Убрав пистолет, Леопольд открыл портфель и, не вытаскивая их наружу, перебрал бумаги пальцами. Я же спиной втолкнул Ирину во все еще открытую заднюю дверь машины, сам же, перепрыгнув через тело шофера, нырнул за руль и, преодолев сопротивление коробки, воткнул первую передачу и, грубовато бросив сцепление, развернул автомобиль практически на пяточке. Хорошо, что шофер не был склонен экономить казенное горючее и не заглушил мотор сразу же по остановке.
Когда шлагбаум остался далеко позади (кстати, приставленный к нему вневедомственный цербер не стал стрелять нам вслед, как и Леопольд, хотя оба подняли оружие и прицелились) Ирина пресекающимся голосом спросила:
— Там не было документов по одиннадцатому "Е" ведь да? Ты их обманул?
— Как не было? Разумеется они в портфеле! Не вижу причин им там не быть.
— Но ведь теперь они у них?
Перегнувшись назад (дорога была прямой и достаточно ровной), я успокаивающе улыбнулся и предложил:
— Может быть, нам оставить этот диалог из сплошных местоимений? ВСП11Е не более чем курьез. Нет никаких оснований для волнения по поводу того, что он попадет, и даже не он сам, а лишь документация, которую еще надо воплотить материально, в чьи-либо руки, даже, если эти руки запятнаны кровью.
Не желая успокаиваться, Ирина настаивала:
— Даже если курьез, хотя это и легкомысленно с твое стороны так говорить, ну и что? Почему мы должны его отдать!? Вызвать милицию! Но ближайший телефон… Давай! — глаза ее загорелись. — Давай вернемся и отнимем! Ты ведь сильный, мы сможем!
Конечно, я довольно силен. Могу без стеснения утверждать, что это так. И, говоря по правде, авантюристское предложение Ирины нашло в моей душе некий энтузиастический (такой формы слова не существует) отклик.
— Это опасное и неоправданно-рискованное приключение. Ты уверена, что хочешь, чтобы я ввязался?
— Мы ввяжемся! — непреклонно тряхнула волосами Ирина. — Я непременно буду рядом с тобой. Обязательно.
Как я мог отказать любимой? Вторично развернув автомобиль, я устремился обратно к полигону, продумывая одновременно план действий и то, когда же мне удастся поговорить с Ириной об изменении характера наших отношений.
Была и третья мысль или точнее чувство, в котором удивление и, признаться, восхищение, с которым Ирина кинулась в омут приключения, смешивались с опаской за нее. Полагаю, что удивление было несколько избыточным: я знал, что Ирине критически (может — катастрофически?) не хватает острых ощущений, и что ей никак не удается унять этот врожденный голод. Уравновешенная и не склонная к бурной экзальтации, она (по ее рассказам) всегда тщилась добавить в жизнь "огня и перца". Но в детстве спорт (фигурное катание и гандбол, поскольку горные лыжи или яхты были недоступны, а в прыжки в воду ее не взяли) оказался не столько приключением и борьбой, сколько утомительной работой, расплачивающейся лишь скупыми дозами эндорфинов, а переломить семейную традицию и стать не инженером, а врачом неотложки или актрисой ей почему-то не удалось.
Одобряю собственное легкомыслие: пустячный повод, чтобы вступить в авантюру, призом за удачный выход из которой будет только полученное нами в процессе удовольствие (в некоторых областях жизни, должен отметить, чтобы избежать необъективности, такая награда — норма). Ведь существование мое пресновато и небольшая встряска только на пользу как мне, так и Ирине, для которой и вовсе подобные передряги внове.
Я вырулил к шлагбауму, ожидаемо не обнаружив возле него ни Леопольда ни охранника. Все же я был не настолько самонадеян, чтобы въезжать через главный вход. Резко свернув, я, не щадя подвески, поехал между невысоких тополей через лесопосадку, укрывавшую полигон от досужих глаз.
Остановив машину впритирку к бетонному забору, увенчанному, но отнюдь не украшенному, ржавой спиралью Бруно, и вылезши из машины, я встал ногами на капот и подобранной веткой несколько примял спираль. Разумеется, мне не удалось бы таким способом сделать ее безопасной для форсирующего забор, но это вопреки уверенности Ирины, которая в нетерпении ожидала, когда я подам ей руку, с тем чтобы помочь вскарабкаться на машину, в мои планы не входило.
Создав видимость того, что некие лица (мы) преодолели бетонно-проволочную преграду, я взял Ирину за руку и повлек вдоль самой стены. Там при неаккуратной, как это водится, установке забора остались ныне застывшие потеки цемента. Аккуратно ступая по ним, мы почти не оставляли следов, и неопытному следопыту без собаки ни за что не удалось бы установить, что мы ушли прочь, а не полезли через забор. Предпринимать меры, которые сбили бы с толку опытного следопыта или обученного пса, я счел излишним, да и сказать правду, лишь теоретически знал, как проделать подобное.
Пройдя чуть менее полукилометра, что ввиду неудобства избранного способа передвижения заняло приличное время, я нашел то, что искал, и что не найти не мог — секцию забора, установленную без должного тщания. Пожелтевшая раньше и интенсивнее остальных, она чуть сползла одним краем из-за того, что земля под ней была подмыта дождями и стоком талых вод, а должный фундамент подведен не был: одна лишь видимость из смеси цемента с гравием.
Что плохо снизу, то и сверху редко бывает хорошо. Подтянувшись, я убедился, что спираль Бруно закреплена проржавевшими скобками, едва цепляющимися за крошащийся бетон. С помощью перочинного ножа, снабженного особым лезвием для открывания консервов (именно оно было наиболее уместно для такой работы), я помог им полностью утратить сцепление, а затем без особых хлопот приподнял освобожденный участок спирали рогулькой из тополевой ветки. Создав, таким образом, треугольный лаз над забором вполне достаточный, чтобы через него можно было пробраться, не зацепившись, я сперва помог Ирине, а затем и сам перелез и приземлился на корточки по ту сторону забора.
Таясь (в буквальном смысле — стремясь не выходить из затененных областей) и призывая к тому же мою спутницу, я направился к зданиям и вагончикам, олицетворявшим обжитую часть полигона: просмотровый пункт, жилой сектор, склады, кухню и бризовочную.
Никогда не бывши здесь ранее, я все же не опасался заблудиться. Моим ориентиром был звук работающих механизмов. Сейчас масштабные испытания были почти свернуты, и вряд ли кто-то погнал бы технику в дальние части полигона.
Показавшийся вскоре грейдер подтвердил мою правоту. Похоже, он просто чистил территорию, разлохмаченную прошедшими здесь до него тягачами.
Собираясь использовать грейдер как укрытие, я подобрался поближе и прыгнул в тень его колоссальных колес. Здесь я встал в полный рост, а Ирина последовала моему примеру. Говорить мы не пытались: это было невозможно — шум машины заглушал слова, а дизельный выхлоп принуждал держать рот закрытым. Не самым культурным образом, попросту пальцем, указав ей на виднеющиеся между колесами постройки, и жестом позвав за собой, снова пригнувшись, я трусцой оббежал грейдер, оказавшись позади кабины. Уже готовый продолжить движение, я мельком глянул на различимого сквозь довольно чистое стекло водителя грейдера. Не могу утверждать, что сразу же узнал его, скорее меня смутила неуместность белой рубашки с проглядывающим из-под воротника краем галстука. Я замер, пораженный догадкой; и в то же мгновение Леопольд, словно уколотый моим взглядом, обернулся. Его лицо приобрело выражение довольства и некоей устрашающей радости. Уверен, находись под его управлением не грейдер, а легковой автомобиль или, пуще того, мотоцикл с коляской, он резко сдал бы назад или даже поднял свой экипаж на дыбы и, развернул, с тем, чтобы раздавить нас. К счастью это было ему недоступно.
