— А прыгать и не надо. Помнишь ту пещеру, где мы когда-то скрывались от Берта? Я как-то гулял там, чуть было не заблудился… Там можно спрятаться так, что очень долго никто не найдет и даже не заподозрит, где искать. Я уйду сегодня ночью, а ты соберешь побольше припасов и придешь ко мне через день. И будем жить там вдвоем. Нам ведь никто больше и не нужен, правда?
— А как же Шента и Докен?
— Да-а… Боюсь, им в пещере будет тесновато. Но мы иногда будем выходить и проведывать их, чтоб уж совсем не было скучно. Ну как?
— Аркен, ты безумец!
— Конечно, я безумец! Потому что я просто безумно люблю тебя! Люблю так, как не дано полюбить никому даже во Внешних Просторах! И мне не нужно никакое Зеркало, потому что лучше этого чувства нет ничего во всем мире!
Ихта смотрела на него, и не хотела отвечать — ее глаза и так говорили гораздо больше, чем любые слова.
* * *
— Аркен не должен проходить Зеркало, — произнес падший Хэлмун. При этом он будто отвешивал каждое слово, тем самым придавая ему особую силу.
Сидевший напротив него падший Драмак едва не поперхнулся. Он как раз занимался поглощением уникального блюда, основным компонентом которого были маленькие черви-сутерги. Вообще-то блюдо считалось запретным, в силу одного очень интересного свойства этих самых червячков… но запреты касались только обычных людей, неопределившихся.
Драмаку было можно. На то он и падший.
— Не долж-жен проходить Зеркало? — зачем-то переспросил он. — Это к-как?
— Мы давно наблюдаем за Аркеном и делаем из наших наблюдений выводы. Его уровень силы возрос, и гораздо больше, чем мы ожидали.
— Ну и что? — Драмак то ли и в самом деле не понимал, то ли просто любил, чтобы ему все разложили по полочкам.
— Зеркало может не выдержать, — из уст Хэлмуна это прозвучало особенно внушительно.
— Ер-рунда! — Драмак схватился за правый ус и провел по нему пальцами, подкручивая кверху. — До сих пор ещ-че не было ни единого случ-чая, чтобы…
— До сих пор еще ни у кого не было такого уровня силы, чтобы стоило говорить о таком случае! — вмешалась в разговор Оргис, бесцеремонно расположившаяся на коленях у другого падшего, исполина Пурта. — Падший Хэлмун знает, что говорит.
— Пусть так, — подал голос Уртах, прикуривая сигару с травой тоже не из категории разрешенных, — но мы не можем изменить ритуал. Отступить от него — значит, нарушить слово, данное Гимону, и снова стать на путь лживого Курунтага. Один раз этот путь привел наш народ на отрезанную землю, в следующий раз он может ввергнуть нас в бездну!
Хэлмун привстал, и его лицо на миг оказалось освещено отблеском двойной восьмерки огромных свечей из-под высокого куполообразного потолка.
— Уртах, ради Гимона, давай без лишней патетики. Мы все знаем твое рвение в соблюдении заветов Гимона, но совершенно нет необходимости из разу в раз это повторять. Тем более, что никто не собирается менять ритуал.
— Не собирается? Или я чего-то не понимаю, или…
— Уртах, ты лучше всех нас знаешь Аркена. Как ты думаешь, он может попытаться бежать?
— Бежать? Куда можно убежать на нашем клочке земли?
— В горах на юге есть пещеры, полагаю, тебе это известно. Аркену, думаю, тоже.
— Ты хочешь устроить ему побег в пещеры? Безрассудная глупость!
— Дай мне закончить. Побег он устроит себе сам. А мы попытаемся его перехватить. Только попытка выйдет не совсем удачной, потому что найдем мы только бездыханный труп. Все еще не понимаешь?
Уртах снова прикурил:
— Хэлмун, ты осознаешь, на что ты идешь? На что мы идем?
— Я прекрасно все осознаю, ПАДШИЙ Уртах, — он не случайно сделал ударение на этом слове. — И надеюсь, что и ты тоже осознаешь, потому что основная задача в нашем плане возлагается на тебя.
— Нет… — Уртах почувствовал, что, начав спорить, невольно попал в ловушку.
— Почему же нет? А мы сейчас спросим у остальных! Драмак, Оргис, Пурт — кто-нибудь возражает?
В ответ раздался одобрительный гул — все были согласны.
— В таком случае, — подвел итог Хэлмун, — осталось обсудить детали, а затем разойдемся, чтобы не искушать Курунтага.
Падший Уртах сидел на своем месте с потерянным видом. Однако никому из присутствующих не дано было заглянуть ему в голову и прочитать роящиеся там потаенные мысли.
* * *
«Я не хочу проходить Зеркало!» — думал Аркен. Эта мысль возвращалась к нему и повторялась снова и снова: «Я не хочу проходить Зеркало!»
Была уже поздняя ночь, но ему не спалось. Ведь сегодня — последний день, когда он… когда он еще остается Аркеном, посвященным. Еще каких-то несколько часов, и он превратится в безымянного устремленного.
Да, устремленного — потому что Зеркало не оставит ему других вариантов. Если прошел Берт — пройдет и он.
Но несколько часов — не так и мало, и за это время можно все изменить. Так почему бы не попытаться? Разве все, что он говорил сегодня, были только слова? Ведь терять ему и вправду нечего…
Нечего, кроме любви.
Сейчас или никогда, решил Аркен. Другой возможности у него не будет. Сейчас — или никогда.
С этой мыслью он подошел к двери своей кельи. Больше всего он боялся, что падшие, зная его строптивый нрав, могли запереть ее снаружи, чтобы лишить его последнего шанса на побег.
Нет — дверь поддалась, и Аркен медленно отодвинул ее. Потом осторожно вышел в коридор. Было темно, но это его не пугало — он уже достаточно изучил внутренние ходы Скругла, чтобы прекрасно ориентироваться в них даже с закрытыми глазами.
Тут на углу должен стоять стражник… Аркен прислушался, а затем двинулся на звук шагов.
— Кто здесь? — стражник повернулся, и митна, которую он держал в руке, бросила яркий отсвет на нарушителя спокойствия.
Но парень, не давая тому времени, чтобы оценить ситуацию, нанес удар ребром ладони по горлу, а потом врезал еще коленом в пах. Стражник охнул и согнулся пополам. Не теряя времени, Аркен побежал дальше, даже не подумав взять митну — темнота была ему только на руку.
До выхода из Скругла он добрался без приключений. Снаружи не было видно никого; на небе сияли звезды, а впереди светились огоньки одиноких домиков в долине. На всякий случай он все же свернул с дороги, решив не испытывать судьбу, а быть максимально осторожным. Он сделал несколько шагов под прикрытием огромных деунов, на ходу определяя наилучшее направление ухода. Ветер свободно разгуливал повсюду, постепенно нарастая, и это было хорошо — в нем терялись шорохи, которые Аркен неизбежно порождал, пробираясь между деревьями.
Через секунду чья-то сильная рука перехватила его, и он почувствовал, как что-то острое упирается ему в спину.
