти ребенком, походил на истаявшую свечу… Ничего не осталось от того сильного молодого мужчины, каким он был еще совсем недавно. И вряд ли фрейлины из Чертога польстились бы теперь на своего любимчика. Едва ли хоть одной из них пришла в голову идея навестить бывшего похитителя сердец, с которым случилась такая беда…
"Должно быть, ты долго жил в том лесу, перед тем, как случилось несчастье, — Элея вглядывалась в любимое лицо, пытаясь рассмотреть в нем следы минувших дней, всех тех долгих дней, что он провел вдали от нее. Прочесть историю скитаний и встреч, случившихся вдали от Золотой… Летний загар поблек, но шут все равно был гораздо смуглей обычного, а волосы его выгорели на солнце, став почти белыми. — Наверное, ты был удивительно красив тогда… еще месяц назад…"
Но корень черницы не знал жалости… Сердце Элеи замирало от боли при виде этого истощенного тела, которое — что ужасней всего — больше не было вместилищем удивительной личности.
Какой-то отстраненной частью сознания, все еще позволяющей трезво мыслить и оставаться наследницей престола, она отметила, что Ваэлья тихо вышла из комнаты. Услышала, как с тихим стуком закрылась дверь. И тогда, не в силах более сдерживать себя, Элея дотронулась до руки, безжизненно лежавшей поверх лоскутного одеяла. Горячие, мокрые от слез пальцы принцессы сплелись с холодными пальцами шута… Впервые она видела их столь близко, могла рассмотреть без утайки. Такие длинные и тонкие, никогда не знавшие прикосновения стали… Какими сильными они были, как ловко подбрасывали разноцветные шары… Элея и не догадывалась, что прикосновение к этой ладони — обычной человеческой ладони! — может вызвать такой неудержимый приступ нежности. С головой опрокидываясь в это чувство, она поднесла его руку к своей щеке, коснулась губами…
Лишенная жизни, пустая плоть.
— Патрик… — нет, он не слышал ее. Как не слышал и ни одного из тех лекарей, что пытались вернуть придворного шута к жизни. — Вернись… Ну пожалуйста… прошу тебя… Пат…
В тот вечер она была почти уверена — все как-нибудь наладится. Ее шут непременно придет в себя, исцелится от этого пугающего недуга. Ведь теперь он здесь, и мудрая наставница наверняка отыщет способ помочь ему.
Но уже на следующий день, когда, окрыленная надеждой, Элея вновь примчалась к ведунье, та еще у порога вручила принцессе кружку с настоем валерианы, а потом тихо коротко объяснила, почему она не в силах сделать хоть что-нибудь для своего любимого ученика. Казалось за минувшую ночь Ваэлья постарела на несколько лет, голос ее звучал спокойно и безжизненно.
"Он слишком далеко, — промолвила наставница, пряча скорбь за чуть прикрытыми ресницами. — Я не в силах последовать за ним. Здесь нужен маг такого же уровня, как сам Патрик, только во много крат опытней. Маг, который справится с Потоком, унесшим нашего мальчика. За всю свою жизнь я не встречала таких… Впрочем, мир велик — может статься где-то он и есть, этот маг… Где-то есть…"
Им оставалось только верить и ждать, рассылая с каждым заезжим купцом призыв помочь, откликнуться… Однако время шло — ничего не менялось, и пучина беспросветного отчаяния затягивала все глубже и глубже… Жизнь стала серой, точно дождь за окном, плоской и бессмысленной, как старый рисунок в забытой книге. Элея знала, что не имеет права на уныние, вот только ничего не могла с собой поделать. Во дворце она по-прежнему оставалась бесстрастной наследницей, но сердце ее теперь всегда было исполнено печали. И эта глухая непроходящая боль становилась особенно острой, стоило лишь приехать к наставнице и переступить порог безмолвной комнаты, где только пылинки нарушали покой, кружась в свете осенних лучей. Да еще порой вздыхала матушка Кера, приходя с очередным живительным отваром, который только-то и мог, что поддерживать жизнь в пустом сосуде…
Король сперва молча терпел эти ее визиты к ведунье. Лишь хмурил брови, видя, как Элея покидает замок в своем неприметном городском плаще. Однако вскоре он понял, что бессмысленные поездки уже вошли у дочери в привычку и отнюдь не подразумевают каких-либо полезных уроков. После этого все их с отцом беседы стали сводиться к одному — король требовал от Элеи оставить бессмысленные надежды и смириться.
Позволить прощальникам забрать шута.
Прощальники… Они добровольно принимали ношу, которая иногда казалась непосильной обычным людям.
Забирали мертвых.
Мертвых или тех, кого уже нельзя было спасти. Забирали, чтобы вернуть тела земле, даровавшей жизнь всему сущему…
Нет… Элея не могла допустить даже мысли о таком расставании.
"Нужно просто набраться терпения и ждать, — пыталась успокоить она себя. — Однажды призыв, переданный с купцами, обязательно дойдет до настоящего мага. Вот минует сезон штормов, и этот зов о помощи приведет на Острова человека, который сумеет вернуть шута…"
Ваэлья, в отличие от отца, ни разу не попыталась упрекнуть Элею. Она понимала — слова пусты. Она понимала — другого такого Патрика больше не будет. Не будет этих ясных глаз, которые, не смотря на все невзгоды, сохраняли детскую чистоту. Не будет летающих яблок и восхитительно смешных выдумок. Да что там… не будет больше мага, отмеченного богами, рожденного сделать этот мир лучше…
Элея знала — всю боль того глубокого раскола, что прошел через душу ее ученицы, Ваэлья ощущала как свою собственную. Они были точно две странницы, потерявшие свою дорогу. И оставалось им только одно — держаться друг за друга, чтобы не свалиться в пропасть.
Хуже всего оказалось притворство.
