Теперь перейдем фону - фон в композиции должен нести не меньшую смысловую нагрузку, чем центральные фигуры. Но в качестве фона мне приходится использовать довольно некачественный материал - два молодых хуманса и один практически старик. Нет красиво и беззвучно оформить задник мне не удастся - хотя и не хочется, но все же некая топорность в моей картине будет - не по правилам, но фон я буду оформлять уже холодным. Быстрая, блестящая бабочка - мотылек из стали, ласково перепорхнула в моих руках от одного тела к другому. Руки уверенно придержали статистов, чтобы своими судорогами и тихим хрипом они не разбудили центральных фигур моего шедевра.
И вот теперь можно приступать непосредственно к центральным фигурам моей картины.
Я назову ее - "Наблюдение за полетом орла".
Самое главное в ней это полностью передать внутренний мир орла и наблюдателя. Незамутненные чувства и чистота переживаний - вот секрет моего будущего шедевра. Вот и наступил самый решающий акт творения. Сейчас или никогда. Буквально через несколько секунд выяснится, будет ли это картина достойная руки мастера или безграмотная мазня студиозуса. Первый удар должен быть очень точен - аккуратно перерубить спинной мозг и не убив хуманса вызвать у него паралич. Да не просто паралич - мимические мышцы должны работать, а голосовые связки нет.
Первый удар. Быстрое перемещение ко второй цели - второй удар. Шипение судорожно выдыхаемого легкими воздуха не нарушенное ничем - тишина - божественная тишина. Теперь проверить мимику - да! Все получилось - на лице хумансов застыло выражение удивления и вместе с тем страха. Все правильно - они сейчас не ощущают тел и поэтому не ощущают боли.
Так все вроде получилось - теперь пока краски основных мазков сохнут, займусь временно оставленным фоном - ведь нельзя оказывать неуважение даже мельчайшей части полотна - настоящий мастер даже в незначительных деталях должен быть совершенным. Усадив и прислонив, друг к другу тела, я отошел и внимательно присмотрелся к фону - они у меня будут символизировать скалу, к которой прислонился наблюдатель. Конечно, маловато их для нормальной скалы - впрочем, будут маленьким утесом - я не привередливый.
Теперь наблюдатель, его поза должна выражать благородство и быть совершенной в каждом изгибе. Ну, как? Ну, скажите, как можно благородно разместить это корявое человеческое тело - оно просто физически для этого не приспособлено. Но ничего, ничего - мой наблюдатель, мой милый наблюдатель, я знаю, как можно избежать зажатости твоей позы. Провожу кончиками когтей по щеке этого молодого хуманса, уже покрытой слезами от красоты моего будущего шедевра и, вглядываясь в его широко раскрытые зрачки, шепчу:
- Не переживай, ты займешь одно из главных мест в моей картине, в твоей ложе будет самый лучший вид, мой милый наблюдатель. - С этими словами я легко касаюсь губами трепещущих от волнения век наблюдателя и по очереди подцепив их когтями, отрезаю - моему прелестному наблюдателю ничего не должно загораживать божественный вид, вскоре откроющийся перед ним. Дальнейшая работа по раздроблению костей конечностей и приданию наблюдателю возвышенной позы на фоне утеса не заняла у меня много времени и позволила немного успокоится перед началом работы с центральной фигурой композиции…
… Два точных выверенных удара - только два. Мера высшего мастерства…
…
И вот в полутьме догорающего костра, перед скалой у которой лежит наблюдатель, в извечном полете распростер свои кровавые крылья орел. И дорожки слез, бегущие по щекам наблюдателя, точно такие же, как и на моих щеках, показывают, что шедевр удался - шедевр с скромным названием: "Наблюдение за полетом орла".
Улегшись на пенку, я еще долго смотрю на эту картину, залитую нежным трепещущим светом догорающего костра. Смотрю, пока в один момент не закрываю глаза…
Темнота. Ласковая, теплая темнота. Шелест листвы и легкий ветерок, обдувающий лицо, дополняются самозабвенным чириканьем какой-то пташки, показывающей всему окружающему миру свое хорошее настроение и готовность отловить кого-нибудь с целью спаривания. Какой хороший сон мне сегодня приснился. С самого момента пробуждения мне очень весело и приятно на душе. Улыбнувшись окружающему миру, я попытался открыть глаза. Команда правому глазу - открыться. Отклик - фигушки. Команда левому глазу - попробовать открыться. Отклик - жалюзи заклинило. Команда правой руке - протереть глаза.
Протираю глаза. В расчете на вчерашнюю контузию, медленно приподнимаюсь, прислушиваясь к организму - вдруг плохо станет. Нет - все вроде нормально. Хм, даже странно - вчера чуть копыта не откинул, а сегодня только чуть подташнивает, и голова чуть кружится. Судя по всему - регенерация у дроу повыше будет, чем у человека.
- Ссешес, ты как себя ощущаешь? Есть будешь - мы твою порцию оставили. Гречка, конечно холодная - но есть можно. - Радостное лицо Сергея, высовывающееся с боку, отвлекает от разглядывания неба покрытого перистыми облаками.
- Знаешь, Сергей - а быть наблюдателем тебе бы пошло…
…
Вот так медленно и планомерно начинается день одиннадцатого июля тысяча девятьсот сорок первого года для капитана партизанского отряда «Башня», простого советского дроу, товарища Рилинтара С.С.
…
Холодная гречневая каша по рецепту - "без никто", по моему, является шедевром кулинарной мысли и этому есть несколько доказательств:
Первое - ее все же можно есть.
Второе - с голодухи, она такая вкусная.
И самое главное, хорошее утреннее настроение не исчезало, а только дополнительно расцвечивалось новыми теплыми оттенками. Даже яркое утреннее солнце, злым буравчиком иногда проникающее под капюшон, не могло испортить наслаждение от такого замечательного блюда и возникающее раздражение немедленно захлебывалось в волнах радости - Как же сегодня хорошо!
Даже лица хумансов, приветливо улыбающиеся мне, не вызывают какого-нибудь сильного раздражения и желания залить их улыбки кровью. Еще чуть-чуть и можно представить, что это простой семейный обед в кругу воинов Дома, правда не хватает настороженных взглядов, приятной перчинки какого-нибудь яда в пище и добрых, сочащихся медом улыбок…
Стой! Какие улыбки! Какой яд! Я человек! Нет, я точно человек!
В моем мозгу мгновенно промелькнула вся сцена утренней побудки, вспомнилось замечательное настроение из-за прекрасного сна.
Прекрасного! Сна!
Мгновенно застыв и не донеся ложку с кашей до сжатого в страшной гримасе рта, я гигантским усилием воли сдержал волну зарождающейся паники и продолжил медленно пережевывать моментально опостылевшую кашу. И даже панические вопли желудка, о необходимости его наполнить, не отвлекали меня от осмысления случившегося: Я. Только. Что. Радовался сну, в котором убил и подверг пыткам всех своих напарников. И после этого сна у меня было отличное настроение. По-моему мне явно пора в дурку и я становлюсь опасен для окружающих. В мозгу мелькнуло - спокойно, все хорошо - тебя окружают союзники - опасности нет.
