на смену которому тут же пришел оттенок расплавленного золота. А затем раздался звук, от которого у Алонта по коже пробежали мурашки, а волосы поднялись дыбом.
Нестройный многоголосый вопль. Будто тысячи зомби и мертварей вдруг разом решили перекричать воющих бледных тварей. Вот только в крике этом звучала ярость такой силы, на которую обычные мертвецы попросту не были способны.
Темный вихрь взмыл над линией горизонта в сереющее небо. Алонт ощутил, как перехватило горло — чувство узнавания впилось в него длинными острыми когтями. Он уже видел это существо.
Видел тогда, когда в Среднемирье остался единственным выжившим из всего своего отряда.
* * *
Маг на стене выглядел изможденным, но умирать явно не торопился. Мало того, он сам внимательно смотрел в сторону Первого Некроманта… И увиденное его, похоже, не особенно обрадовало.
Лицо мужчины, чья аура указывала на склонность к магии воздуха, было знакомо Суртазу. Конечно, прошедшие годы оставили на нем свой отпечаток. Но настороженный холодный взгляд волшебника запомнился Первому Некроманту хотя бы потому, что за все время этот человек оказался едва ли не единственным, кто видел его в Срединном мире и сумел остаться в живых.
И судя по тому, что после этого количество паломников в Срединный мир почти не изменилось, ему хватило ума держать язык за зубами.
Удовлетворенный увиденным, Суртаз спрятал в карман мантии цепочку, на одном конце которой была острая игла, а на другом болталась миниатюрная клетка с человеческим глазом. Свойства Броши Всеведения в условиях этого мира слегка изменились, но некромант считал, что в лучшую сторону. Конечно, область видимости артефакта заметно уменьшилась, но зато не требовалась подчиненная нежить, чьими глазами повелитель мертвых мог бы рассмотреть свою цель. Небрежно отмахнувшись от попытавшейся напасть на него сколопендры — издав истошный визг, чудовище разлетелось мелкими ошметками плоти — Суртаз возобновил свое продвижение к крепости.
Зомби и скелеты на удивление легко поспевали за ним. Ярость, вложенная некромантом в их подобие сознания, давала им цель, а мертвые тела не знали усталости. Произошло естественное разделение: более удачные экземпляры сопровождали своего повелителя, тогда как их менее пропорциональные собратья, собранные из кусков разных тел, постепенно отставали. Но при этом отстающие собирались в достаточно крупные группы, чтобы представлять опасность для бледных тварей. Ну или хотя бы оставаться достаточно весомой помехой, не позволяющей атаковать крепость до того, как до нее доберется сам Суртаз.
А затягивать с этим некромант не собирался. Он уже успел заметить, что именно под стенами этой серой твердыни начинался энергетический канал, который, уходя чуть в сторону, ветвился и подпитывал уже виденные им среди болот ловушки. Одна, к слову, даже чуть не задела его, вместо этого перебив несколько десятков зомби вместе с бледными. И Суртаз мог лишь догадываться, являлось ли это происшествие случайностью. Не то чтобы оно его действительно беспокоило — просто было интересно, кем посчитал его маг там, в Срединном мире.
Учитывая то, как упорно пыталась выжить его команда… и насколько терпеливо Суртаз дожидался, пока живые погибнут — чтобы напитаться их болью и смертями. А затем, восполнив силы, уничтожить привлеченных ими бледных тварей.
Так что в крепости его мог ожидать совсем не теплый прием. Но что поделать, если этому магу захочется умереть… Суртаз не собирался с этим спорить, ведь основную задачу он почти выполнил — осталось добраться до сердца заставы, чтобы напитать его собственной силой и уничтожить всех тварей сразу, пока те не разбежались. Затратно, утомительно, но эффективно. Мощный поток чужой боли продолжал подпитывать Суртаза. Источником его явно не был один-единственный маг этой заставы, а это значило, что где-то относительно недалеко прямо сейчас шли бои.
Тихий шепот Короны Памяти коснулся сознания Первого Некроманта. Артефакт повторял очевидный вывод — нужно торопиться. Живые Суртазу сейчас нужнее, чем мертвецы. А еще он надеялся, что правящие бессмертные все это время достаточно внимания уделяли заготовке тел для резерва.
Под эти мысли лич вылетел на относительно ровную местность. Начинаясь на расстоянии в пару-тройку сотен шагов, она отличалась от ранее виденного пейзажа только тем, что казалась чуть менее заболоченной, а среди грязи вперемешку с талым снегом даже угадывались очертания дороги. Суртаз даже невольно задумался о том, почему этот человек находится на заставе в одиночестве.
Остальные ушли или перебиты?
Первый Некромант на пару секунд сосредоточился на оценке магического фона в окрестностях. Только ловушки в самой крепости и… открытый портал.
Суртаз издал тихий смешок и поднялся выше, чтобы просто и незатейливо перелететь через стену. Не солидно, зато быстро. Тем более, что маг со стены уже ушел.
Похоже, кто-то решил сбежать.
* * *
Портал с громким треском схлопнулся прямо перед его носом. От неожиданности Алонт отпрыгнул и неверяще уставился на то место, где буквально секунду назад находился овальный проем с точкой выхода где-то неподалеку от Дрожащих Холмов. Осознание того, что закрытие телепорта — наверняка работа приближающегося к крепости лича, коменданта бросило в жар от прокатившейся по телу волны гнева. Скрипнув зубами, Алонт совладал с обоснованной, но опасной эмоцией. Сейчас ему, как никогда, требовалось моральное равновесие — для перехода в невидимое состояние.
Выучка выручила и в этот раз. Наконец-то погрузившись в привычное состояние отстраненности, комендант плавно и бесшумно отошел в дальний от входа угол кабинета, растворяясь в предрассветном полумраке. Затем он закрыл глаза и пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, подавляя тошноту — единственную форму протеста, которая имелась в распоряжении его тела во время настолько резкого ухода в невидимость. Неприятное ощущение уходило неохотно — на совладание с ним ушло не меньше минуты, и Алонт едва не ощутил досаду по этому поводу. Но вовремя себя одернул.
Никаких эмоций. Не сейчас.
Комендант открыл глаза. Для него самого сумрак комнаты посветлел и раскрасился в разнообразные оттенки серого, четко показывая очертания дверных проемов, мебели и прочих предметов обстановки.
Алонт все еще помнил, насколько это поразило его в первый раз. Когда среди белого дня, вместо шумящей над головой листвы вековых дубов он увидел… слоистое, серо-серебристое пластинчатое облако, в котором не сразу распознал древесные кроны. Это состояние было настолько же пугающим, насколько и прекрасным. А еще оно защищало. Не только от взгляда возможного противника. Оно позволяло не задумываться, например, о том, насколько обильно пропитана черной кровью людей почти такая же черная земля под ногами.
Среди этой уютной серости режущим глаза пятном выделялась белоснежная аура лича. Незваный помощник приближался, и Алонту оставалось лишь догадываться, с какой целью. Это существо безучастно наблюдало издалека, как бледные твари убивали его людей. Он видел этого лича и даже на секунду обрадовался было, что пришла подмога.
Бессмысленная радость, напрасная надежда. И то, что Алонту удалось сделать невероятное усилие над собой и уйти в невидимость, чтобы ретироваться с поля боя, можно было объяснить лишь его выучкой и немалой долей везения. И жизнями его людей, отданными в обмен на драгоценные секунды сосредоточения. И даже отходя, Алонт видел, что лич просто продолжал наблюдать за тем, как новые и новые твари сбегались на запах крови.
Последующие события — вплоть до возвращения на пограничную заставу в Среднемирье — в его памяти не сохранились. Наверное, в тот момент он просто сошел с ума от горя. Впрочем, оправился ли он с тех пор — тот еще вопрос…
Дверь в кабинет бесшумно отворилась. Алонт напрягся. Прищурившись, он смотрел на шагнувшего… перелетевшего через порог лича вопреки инстинктивному и с трудом преодолимому желанию отвести глаза от его яркой ауры. Впрочем, перестать смотреть хотелось и по другой причине — вокруг мертвеца клубилась полупрозрачная тьма. Ее постоянное движение сбивало с толку, мешало рассмотреть очертания тела лича.
Сам же мертвец же, пролетев еще пару шагов, завис на месте вытянул в сторону руку с посохом, навершием которому служил череп… Присмотревшись, комендант пришел к выводу, что он был человеческим. Лич скрестил когтистые руки на груди, закрытой костяным нагрудником, в то время как его посох так и продолжил висеть в воздухе, подражая своему хозяину.
