Из центра груди по телу разносилась лёгкая прохлада и, судя по опасливым взглядам полукриминальной публики, производила некоторый эффект. Из неприятного стоило отметить, что даже небольшая доля энергии артефакта начинала понемногу давить на разум. Ничего особенного, но в легкомысленном настрое стало звучать всё больше ноток злого веселья.
С каждым пройденным кварталом число подозрительных типов росло, а окрестности выглядели всё хуже. По обочинам обретались обладатели явно разбойничьих физиономий, пьяные, бродяги и разбитного вида девицы известной профессии. Возраст жриц любви колебался лет, наверное, от четырнадцати и до сорокалетних старух.
Что тут сказать? В Империи нет проблем ни с беспризорниками, ни с детской проституцией. Но не потому, что этих категорий населения не существует физически, просто всем плевать. Бродяг, да и вообще бедноту государство и за людей не особо считало. Что уж говорить о попытках вникнуть в их проблемы?
Любой дворянин или просто «приличный человек» мог убить «трущобную крысу» без особых последствий. Вроде бы для столичных ценителей даже существовали развлечения наподобие охоты на двуногую дичь. По крайней мере, Кей Ли рассказывал о зачистке устроителей таких забав, которые по совместительству держали чёрный* бордель и по неосторожности пустили на мясо кого-то не того.
/*Нелегальные заведения, специализирующиеся на любителях поиграть в Джека-Потрошителя/
Группа нашего шутника в основном специализировалась на работе в Столице, частенько сотрудничая с полицией и смежниками из разведки. Так что он мог рассказать много чего любопытного, хоть и не всегда легко понять, где он шутил, где привирал, а где развешивал на уши откровенную лапшу, вроде байки о жарком из младенца.
«Мило, — усмехаюсь я, глянув на беременную ровесницу с бланшем на пол-лица. Девчушка лет двенадцати-четырнадцати сидела на ступеньках и «лечилась» крепким алкоголем прямо из горлышка. — А где-нибудь в паре километров звучит «хруст булки» и вовсю льется шампанское. У каждого вечера упоительны по своему, хе-хе».
Спустя некоторое время блужданий и лицезрения безрадостных картин разрухи, грязи и нищеты преддверия настоящих трущоб поворачиваю назад. Перспектива найти здесь что-нибудь приятное глазу или носу — порыв ветра донёс «дивный букет» запахов помойки, падали и общественного туалета, который с лёгкостью перебил и так не самый благостный аромат грязных улиц — выглядела весьма сомнительно. Прекратив тянуть силу Яцуфусы, которая уже перестала казаться приятно-прохладной, я изменил направление движения, собираясь, сделав крутую петлю вернуться к «Улыбке судьбы».
Но спокойно вернуться в гостиницу мне не дали.
* * *
Уже на границе относительно пристойных кварталов из подворотни раздался детский крик:
— Сестрёнка, подожди!!! — Вскоре оттуда выскочил белокурый мальчуган лет восьми. — Пожалуйста, помоги! Сестрёнка Лия! Ей придавило ногу! Ей больно, а бревно слишком тяжёлое! Скорей! Пойдём! — продолжая тараторить, ребёнок попытался ухватить меня за пояс, но получил хлопок по руке и больше не пробовал тянуться, куда не следовало. Впрочем, создавать шум он не перестал. — Прошу! Пожалуйста, пожалуйста, помоги! Ты же добрая! — мальчик начал всхлипывать, а по его лицу потекли слёзы.
«Талантливый паренёк».
Малолетний артист носил недорогую, но достаточно чистую и опрятную одежду, что создавало образ сына небогатых, но заботящихся о своём отпрыске родителей. В сочетании с напугано-обеспокоенным выражением на ангельском личике выходил образ, совсем не вызывающий подозрения даже на пороге ночи. Напротив, буквально всё взывало прийти на помощь попавшему в беду ребёнку и его сестре. Ну, взывало бы, обладай его цель более развитыми родительскими инстинктами. И если бы я заранее не засёк оценивающих взглядов мальца.
Пусть со стороны могло показаться, что я вёл себя довольно беспечно. Но любой толковый убийца всегда и в любых обстоятельствах готов отразить атаку или напасть сам. Если сюда добавить обострённые духовной силой чувства и способность ощущать чужую агрессию или внимание — внезапное нападение, как и простая слежка, становились довольно затруднительными. Не невозможными, но требующими специалистов сходного уровня. Много более высокого, чем у уличного мальчишки.
— Ну, веди, Вергилий, — усмехнувшись, я решил поддаться любопытству и проверить, что за умники придумали заманивать жертв, пользуясь их добросердечием.
И разъяснить, как они смертельно неправы.
Альтруистов, готовых прийти на выручку незнакомцу, и так мало, а благодаря таким вот деятелям становится ещё меньше. В награду за желание помочь лишившись в лучшем случае кошелька, и святой сочтёт за лучшее в следующий раз пройти мимо. Как и десятки других людей, знакомых с его историей. Вот и получалось, что подобные шайки, даже если они только грабили, умудрялись изгадить окружающий мир не хуже каких-нибудь отмороженных разбойников.
— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — чуть не подпрыгивая, затараторил мелкий. — Быстрей, побежали! — паренёк бегом бросился в подворотню, но увидев, что я не собираюсь ускорять шаг, замедлился и повёл меня вглубь дворов.
— Пришли! — воскликнул малец, когда мы миновали неширокий, наполовину заваленный проход между зданиями. Пакостно улыбнувшись, он шмыгнул к грубо сколоченному из досок столу. Там, сидя на таких же грубых лавках, под светом примуса играли в карты четыре бандитского вида мужика. На столе помимо пяти кружек и карт с деньгами стояла глубокая тарелка с какой-то закуской и глиняный кувшин литра на четыре. Ещё два пустых лежали на боку неподалёку от игроков.
— Красава Чики, только за баб тереть начали, а он уже свежую шмару притащил! — щербато оскалился рыжий бандит со свернутым набок носом и шрамом вдоль лба. — Лови, заслужил! — в сторону паренька полетела крупная медная монета, которую тот мгновенно поймал и упрятал куда-то под одежду.
— Так вот ты какая — сестрёнка Лия, — насмешливо тяну я.
— У-кхи-хи-хийх! — разразился дёрганным визгливым смехом, худой и невысокий обладатель сальных волос неопределённого цвета. — Слыхали, как дырка Ржавого? Мож, сменим ему погремуху? А, братва?
— Завались, Хорь! — ощерился кривоносый. — Совсем обдолбался, сучок? Зубы лишние выросли? Ща, бля, исправлю! — не оценил юмора рыжий.
— Ну чё, малявка? — повернулся ко мне смуглый толстяк с побитым оспой лицом. — Типа, кошелёк или жизнь, да? — с такой же щербатой, как у кривоносого, усмешкой произнёс он и расхохотался.
«Не банда, а мечта стоматолога-протезиста».
— Ладно, вываливайте всё ценное и я, так и быть, не стану вас убивать, — наклонив голову к плечу начал ждать реакции. Подобная публика всегда отличалась развитым чутьём на неприятности. Было интересно, смогут они сопоставить оружие на поясе с нетипичной для жертвы реакцией и попытаться решить дело миром или нет?
Толстяк ненадолго напрягся, его ладонь легла на рукоять ножа на поясе, а взгляд метнулся к проходу. Не найдя там ничего опасного, он расслабился и перевёл глаза на точку у меня за спиной.
«Идиот. Он бы ещё пальцем в своего подельника потыкал! — хотя это мало что изменило бы. «Мастер скрытности» в паре метров позади меня сопел так, будто подражал Дарту Вейдеру. Вдобавок «ситх» шумно перетаптывался на месте, не говоря уж о запахе перегара и немытого тела, который данный индивид распространял вокруг. — А вообще странно, что он сразу не попытался меня схватить. Или господа романтики больших дорог изволят куражиться?»
— Шютишь?! — с явно различимым южным говором, произнёс разозлившийся за свой мимолетный испуг рябой толстяк. — Смишно тебе? Да? Мы сейчас тоже посмеёмся! — покрытое оспинами лицо исказилось в злой гримасе.
— Маленькая языкастая шлюшка, люблю таких! — довольно хохотнул бандит с кличкой Ржавый. — Буду первым!
— И чиво ты в малявках находищь? — спросил у подельника резко успокоившийся южанин. — Ни жопы, ни сисек, одни мослы. Хорошая баба должна быть большой, мягкой и сладкой. Как персик! — мечтательно прищурив глаза, причмокнул рябой.
