Дизайн внутри раздела явно делал тот же человек, который делал интерьер "Разрешённых миров". Хорошо чувствовалась некая общность, резонанс идей и решений, хотя прямого сходства, в общем-то, не было. Изрядных размеров круглый зал, столбы света косо падают на мозаичный пол сквозь слуховые окна в основании купола; по периметру зала небольшие ниши, в каждой – неподвижная фигура. Члены Группы, надо полагать. Клаус крутанул масштабирование и рывком переместился к выбранной нише.
Выбор оказался точным, а глаз не подвёл. Клаусу сдержанно улыбнулся вирт-образ Лима.
– Быстрого старта, – пожелал вирт-образ, поднимая руку в приветственном жесте. – Меня зовут Лим. На данный момент мне почти пятнадцать, и в Группе я больше десяти лет. Старичок, да. Что ещё сказать? Я всегда рад видеть новые лица; попробуй найти меня в основе или в одном из разрешённых миров, пообщаемся.
– А сейчас пообщаться – слабо?
Рисованный Лим моргнул.
– Можно и сейчас, – согласился он. – Только зачем, если можно по-другому?
– Потому что я – шейд, – признался Клаус.
Лим понимающе кивнул.
– Вон оно как… но ты не думай, что всё потеряно. Надежда есть всегда и для всех. Если ты нас нашёл или мы тебя нашли, значит, всё в порядке. И если что – знай: приглашение пообщаться вживую остаётся в силе.
Образ почти замер и вернулся к исходной позе, но при этом продолжал жить: дышать, моргать, иногда чуть переступать с ноги на ногу. Клаус хмыкнул. Качество исполнения и уровень интерактивности приятно удивляли. Полное ощущение, что на эту самую Группу работает уйма взрослого, причём нешуточно увлечённого народа. Возможно, работает даже за деньги. Ничуть не похоже, что войд сделан на одной коленке в свободное от развлечений время в рамках какой-нибудь самодеятельности. Или так, или все члены этой самой Группы – сплошь гении. Самому Клаусу, например, чтобы сделать собственный вирт-образ вроде этого, потребовался бы мощный, значительно мощнее стандартного, терминал Сети плюс никак не меньше недели времени – и не факт, что получилось бы на том же уровне. Скорее, признался он сам себе, я бы и за месяц доводку не закончил. Кишка тонка.
Разве что…
Клаус вспомнил маленькую, в прямом смысле ручную молнию в исполнении Лима, его намёки на особо тесное общение с терминалами с помощью сенса. Хмыкнул. Может, у них тут и правда питомник гениев?
Три шага в сторону. Соседняя с Лимовой ниша – и девчонка в ней. Высокая, худощавая, едва ли не до состояния "кожа да кости". Белобрысая. На лице странно контрастируют лёгкая, на грани исчезновения улыбка и печальные глаза.
– Я – Светлана. Привет. – В голосе тот же контраст: вроде бы и лайт говорит, а вроде бы и не совсем. Ну не умеют лайты грустить! Не умеют!
– А я – Клаус.
– Ты ведь новенький? Похоже, Анжи всерьёз занялась реабилитацией подростков. Что ж, удачи вам обоим.
Клаус моргнул.
– Реабилитацией?
Светлана наклонила голову набок и внимательно посмотрела из-под ресниц.
– Разве ты не знаешь? Поначалу Группа была создана для помощи необычным детям. Таким детям, как я, или как Джинни, или Лим. Все мы, помимо прочего, были кандидатами в шейды, хотя по кое-кому этого и не скажешь. А я до сих пор лайт лишь на три четверти…
– Не бывает!
– О, бывает, и ещё как. Ты, похоже, пропустил раздел "История". Пропустил ведь? Очень тебе советую: вернись и изучи хотя бы Малую летопись. Иначе будешь разевать глаза и хлопать ушами на каждом втором шагу. Давай-давай, иди. Тебя ждут.
И тут – Клаус едва поверил собственным глазам – вирт-образ Светланы сделал короткий жест, после которого Клауса выбросило обратно на "обложку" войда, а оттуда – в недра раздела "История". Ничего себе самоуправство! Как это вообще?..
– Наконец-то. Клаус Метцель, собственной припозднившейся персоной.
В поле зрения, заслонив часть архаичных книжных полок, вплыл вирт-образ Наставницы. То есть Анжи. И именно вплыл: в симуляции она не утруждала себя выполнением физических упражнений, предпочитая левитировать. В её движениях было нечто странное; присмотревшись, Клаус почти сразу понял: образ Анжи словно плавает в невесомости. Интересно, почему?
– Ну, над последовательным мышлением мы с тобой ещё успеем поработать, – продолжала Наставница (в данный момент Клаус не стал бы биться об заклад, что имеет дело всего лишь с образом). – Пока что важнее другое. Как я понимаю, Лим, этот шалопай, всё-таки почти ничего тебе не объяснил. А?
– Э-э-э…
– Не объяснил, – констатировала Анжи. – Что ж, буду отдуваться за него. Клаус, что ты предпочитаешь: изучать файлы данных или слушать рассказ, задавая попутно вопросы?
– М-м-м…
– Не мычи. Пусть коровы мычат.
– Коровы?
Анжи возвела глаза горе.
– Божечка, иже еси на всех небеси, дай мне толику твоего безмерного терпения! Ага, большое спасибо. – Взгляд карих, но при этом крайне холодных глаз Наставницы переместился обратно на Клауса. – Вот что, малёк. Я даю тебе ровно десять секунд, чтобы ты задал мне осмысленный вопрос. А потом начину просвещать тебя по-своему. Время пошло.
Мысли в голове Клауса заметались лихорадочно и хаотично. Почему-то из всех возможных вопросов вперёд упорно лез самый неподходящий. Клаус отлично понимал, что задать его будет, мягко выражаясь… м-да. Но под стремительно леденеющим взглядом Анжи остальные вопросы забились в тёмные щели, и тогда он отчаянно выпалил:
– Как звали того шейда, которого вы любили?
Лицо Наставницы застыло. Клаус струхнул.
А потом Анжи улыбнулась, и от этой улыбки Клаусу стало ещё хуже.
– Эх, ментат ты наш недоделанный… а ведь ты попал в точку. Что ж, точность требует вознаграждения. Смотри.
Запустив руку за пазуху, Анжи извлекла статичную голограмму. Из глубин голограммы на Клауса пристально глядел черноволосый мужчина. Описать выражение на его лице парень не сумел бы: подобных эмоций он просто не знал. Не видел у других и сам не испытывал. Даже если бы не болтовня Лима, он догадался бы, что этот черноволосый – шейд.
– Его звали Рышар. Рышар Мартин. И ты употребил неверную форму глагола. Я до сих пор люблю его, хотя мы были знакомы всего-то немногим больше суток… и случилось это больше десяти лет назад.
Размеренный, чуточку отстранённый голос Наставницы не был печальным. А каким он был? Этого Клаус не понимал.
Но помимо тайного ужаса, рождённого словами Анжи, он почувствовал зависть. Гложущую пустоту, алчную, тянущуюся куда-то вовне. Этого он тоже не понимал, не понимал сам себя.
Боялся понять.
Забрав и снова спрятав голограмму, Наставница перешла на лекторский тон.
– Есть вещи, принять которые трудно. Не понять, а именно принять, как очевидный факт. Так вот, главное из того, что тебе предстоит усвоить, состоит из двух достаточно простых фактов. Первое: миров во Вселенной много. Очень много. Второе: в эти миры можно войти. И вернуться оттуда… хотя возвращение – уже отдельная тема.
