Теперь меня всю охватило холодом. Я стала трястись.
— Не надо, не уезжай, — воскликнула я. — Я скажу отцу. Он накажет Сула, прикажет ему оставить тебя в покое. Я попрошу кухарку, чтобы она дала тебе место в кухне…
Я замолчала. Сиф перестала ходить. Прислонилась спиной к каменному простенку и посмотрела на меня. Потом недоверчиво рассмеялась.
— Ты думаешь, что твоего отца хоть сколько-нибудь волнует, что со мной будет? — спросила она. — Если бы у него было хоть чуточку совести, он взял бы меня к себе, когда Зара умерла.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — запинаясь, проговорила я. — Мой отец — справедливый и благородный человек…
— Ради бога, не рассказывай мне о твоем «справедливом и благородном» лорде, — опять взъярилась Сиф. Она выпрямилась и отодвинулась от стены. — Это он, такой справедливый и благородный, оставил меня на попечение Сула на все эти годы, — она готова была закричать. — Да твой прекрасный благородный отец женился бы на моей матери, если бы родилась не я, а мальчик! Я нащупала за спиной стену и прислонилась к ней. Мне нужна была сейчас опора. Я не сводила глаз с Сиф. Она не подошла ко мне.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — прошептала я наконец,
— Во имя Гунноры, — задохнулась Сиф, — Кто же, ты думаешь, был моим отцом?
Я не ответила. Не могла. Я почувствовала, что бледнею. Ни за что в жизни, ни на один миг не могла я предположить такое. Но если бы я даже озадачилась этим вопросом, то уж решила бы, что это Сул.
— Он обещал, что поможет ей благополучно добраться до Верхнего Холлека, — говорила Сиф, — и даст денег на дорогу. Он обещал сам ее отвезти на север, но позже, после того как его положение лорда на острове станет более прочным, — Сиф прислонилась затылком к стене. — Она со временем полюбила его. Он был к ней добр. Она мне об этом говорила. Но она не родила ему наследника. Родила меня. Поэтому он женился на твоей матери, а моей пришлось самостоятельно искать путь домой.
— Этого не может быть, — прошептала я. Голос мой дрожал. Я готова была расплакаться. — Мой отец никогда…
— Не был так бесчестен? — закончила она за меня и устало вздохнула. Теперь она говорила негромко, но в словах ее звучала ярость. — Радуйся тому, что он был бесчестен. Тебе это пошло на пользу. Иначе это я ходила бы в твоих красивых платьях, а ты бы никогда не родилась.
Мы молча смотрели друг на друга. Весенний вечерний воздух был холоден. Глаза ее наконец обратились на меня с мольбой.
— Мне нужна еда, Элис. Лодка у меня уже есть.
Я зарыдала. Удержаться я не могла. Неужели она и в самом деле задумала это. Не могла же Сиф и в самом деле уехать от меня.
— Куда ты поедешь? — выговорила я наконец. Сиф повернулась и опять зашагала взад и вперед.
— Не знаю. Сначала — в Верхний Холлек. Наймусь в моряки. Они подумают, что я мальчик.
— Да нет, — сказала я. — Они скоро узнают правду.
— Прежде чем узнают, поеду дальше, — проворчала Сиф. — Поеду на север. И найду Врата моей матери.
Все это было ужасно глупо, начиная с того, что она вообще уедет с острова.
— Они никогда тебя отсюда не выпустят, — сказала я. — Даже если Сул и не умер, они не поднимут для тебя цепь в гавани.
— А я оттуда и не поплыву, — отрезала моя сестра. Меня охватила паника.
— Да ведь ты утонешь, как когда-то твоя мать. Умрешь на скалах!
Она перестала ходить и подошла ко мне. Она стояла на площадке, а я — на ступеньках. Сиф протянула руку и дотронулась до моего плеча.
— Сейчас середина месяца, Элис, — прошептала она и удивленно посмотрела на меня. — Через два дня полнолуние. Весенний прилив. Вода глубока. Разве тебе это неизвестно?
Я покачала головой. Прожив на острове всю свою жизнь, я ни разу не садилась в лодку и ничегошеньки не знала о приливах. Сиф крепче сжала мое плечо.
— Ты должна мне помочь, — сказала она. — У Сула нет никаких припасов, а у меня не было времени делать их. Я думала, что у меня впереди еще один год. Но придется ехать сейчас, сегодня ночью. Сама я не могу пойти в кухню, а ты можешь.
Я и в самом деле могла, но не хотела. Я не хотела помогать ей меня бросить. И в то же самое время знала, что Сиф сделает то, что задумала. Она всегда все делала по-своему. И она сделает это в любом случае — с моей помощью или без нее. Тут я подумала, что она могла бы и вовсе ничего мне не говорить. В действительности она во мне вовсе не нуждалась. Она скорее поехала бы голодной до своего Верхнего Холлека. Она просто пришла со мной попрощаться.
В какой-то безумный момент я хотела отправиться вместе с ней, хотела умолять ее, чтобы она взяла меня с собой, только бы не оставаться здесь без нее. Но тут я вспомнила ее рассказ о материнской лодке, наскочившей на риф, оттого что она была тяжелее, чем требовалось. Я стану для нее лишним весом, обузой. Я была просто девочкой. Женщины в лодках, как утверждают, к несчастью. Всем это известно. Я была просто девочкой, а Сиф… была Сиф.
По этой причине я не стала ее просить, лишь молча стояла перед ней, а она держала руку на моем плече. Другая же причина заключалась в том, что я знала, совершенно была уверена, что — будь там полнолуние, высокий прилив, или, нет, весенний прилив, что бы ни было — ей не удастся исполнить задуманное. Сиф умрет на скалах.
Я принесла ей все, о чем она просила, и даже больше, хотя мне пришлось дожидаться удобного момента после ужина. Во время еды я обслуживала стол отца. Я смотрела, как он ест, смеялась вместе с его охранниками и принимала участие в азартных играх, пока мать не ущипнула меня и не спросила, отчего я веду себя так развязно. Оба они казались мне чужими. Я их не знала.
После того как меня отпустили, я еще долго крутилась в кухне, пока кухарка с помощницами не удалилась ужинать в соседнюю комнату. Я схватила все, что можно, и завернула в салфетку. Там была и жареная птица, и печенье, и две бутылочки вина.
Я принесла все этой ей в башню, вместе с мешочком для рукоделия. Я починила ей рубашку при свете свечи и помогла отнести вещи к морским воротам. Никто нас не видел. Охранники у моего отца были важными и нерадивыми. На нашем острове и не надо было никакой охраны. Острые рифы с одной стороны и цепь с другой — вот и все, что требовалось.
Я отдала ей дорогой зеленый плащ — он был связан из шерсти, не пропускавшей влагу, — и золотую брошь, которую мать подарила мне годом раньше (тогда она впервые надела на меня «взрослое» платье). Через месяц я сказала матери, что потеряла брошь. Она ударила меня по лицу так, что из носа пошла кровь.
Луна на небе почти достигла полнолуния. Возле морских ворот Сиф нагнулась и поцеловала меня в щеку, чего она раньше никогда не делала. Потом протянула мне наконечник от гарпуна — тот, что постоянно носила на шее. Последний раз я как следует всмотрелась в ее лицо. Она улыбалась.
