— Что ж, это была хорошая мысль, — ответила Эннар. — Сигрид гордится тобой, хотя и не очень хорошо это показывает.
Андерс, отчаянно желая, чтобы Эннар ушла, и отчаянно не позволяя языку своего тела показать ей, как ему больно, что его предали, закрыл глаза, опустил голову и услышал, как профессор тяжело дышит, когда она поднялась на ноги. Возможно, она пожелала ему спокойной ночи, слегка дернув ушами, но Андерс этого не заметил. Он только слышал, как удаляются подушечки ее лап.
Как только она ушла, он открыл глаза и увидел, что Лисабет смотрит на него с несчастьем во всем теле, прижав уши и низко опустив хвост.
— Андерс, я могу объяснить.
— Почему ты рассказала ей тайну, которую обещала хранить? — Он тихо зарычал в глубине своего горла. — У тебя были и другие секреты?
Теперь не только его сестра умрет. Даже место, которое они любили больше всего, исчезло. Там были волки, стоявшие на страже. Наверное, пугая Кесс. Они захватили место, которое принадлежало им, и только им.
Лисабет попробовала еще раз.
— Андерс, я…
Но он, молча, поднялся на ноги, повернувшись к ней спиной, чтобы не видеть, как она наклоняет голову, чтобы не видеть, как она оправдывается или лжет.
Прижимаясь животом к земле, Андерс подкрался к каменному тайнику. Он присел за ним, чтобы снова превратиться в человека, затем потянулся внутрь, ощупывая все вокруг в темноте, пока не нашел сумку Эннар с артефактами.
Но прежде чем он успел открыть ее, Лисабет уже сидела на корточках рядом с ним — то волк, то девушка. Она была бледна как полотно под тысячами веснушек.
— Андерс, — прошептала она. — Ты должен выслушать меня…
Разочарование вскипело в нем. Он ничего не должен был для нее делать. Она говорила совсем как Рейна, объясняя ему, что он должен делать.
— Нет, — прошептал он в ответ так яростно, как только мог, когда говорил так тихо. — Почему бы тебе вместо этого не поговорить с Ферстульф? Она слушает тебя. Она гордится тобой, Эннар только что сказала это.
— Нет, это не так, — прошептала Лисабет. — Никогда. Но я подумала, что если бы я могла заставить ее обратить внимание, заставить ее увидеть, что у меня есть хорошие идеи, возможно, она бы выслушала меня о других вещах. О драконах. Это было невероятно важно, Андерс.
Пальцы Андерса крепче сжали сумку в его руке, пока металлическая сетка не впилась в пальцы.
— Ты рассказала ей о моем тайном месте, чтобы она выслушала твои выдуманные идеи о союзе с драконами?
— Они не выду… — но Лисабет, должно быть, знала, что сейчас у них нет времени на этот спор. — Андерс, я потратила всю свою жизнь, пытаясь заставить ее выслушать меня, и впервые она действительно впечатлена тем, что я сказала. Оно того стоит, если она послушает еще что-нибудь, а потом еще что-нибудь. Мы должны поговорить о драконах! — Ее голос угрожал подняться выше шепота, и она быстро опустила его обратно. — Может быть, это даже поможет Рейне.
Но Андерс все еще был зациклен на первом, что она сказала.
— Всю свою жизнь? — переспросил он. — Но ты же учишься меньше года.
Лисабет прикусила губу, на этот раз не зная, что сказать.
Как Сигрид могла знать Лисабет всю свою жизнь?
И в этот момент тишины все начало обретать смысл. Его мысли кружились все быстрее и быстрее, и с серией щелчков, различные воспоминания из разных моментов собрались вместе, как часы.
У Лисабет был ключ от кабинета Ферстульф, и когда он спросил, как она его получила, она уклонилась от ответа.
Лисабет спорила с Сигрид в классе, когда никто другой не осмеливался.
Сигрид поговорила с классом после того, как отослала Лисабет из класса. Она сказала: «Когда вы все были младенцами», а не «десять лет назад», как говорили многие другие волки. Как будто она помнила то время, когда Лисабет была совсем маленькой. Сигрид даже сказала Рейне на помосте в день испытания, что у нее есть дочь возраста Рейны.
Лисабет всю жизнь пыталась произвести впечатление на Сигрид.
Андерс перестал дышать.
— Лисабет, — прошептал он. — Сигрид… твоя мать.
Лицо Лисабет сказало ему все, что он хотел знать.
Она лгала ему все это время.
У Лисабет было столько возможностей сказать ему, что она сама связана с Ферстульф. У нее было так много шансов, и она не воспользовалась ни одним из них.
Ее матерью была Сигрид, та самая, которая возглавила празднование, если бы им удалось пронзить Рейну копьем прямо с неба. И она сказала ему доверять ей? Она буквально стояла рядом с ним в кабинете своей матери и цитировала ему Эннар. «Правда имеет значение,» — сказала она.
Это была ложь, и она сказала это в тот самый момент, когда могла бы сказать ему правду. Он не мог позволить себе, чтобы она сделала это снова. Только не с его сестрой на линии огня. И он не мог позволить себе тратить время на споры с Лисабет о ее предательстве или о ее лжи.
Решение тяжелым грузом давило ему на живот, но он не сомневался в том, что должен сделать. Он потянулся к сумке и поднял клапан. Внутри, на небольшой куче медикаментов, лежала чаша, которую он видел у Сигрид в кабинете. Чаша Филкира.
У него перехватило дыхание, руки дрожали, и Андерс вытащил чашу. Металл блестел в лунном свете, ряды крошечных рун маршировали по каждой доступной поверхности. Он сунул украденный мешок с мукой в сумку Эннар вместо чаши, чтобы мешок выглядел таким же полным, как и раньше, на случай, если Эннар не откроет его еще некоторое время. Возможно, она не будет пытаться использовать чашу до середины ночи или даже до утра, пока ученики не проснутся.
— Андерс, — прошептала Лисабет. — Я твой друг. Я хочу помочь. Я подумала, что если Сигрид послушает меня, решит, что у меня есть разумные идеи, она может прислушаться, когда мы попытаемся рассказать ей о Рейне. Может быть, она поверит, что Рейна — пленница, а не просто еще один дракон.
— Тогда ты должна была сказать мне об этом, — его рука крепче сжала чашу. — Ты должна была сказать мне, что она твоя мать. И все это сейчас не имеет значения. Нет времени никого ни в чем убеждать. Я собираюсь попробовать чашу, и если она укажет на Дрекхельм, я найду его.
— Я с тобой, — тут же прошептала Лисабет.
Он покачал головой. Его мысли были в полном смятении. Как он мог доверять ей, чтобы сделать спасение Рейны своим приоритетом номер один?
— Я не хочу, чтобы ты была со мной, — сказал он. И даже несмотря на всю его боль и разочарование, несмотря на его гнев, он все еще чувствовал себя ужасно, говоря это.
Ее лицо вытянулось, а губы были плотно сжаты, как будто она пыталась не заплакать. Андерс отвернулся, прежде чем снова взглянуть на нее.
Он снова принял волчий облик и для пробы взял чашу в рот. Это будет неудобно, но он сможет нести ее.
Надежно зажав ее между челюстями и прижавшись животом к земле, он оставил своего друга позади и исчез в ночи.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Андерс отполз от лагеря и спустился к берегу реки, у которой они разбили лагерь — более широкой версии серебристых ручьев, мимо которых они пробегали сегодня утром. Здесь воздух был свежим и холодным, слабые брызги падали на его мех, когда вода спешила вперед.
Несколько минут он бежал вдоль берега, стараясь держаться подальше от лагеря, прежде чем остановился. Он опустил чашу, чтобы преобразиться, и через мгновение уже был человеком, скорчившимся на берегу реки.
Он сделал так, как показала ему Эннар несколько часов назад, нащупал твердое место, чтобы добраться до кромки воды, и осторожно спустился вниз. Вода бурлила, разбиваясь о валуны на середине реки и поднимая брызги. Он тщательно проверил, прежде чем перенес свой вес на мягкую почву берега.
Он отцепил иглу от ножки чаши и, держа ее между пальцами, опустил чашу в проточную воду, чтобы наполнить. Потом осторожно положил иглу на поверхность воды, где она плавала. Та вращалась в ленивом круге, который мог быть не больше, чем течение воды, и на мгновение заколебался на нем. Затем игла снова закрутилась, гораздо быстрее, указывая на горы на Западе. И больше не двигалась.
