С охраной никаких проблем не случается. Мне достаточно ткнуть пальцем на один из портретов: там запечатлена вся наша семья, и я в том числе. Но почти у самой двери в зал я сталкиваюсь с Ремом.
— Ты не уехала? — удивляется он. Что ж, я благодарна Фьюрину за то, что он меня предупредил о планах брата. Теперь я готова к той реакции, которую вижу у Рема.
— Как видишь, — улыбаюсь я в ответ. — Фьюрин попросил собрать все свое имущество, прежде чем уезжать. Вот иду за этим «своим» прямо в зал — тот, что за твоей спиной.
— Зачем тебе?.. — хмурится Реман и делает шаг в сторону, перекрывая мне путь.
— А с чего мне отвечать на твои вопросы? Я буду иметь дело только с Амиром, — я подхожу к нему почти вплотную. Пару лет назад меня, может быть, смутила такая крошечная дистанция между нами, но не сейчас. Я вздергиваю подбородок и наклоняюсь вперед, будто собираюсь сделать еще один шаг и прижаться к Реману. Тот за долю секунды до столкновения успевает отступить. При этом выражение лица у него становится сначала растерянным, а потом раздосадованным.
— Амир сейчас не рассматривает вопросы о мелочах! Платья и книги можно выслать и позже.
— Реман, ты меня удивляешь, — я медленно, но продвигаюсь к заветной двери. — Я все еще урожденная Флейм, это никуда не исчезло. Если мне нужно, весь территориальный Совет будет считать мои заколки и чулки…
— Ты в своем уме? — шипит мне в ответ Рем. — Это не то собрание, куда можно ворваться…
— Прочь с дороги, — его снисходительный тон мне и раньше не нравился, но теперь он особенно неприятен, и я резким взмахом руки приказываю Реману отойти. — Я пройду туда как радетельная Лайм Виктори Флейм, супруга Эриха Мореста Фьюрина. Мне не нужно чье-либо разрешение для того, чтобы присутствовать в этом зале. Ни твое, ни Амира. И ведьмы пройдут со мной. Какие-то проблемы?
— Лайм, ты!.. — он краснеет и, кажется, хочет схватить меня за руку, но резкий порыв воздуха отталкивает его. Я слегка поворачиваюсь вправо и вижу, как Рада стоит в боевой стойке и напряженно переплетает пальцы. Ведьмы бывают грозным аргументом в споре, и он у меня есть.
— С дороги, Реман. Или я применю силу.
— Да не вопрос! Я посмотрю, как вас оттуда вышвырнут, — он пропускает нас, но смотрит на меня, как на идиотку.
Я окатываю его презрительным взглядом. Никогда бы не подумала, что смогу открыто демонстрировать Рему свой негатив. Он же мой друг детства и первая любовь. Но обстоятельства меняются и меняют людей.
⁂
Перед тем, как коснуться тяжелой двери, я медлю: делаю глубокий вдох и в десятый раз прокручиваю в голове, что и как буду говорить. Это действительно помогает. Дверь легко распахивается, и я вхожу в большой зал. Внутри меня встречает огромная толпа. Сначала задние ряды не желают пропускать меня вперед. Но постепенно среди присутствующих разносится шепот узнавания, все больше людей на меня оборачиваются и освобождает мне путь.
Я просачиваюсь сквозь толпу к большому столу, где заседают мой старший брат и его новые советники. Среди последних очень мало знакомых лиц и еще меньше тех, кто был в составе территориального Совета, когда правили отец и дядя. Определенно стало больше молодых и энергичных, рисковых и, наверное, жестких в решениях. Амир, я уверена, подбирал их под себя. Вместе они уж точно или поставят эти земли на ноги, или сотрут все построенное в пыль. Никакого промежуточного состояния, никаких компромиссов или соглашений — это новый Флейм. И судя по возмущенным взглядам некоторых советников, здесь мне не рады.
— Здравствуй, брат мой, — я останавливаюсь на другой стороне стола — ровно напротив его кресла. Показательно, что этого роскошного сидения здесь не было, пока к власти не пришел дядя. Раньше здесь стоял вполне обычный стул, наш отец не любил выделяться. Но я понимаю, почему Амир не убрал этот пережиток краткого дядиного правления: кресло занимает немало пространства и возвышает брата над остальными, делает его более значимым, чем советники, другие присутствующие здесь и я, само собой.
В ответ на мое приветствие Амир, молча, едва заметно кивает. Он спокоен, собран и даже немного расслаблен. По всей видимости, я прервала чей-то спор, за которым брат просто наблюдал: ожидал, кто из спорщиков даст слабину, и делал собственные выводы. Как я раньше могла думать, что понимаю его? Взгляд, который достается мне, достаточно просто расшифровать: меня не ждали, и я очень мешаю. Но, к его раздражению, он не может мне отказать. И я готова воспользоваться этим: если уж Амир поднял старые договоры, то я тоже не стану отставать от него.
— Сестра моя, ты уже успела сбежать от своего мужа? Или это он сбежал от тебя? — мне достается ничего не значащая улыбка — просто движение губ. В зале слышатся смешки, часть из них приглушенные, но основная толпа не стесняется.
— Нет и нет, брат мой, — я чувствую ужасное давление: сложно двигать губами и изображать легкость, когда на меня направлено столько взглядов. Многие из них неприятные. — Мой муж сказал не покидать Флейм, не забрав всего, что мне полагается по статусу и праву.
За моей спиной смеются уже более открыто. Но сейчас не время обращать на это внимание. Мой взгляд сосредоточен на Амире, а все вокруг становятся всего лишь размытыми пятнами. Они могут смеяться, фыркать, шептать гадости или возмущаться, но мне важна реакция всего лишь одного человека. Понимание успевает появиться на его лице, но я не даю ему сказать ни слова. Здесь и сейчас я буду первой:
— Я напоминаю собравшимся о кодексе Вельхора — общих правилах наследования и сохранения магических линий. Глава двенадцатая, дополнение восьмое гласит: если в семье нет наследников-оберегов, кроме правящего, радетельный или радетельная из того же поколения, а также их дети, считаются наследниками на общих правах до появления второго оберега в семье…
— И что с того?.. — кто-то шепчет за моей спиной. Но я делаю еще один глубокий вдох:
— Глава десятая того же кодекса — «Наследование мест особого значения», пункт третий «Наследование в землях Флеймов», подпункт «Школа «Птичий клюв»…
— Я понимаю ход твоих мыслей, Лайм, — перебивает меня Амир. — В том здании слишком много твоих воспоминаний. Но Птичий клюв — особенное место для ведьм, а ты, сестра, сколько бы там ни провела, совсем не ведьма. Ты не откроешь его дверей!
— …Подпукт «Школа «Птичий клюв» гласит, что «владеть ею может только та, которая ворота открыла, силой обладает и к семье Флеймов относится». Да, ты прав, брат мой, я — не ведьма, — я сжимаю пальцами край стола и наклоняюсь вперед. — Но, согласно той же главе кодекса: в случае отсутствии такой ведьмы, эта честь может быть «дана наследующей замужней радетельной, буде она в браке с оберегом, ибо плод такого союза магией одарен станет». Я не ведьма, ты прав, но именно я могу родить ведьму, этого ты не изменишь…
— Я признаю твое право, но выбери Фишерскую заставу или управление Харосом. Эти города нуждаются в присмотре больше, чем заброшенные древние стены!
— Нет, Амир Виктор Флейм, я заберу то, что мне нужно, и не более.
— Я услышал тебя, Лайм Виктори Флейм, — Амир разводит руками и усмехается: — Кодекс говорит — я выполняю. Вот когда родишь ведьму, тогда и будет смысл что-то передавать. Ты лично открыть основные ворота все равно не сможешь. Не дано.
— Если она не сможет, то за нее это сделают другие. Те, кому дано.
Рада появляется из-за моей спины и становится рядом. Ее плечо касается моего. Я чувствую, как ее сотрясает легкая дрожь. Ее холодные пальцы находят мою ладонь и пожимают: и это самая лучшая поддержка, которую только можно представить. Будто бы она стала на мою сторону, стала против человека, которого любит. Это и горько, и прибавляет мне сил.
— Вот значит как, — глухо произносит Амир. На мгновение я вижу растерянность на его лице, но этот миг такой краткий, что вряд ли кто-то еще мог заметить смену эмоций. Амир быстро возвращает свою непроницаемость, но теперь его взгляд прикован к Раде, а не ко мне.
