Вечером того же дня обе «змеи» пристали к берегу безлюдного крохотного островка в трети дня пути к юго-западу от Сувы. Место предложил Бираг, а впрочем, никакого другого удобного места вокруг Сувы и нету. И уже входя в залив, с «Дубового Борта» увидали стоящие там еще две «змеи», расположившиеся мирно у берега. Это тоже оказались люди Бирага, которые в шторм от него оторвались.
— Ты гляди на них! — захохотал (как передают) Бираг, удивляясь так, точно вовсе и не ожидал их здесь увидеть. — Добрались-таки, лодыри! И я уверен, даже топоры свои ухитрились не запачкать! Один я должен вертеться за них за всех!
Команды разложили костры на песке, чтоб готовить ужин, — каждая у своего костра, — все держали оружие под рукой поближе. Люди у Бирага были беззаконники, как и он сам, отребье двух морей, какое крутится на Торговом острове, и теперь их было втрое больше.
Стремительные сумерки уже упали на мир, когда Гэвин отправился к Бирагу договариваться, как будет проходить оценка добычи, — один пошел, хотя многие и полагали, что это глупо, — и безумный закат таял своим золотом, на котором черным-черно и четко рисовались снасти кораблей, всех пяти, оттого что захваченная шайти стояла на трех якорях тут же, под берегом. Бираг собирался продать ее, чтоб зря не пропадать хорошему кораблю.
— Если мы с тобой, — сказал Гэвин, когда ему предложили подсесть тоже к костру, поужинать за компанию, — разговариваем, Бираг, как честные люди, тогда это честное предложение, и я за него с охотой выскажу тебе свою благодарность. А если нет — незачем мне тогда оказываться у тебя в долгу за твое мясо, как гостю!
— Зря ты так, — засмеялся на это опять Бираг, блестя зубами в кудрявой дерзкой бороде. Зубы были такие же белые, как у него в руках кость с кусками баранины на ней. — Я — честный человек. Это тебе всякий скажет. И мои ребятишки — они тоже честные люди, хоть и нету у них родни, которая б сидела в издольщине на моих землях, жрала бы моих быков на Осеннем Пиру и все такое прочее. Так что мы тут поговорили с моими капитанами и решили, что обещания надобно исполнять, хоть и были они даны кое-как и не по правилам, без соклятвенников и без свидетелей договора, ну да ты сам знаешь, как.
— Если это верно, — сказал Гэвин, — тогда ты и вправду честный человек. Ну и как ты думаешь исполнять их?
— А как сказано, так и буду. Я-то помню, что говорил. А ты помнишь? (Гэвин усмехнулся.) Ну так вот: половиной своей личной доли с этой шайти я поделюсь с тобой пополам, с тобой лично, Гэвин, а насчет остального — ты уж прости!
Никому, понятно, не понравится, если его вот так вот выставляют дураком. Гэвину это тоже не понравилось.
— Хорошо, — сказал Гэвин, тряхнув головой, — я возьму свою половину. Я таки сделаю тебя честным человеком, Бираг, хотя бы на одну ночь и хотя бы против твоей воли. Не обессудь только, если способ, каким я свою половину отделю, тебе окажется не по сердцу.
— Дели как хочешь, — отвечал Бираг.
Кое-кто из его людей уже заворчал, собираясь за спиной у Гэвина, но он махнул рукой: пусть идет… И Гэвин ушел назад, к своему костру. Так что Бираг, сын Бирага, был все-таки на свой лад честным человеком.
Ночь обе дружины провели, непрерывно сторожа якобы костры, а на самом деле — друг друга; на рассвете «Дубовый Борт» скользнул в розовеющее море, и Бираг Зилет, Бираг Хитрец, усмехнулся снова.
— Я так и знал, что он пожалеет своих, — сказал он. — Даже от дружины Гэвина нельзя требовать, чтоб они нападали сам-на-трое.
— Удирает, — сказал кто-то, тоже с усмешкой.
— Разворачивается, — с тревогой сказал другой. Ветер тянул с моря, и потому «Дубовый Борт» шел на веслах. И разгонялся так, точно на гонках, и нос его был нацелен прямехонько в борт шайти, замершей на своих якорях!
— Тьма тебя забери, Гэвин! — заорал Бираг.
«Дубовый Борт» вогнался в набор шайти точно посередине, от носа и от кормы на равном расстоянии разрезав ее, как ножом, — а штевни у северных «змей» крепкие, — так что захрустели сочленения, которыми в этом месте соединяется у шайти составной киль, и разошлись ее ребра, а люди, которых Бираг в изобилии отправил ночью на свою добычу, опасаясь, как бы ее не увели втихомолку, попадали кто на палубу, а кто и за борт. Гэвинова «змея» от удара тоже хрустнула вся — но выдержала, и тут же на ней заработали весла, вытаскивая «Дубовый Борт» назад, и Бираг заругался еще страшнее, поняв, что ему вот-вот удастся освободиться.
— Эй, Бираг! — крикнул Гэвин, и голос его звенел от смеха. — Как тебе мой способ делить добычу пополам?
Ветер был с моря, и Бираг Зилет расслышал эти слова так ясно, как если бы рога Лура пропели их ему на ухо.
Стискивая кулаки, он стоял и смотрел, как «Дубовый Борт» выскальзывает назад и стремительно уходит прочь на всех веслах, чтоб не попасть в водоворот от тонущей шайти.
Другой бы человек, может, и погнался за Гэвином; может быть, на это Гэвин и рассчитывал; но, хотя «Дубовый Борт» еще какое-то время кружил в виду берега, команда Бирага, торопясь и ругаясь не меньше своего капитана, уже ныряла в том месте, где, перевернувшись, затонула у берега шайти, — пыталась вытащить хоть сколько-то тюков с шелком, пока все не затянуло в песок. Что же до Гэвина, то он смеялся.
Такую вот историю среди прочих рассказывают о Гэвине и о его «Дубовом Борте» в южных морях. И, во всяком случае, никто никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из рассказчиков ругал Гэвина за эту проделку.
Несколькими днями после Солнцеворота, на макушке лета, флотилия Гэвина добралась вдоль узкой цепочки безлюдных Дымящихся Островов в те моря, которые люди с севера зовут на своем языке Добычливые Воды, а юные корабельщики — Гийт-Чанта-Гийт, Море-Тысячи-Морей, и «Дубовый Борт» зашел на остров Иллон продать кое-какую ерунду, что они прихватили по дороге. Ерунда состояла из двенадцати человек и зерен «бобового дерева», а тариби, на котором плыло прежде все это, был слишком стар и дыряв, и его пришлось оставить океанским девам, чтоб играли обломками. Они это любят.
На острове Иллон был в то время самый большой рынок рабов в Гийт-Чанта-Гийт, благодаря захожим «змеям» да нравам купцов Иллона, что оказались проще, чем многие из их соседей; они первые догадались: ведь и пиратов с севера можно принять в свою торговлю не хуже всяких других пиратов. Без пиратов же работорговля не может существовать.
Еще дед Гэвина видел здесь, на Иллоне, короля Дьялваша Морехода; короля тут очень пышно принимали, и «собрание первой сотни» Иллона объявило эту страну отдающейся под руку Королевства вовсе не только от страха пред «змеями» короля Дьялваша, стоявшими в виду Тель-Кирият. Говорят, что Дьялваш Мореход, приглашая к себе на службу тогда Рахта Проливного (а он и был дедом Гэвина, о котором речь), сказал еще и такие слова:
