принадлежали ей! Она раздавала мои деньги налево и направо! Она даже отняла у меня любимую девушку, выдав её за Альбера! Это было последней каплей. Да! Я не хотел оставаться в долгу и портил ей жизнь, устраивая эти жестокие розыгрыши в её доме. А она думала, что это дух Терезы де Мессаже! Смешно, ей даже в голову не могло придти, что за этим кто-то стоит. Она жаловалась мне и просила защиты. И да, я перерыл всё в её флигеле и в доме на улице военных баронов! Я искал это проклятое письмо, но добился лишь того, что она переехала ко мне и стала и здесь распоряжаться, как в Монтезье! Я просто устал от всего этого!
— И ты убил её, убил Марион и пытался свалить всё на Клода? — спросил потрясённый де Шарон.
— Мне бы не пришлось подставлять Клода, если б полиция магистрата закрыла дело и этим всё закончилось! Но Жозеф уговорил королевского сыщика взяться за это расследование. Я просто пытался защититься… Теперь уже неважно. Она сумела превратить мою жизнь в бесконечный кошмар, за что и поплатилась. Я не сожалею. Это вас она любила и старалась обласкать за мой счёт! А меня она презирала и называла вором и братоубийцей. Меня, кого после смерти родителей нянчила едва не с детства, кого таскала за собой везде, по всем храмам и обителям, кто стал свидетелем её собственного предательства и убийства подруги! Меня она обвиняла в том, в чём была повинна сама! Она считала меня убийцей, и я стал таким! Разве я не прав?
— Замолчи! — прогрохотал де Шарон и его мягкость вдруг куда-то делась. Он грозно надвинулся на тут же сжавшегося под его свирепым взглядом де Монтезье.
— Что ж, — произнёс Марк, взглянув на де Менара. — Я сделал то, о чём вы меня просили. Теперь сами решайте, что со всем этим делать.
— Вы его не арестуете? — возмущенно воскликнул Клод де Лапер.
— Нет. Я вёл это расследование в частном порядке. Нет ни одного протокола, ни одной записи об этом деле. И, я думаю, это к лучшему. Не хотелось бы, чтоб из-за одного негодяя позорное пятно легло на весь ваш славный род. Если вы решите дать этому делу законный ход, я сделаю это, а если нет…
Марк коснулся плеча Жозефа де Менара и, обогнув стоявший на подставке гроб с телом баронессы де Морель, вышел из часовни.
В этот день выпал снег. Он лежал белыми полосами на брусчатке Королевской площади, таял под ногами праздно гуляющих горожан, стражников и лоточников, громкими криками расхваливавших свой товар. Молодая красивая дама в светлом платье легко сбежала по ступеням одного из боковых выходов дворца и, дружески махнув рукой двум провожавшим её рыцарям, подбежала к карете алкорского посланника барона Фромена. Ожидавший рядом слуга набросил ей на плечи красивую, подбитую искристым белым мехом накидку и подал пушистую муфту, после чего распахнул дверцу и помог подняться на подножку. Внутри её уже ждала хорошенькая горничная.
Дверца кареты захлопнулась, слуга заскочил на запятки, и карета покатилась в сторону Королевской улицы.
— Ты не представляешь, как она мне надоела за эти дни! — пожаловался Рене де Грамон, провожая взглядом карету, в которой покидала город Валери Дюнуа. — Она всё время пыталась меня соблазнить, вместо того, чтоб отвечать на вопросы.
— Ну, ей тоже было нелегко, — усмехнулся стоявший рядом с ним Марк де Сегюр. — Соблазнить тебя сложнее, чем королевского палача.
— Ты находишь это смешным? — обиделся Рене.
— Ещё бы! — воскликнул Марк и обернулся, услышав позади своё имя.
К нему подошёл молодой рыцарь, адъютант коменданта Чёрной башни и почтительно поклонился.
— Ваше сиятельство, — произнёс он, — меня направил к вам комендант де Санлис. Он просит вас придти в Чёрную башню, чтоб встретиться с неким арестованным.
— Что за арестованный? — нахмурился де Грамон. — Как его имя? Это что, секрет?
— Мы не знаем его имени, ваша светлость, — спокойно ответил молодой человек. — Вчера он устроил дебош в трактире «Золотая лилия», подрался с другим посетителем, побил посуду и поломал мебель. Хозяин вызвал стражу, и его препроводили к нам. Судя по его внешности и богатому наряду, он благородных кровей, но вёл себя, как извозчик, ругался и угрожал, посмел оскорбить коменданта башни, и тот велел запереть его в камере, пока не проспится. Сегодня он протрезвел, но по-прежнему не желал назваться. Господин де Санлис сказал, что он не выйдет на свободу, пока не скажет своё имя. Тогда он стал угрожать, что нажалуется королю, и комендант поставил условием его освобождения оправдательный приговор суда магистрата, перед которым он предстанет сегодня днём. После этого он испугался, но всё равно не пожелал сказать, как его зовут. Вместо этого он потребовал, чтоб к нему вызвали графа де Лорма.
— Потребовал, чтоб вызвали? — не скрывая сарказма, уточнил Марк.
— Комендант и не стал бы его слушать, но этот человек заявил, что у него есть для вас важное послание. Потому он и велел мне известить вас об этом случае, а пойдёте вы на встречу с этим грубияном или нет, решать вам.
— Де Санлис, как всегда, осторожен, — усмехнулся де Грамон. — Сходи, Марк, вдруг там действительно что-то важное.
И Марк, кивнув ему на прощание, пошёл вслед за адъютантом.
В низкой камере, отделённой от коридора частой решёткой, было темно, но можно было разглядеть деревянную кровать у стены, покосившийся стол и колченогий стул. При его появлении лежавший на кровати человек поднялся и приблизился к решётке.
— Наконец-то вы пришли! — воскликнул Клод де Лапер, увидев его, и направился к двери камеры, однако, заметив, что граф де Лорм продолжает молча стоять на месте, поспешил вернуться к нему и заискивающе улыбнулся. — Мы все так благодарны, ваше сиятельство, что вы помогли нам узнать правду об убийстве тёти и насчёт серебряного копья. Дядя Жозеф тогда был так потрясён услышанным, что не успел вас поблагодарить до того, как вы ушли! Он очень сожалел об этом, но ему нужно было отправляться в Монтозье. Он написал вам письмо и велел передать…
Де Лапер начал ощупывать свои карманы в поисках послания и вскоре вытащил откуда-то мятый конверт. Марк взял его и, взглянув на написанное на нём собственное имя, засунул его в подсумок.
— Я тоже был потрясён, — поспешно пояснил Клод, — потому забыл передать его вам сразу, потом потерял и вот… нашёл.
— Чтоб встретиться со мной, виконт, вам не зачем было устраивать дебош в «Золотой лилии», — холодно
