Клонит голову в знак уважения. На переднем плане — Ньяхдох, взирающий на меня в полном молчании. И вновь лицо его преображается, и теперь мне ясно — почему. Итемпас. Его волей подчинён падший. Непрерывное изменение — в природе Владыки Ночи; нет, он и есть суть Изменение. Он мог явить мне свою ярость, заставив отяготеть самый воздух, отчего по коже бегут мурашки страха. Вместо этого он неподвижен. Недвижим. Безжизненен. Кожа его теплеет, меняется, темнеет. Зрачки глаз чередуют оттенки чёрного. Губы терзают жаждой, ровно мягкие, спелые фрукты. Великолепная маска, дабы соблазнить даррийскую девчушку, мучимую одиночеством; одна промашка — слишком скупы они на тепло, эти прекрасные глаза.
Молчащие, безгласные, насколько могу судить из видений. Когда лихорадка наконец сходит и я просыпаюсь, его уже нет — а с ним и его всепоглощающей ярости, — хотя той никогда не бывает скончанья. И это Пресветлому Итемпасу не подвластно тоже.
* * *
Рассвет.
Привстав, я села. Голова казалась чугунной и ныла. Закхарн, всё ещё маячившая у окна, обернулась ко мне через плечо.
— Ты очнулась. — Я обернулась. Сиех ёжился клубком в кресле рядом с кроватью. Вывернувшись, одним бескостным изящным движением, он придвинулся ко мне, касаясь лбом руки. — Лихорадка сошла. Как себя чувствуешь?
Лишь одна связная мысль будоражила ум.
— Кто я?
Он опустил глаза.
— По идее, я… не должен тебе говорить.
Сбросив с себя одеяло, я вскочила. На мгновение всё перед глазами закружилось, будто бы кровь бросилась в голову, я покачнулась, но потом всё прошло; спотыкаясь, заковыляла к двери умывальни.
— Когда вернусь, чтоб вас обоих здесь не было, — бросила через плечо.
Никто из них не ответил. Несколько болезненных минут я провела над раковиной, в потугах на рвоту, в конце концов вердикт вынес пустой желудок. Я ополоснулась, обсохла и зачерпнула воды прямо из-под крана. Всё это время руки непрерывно сотрясала мелкая дрожь. Выйдя из ванны нагишом, я не выказала удивления, обнаружив, что Энэфадех и не подумали убраться из комнаты. Сиех, подтянув к себе колени, сидел на краю кровати. Казалось, он сбросил ещё пару лет, всей своей позой выглядя встревоженно и по-детски беззащитно. Закхарн так и не сдвинулась от окна.
— Слова приказа должны иметь вид команды, — уведомила она, — если вы действительно хотите, чтобы мы удалились.
— Меня не волнуют ваши дальнейшие действия. — Поискав нижнее бельё, я натянула его. В стенном шкафу прихватила первую попавшуюся под руку одежду (шикарное амнийское платье-футляр, призванное замаскировать мои невеликие формы) и сапоги (не в пару, но это волновало меня меньше всего). Втиснувшись в платье, присела, натягивая обувь на ноги.
— Куда ты собралась? — Сиех с тревогой дотронулся до меня. Я брезгливо тряхнула рукой, будто пытаясь избавиться от назойливых насекомых; и он отступил. — Куда глаза глядят, верно? Йин…
— Назад, в библиотеку, — бросила в ответ первое, что пришло в голову. Он был прав, мне было всё равно, куда податься, лишь бы подальше. Прочь отсюда!
— Йин, знаю, ты не в себе…
— Кто. Я. Такая?!! — Вскочив, как и была, в одном сапоге, я обрушилась на падшего, шипя вопрос ему прямо в лицо. Вздрогнув, словно от боли, он отступил. — Кто?!! Кто!!! Что я такое, прах побери всех богов?! Что…
— У вас тело человека, — прервала мой крик Закхарн. Моя очередь вздрогнуть. Она стояла возле кровати, взирая с всегдашней невозмутимостью. Возвышаясь сразу за спиной Сиеха, и было в этой её позе что-то неуловимо… покровительствующее. Защищающее. — У вас разум человека. Душа — лишь она подверглась изменению.
— В каком смысле?
— В том, что ты — тот же человек, каким и была всегда. — Сиех смотрел подавленно и мрачно. — Обычная смертная женщина.
— Я — её живая копия.
Закхарн кивнула. Таким тоном обычно сообщают о чём-то незначительном, вроде погоды.
— Воздействие души Энэфы, заключённой в вашем теле, не могло пройти даром.
Я вздрогнула. Обморок снова подкатил к горлу. Что-то внутри меня, но не я. Я судорожно сжала руки, противясь желанию пустить в ход ногти.
— Вы в силах её… изъять?
Закхарн недоумённо заморгала. Кажется, мне впервые удалось ввести её в ступор.
— Да. Но ваше тело привыкло к ним. К ним обоим. Без другой ему было бы не выжить.
Две души. Звучит не так уж плохо, могло быть и хуже. По крайней мере, я — не пустышка, не кукла, одушевлённая чужеродной силой. Хоть что-то во мне истинно моё.
— А как насчёт попробовать?
— Йин… — Сиех было потянулся к моей руке, но одумался, стоило мне оступить на шаг назад. — Даже нам неведомо, что случится, изыми мы душу. Поначалу расчёт был на то, что она поглотит твою собственную, но, как видишь, мы ошибались.
Должно быть, я застыла в замешательстве. Помешанной.
— Вы всё ещё в здравом уме, — добавила Закхарн.
Что-то во мне. Что-то, пожирающее меня. Я беспомощно привалилась к вровати, сотрясаемая рвотными позывами. Приступ прошёл через несколько минут, и я заставила себя встать и принялась мерять комнату прихрамывающими шагами (второй сапог надеть так и не удосужилась). Только не останавливаться, не останавливаться… Я упёрлась запястьями в виски, потом впилась пальцами в волосы… И насколько, интересно, хватит моего здравого ума, терзай я себя подобными мыслями?
— Ты всё ещё ты, — подтвердил Сиех, вынужденный мотаться за мной, покуда я металась туда-сюда. — Ты дочь Киннет. Её дитя, которому суждено было появиться на свет. У тебя нет воспоминаний или личности Энэфы. Ты даже не думаешь, как она. И в том твоя сила, Йин. Твоя, не её.
Я разразилась диким смеком. Или воплем рыдания.
— Как ты можешь это знать наверняка?!
Он остановился, в глазах его стыла мягкая печаль.
— Будь ты ею, — медленно ответил он, — ты бы любила меня.
Я замерла, тяжело дыша.
— И меня, — добавила Закхарн. — И Кирью. Энэфа любила всех своих детей, даже тех, кто в конце концов предал её.
Во мне нет любви ни к одному из них. Затаённое дыхание высвободилось шумным вздохом.
Но дрожь никуда не делась, хотя то мог ныть и проголодавшийся желудок. До меня неуверенно дотронулись. Сиех. На сей раз я не стала вырываться, со вздохом он потянул меня обратно, к кровати, заставляя сесть.
— Ты могла бы прожить всю жизнь в неведении, — успокаивающе уверил меня Сиех, поглаживая и перебирая мои волосы. — Состариться, полюбив кого-нибудь смертного, может, даже родить парочку смертных детей, любя и их всем сердцем, и тихо умереть во сне беззубой столетней старухой. Этого мы хотели для тебя, Йин. Так бы и случилось, не призови тебя сюда Декарта. Нам пришлось действовать безотлагательно.
