— Да достали все, что смогли найти. Это для истории виерского движения. Помнишь про зачарованные предметы?
Я кивнула.
— Эти вещи принадлежали в разное время разным виерам — известным сторонникам движения.
— А что кому принадлежало?
Я заинтересованно наклонилась вперед.
— Пока сам разбираю. Нужно будет сделать надписи. Поможешь мне позже?
— Конечно. — Я кивнула и невольно бросила взгляд в сторону Амира, который вошел следом и стоял, прислонившись к дверной притолоке. Теперь он смотрел прямо на меня, но понять, о чем он думал в этот момент, было сложно.
— Ректор Сенсарро… — решила начать разговор первой и сразу перейти к делу. — Я пришла обсудить ситуацию с экзаменами, которые пропустила из-за… своего неожиданного отъезда.
— Ты хотела сказать — побега, — вставил Эди.
— Побега, — подтвердила я.
— Ты зачем убежала? — принялся допытываться опекун. — Неужели из-за происшествия на этом дурацком приеме?
— Можно и так сказать. — Я ощутила некоторое смятение, а взгляд сам собой вновь скользнул к Амиру. Ректор молчал, но глаз не отводил.
— Я не понимаю, Виолетта, как можно сбегать из-за подобных пустяков? Мы с ног сбились, разыскивая тебя, каких только твоих родственников, знакомых и бывших друзей не проверили, а ты… ты в трущобы забралась. Можешь хотя бы объяснить зачем?
— Это вышло ненамеренно. Я в тот вечер уехала из академии, а до трущоб добралась совершенно случайно, а потом, когда поняла, где нахожусь, было уже поздно уезжать.
— А жить там как сподобилась? — Опекун сурово взирал на меня, но гораздо больше не по себе становилось от взгляда молчаливого Амира.
— Осталась у знакомых няни, они помогли.
— Зачем?
— Я бы и рада объяснить, только история такая запутанная…
— Да когда у вас, женщин, все было просто? — Эди вдруг разозлился. — То одна ни с того ни с сего исчезает из академии, то на следующий же день другая. Еще и ответа от вас не добьешься!
— Тебя обидели мои слова, Виолетта, ты оттого сбежала? — заговорил тут Амир.
Я отвернулась в сторону.
— Извини. — Ректор подошел ближе. — Я был очень несдержан, повел себя неподобающим образом.
— Из-за такой ерунды… — проворчал Эди. — Тебе, Летка, и слова сказать нельзя? Каждый раз убегать будешь, когда кто-то сорвется и накричит?
— Нет. Я просто тогда приняла это слишком близко к сердцу, к тому же… — Я замолчала, не желая продолжать эту тему.
— К тому же была не виновата, — закончил за меня Амир.
— Вы нашли виновного? — Я вновь отважилась взглянуть на мужчину, больше не опасаясь осуждения с его стороны.
— Нет, но если ты чувствовала за собой вину, не стала бы так сильно обижаться.
— Мне не очень хочется разбирать это происшествие в деталях, гораздо важнее поблагодарить вас обоих за мое спасение и вашу помощь.
— Да уж… Обсуждать ты не желаешь, но как в тюрьме очутилась, сказать можешь? — Эди не собирался отступать, — или почему не уехала из трущоб на другой день? Тебя там насильно удерживали?
— Нет. Мне нужно было разузнать по поводу своей метки, вот я и осталась. Хотела встретиться с предводителем. А в тюрьму попала случайно, когда пошла вместе с Энн — хозяйкой дома, где я жила, выручать ее брата.
— Метка, брат, предводитель… Так ты с Тенью встречалась?
— Да.
— Нет, Амир, ты слышал? Летка даже до Тени добралась! Что за девчонка? А я-то тебя осуждал, что ты к ней слишком строг. Это если ей дать абсолютную волю, то где она окажется в будущем? Все, и говорить ни о чем не хочу.
Эди отвернулся и принялся складывать магические предметы в коробку. Я подошла поближе, положила ладонь ему на плечо:
— Эди, не сердись.
— Не сердись? Ты знаешь, что у меня сердечный приступ едва не случился! Еще письмо написала, будто у тебя все хорошо. А где там хорошо было, ты мне объясни?
Эди помахал перед моим лицом кожаным плетеным браслетом, задев по носу.
— Эди, — я забрала вещицу из его руки, — ты собирался их подписать, давай помогу.
Потянувшись за листом бумаги, услышала удивленный возглас опекуна:
— Ты только взгляни на бусины!
Посмотрев на зажатую в ладони зачарованную вещь, заметила, что нанизанные на тонкие кожаные косички разноцветные бусины вдруг засветились. Подняв голову, увидела пораженное лицо опекуна, а когда взглянула на Амира… сердцебиение разом ускорилось. У него взгляд стал такой, что даже сложно описать.
— Зачарованные вещи реагируют только на родственную хозяину кровь, Летта, а вот у владельца этой вещи родственников не осталось.
— А кто владелец?
— Стивен Витар, — ответил за Эди ректор.
Я покраснела до корней волос и опустила взгляд.
— Он погиб девятнадцать лет назад Виолетта, — пытаясь заглянуть мне в глаза, заговорил опекун. — Ты ведь не можешь быть его родственницей? Ты точно не сестра ему, и даже не племянница, кто тогда?
— Дочь, — прошептала я, чувствуя себя так, словно открывала самую постыдную тайну. Однако вовсе не снобизм был тому виной, я не стыдилась родства с таким достойным человеком, как раз наоборот. Мне было неловко, что скрывала этот факт от лучшего друга Стивена, который сейчас стоял рядом и не отрывал от меня глаз. Надо было рассказать ему все еще у него дома, а сейчас он может подумать, будто я действительно совершенно не рада оказаться дочерью виера, потому и скрыла «неприглядный» факт.
— Почему ты не сказала раньше? — задал вопрос Амир, будто прочитав мои мысли.
— Мои родители скрывали это ото всех, и я не хочу, чтобы их тайна открылась. Это единственная причина. — Я нашла в себе силы открыто посмотреть Амиру в глаза.
— Дочь его и Мэри, — тихо проговорил ректор, потом вдруг развернулся, вышел из комнаты, и я услышала, как хлопнула дверь кабинета.
— Летта, — позвал растерянный Эди, — вот теперь ты меня добила окончательно.
Я ему не ответила, схватила браслет и направилась следом за ректором.
Отыскала я Сенсарро в саду. Он стоял на мосту, перекинутом через ручей, и смотрел вниз на воду. Я подошла и встала рядом.
— Вы не сказали по поводу экзаменов, — тихо заговорила, теребя в руках браслет.
Амир промолчал, потом едва слышно вздохнул, уперся локтями в перила и запустил пальцы в волосы.
— Жизнь — удивительная штука, — ответил он. — Кажется, что навсегда лишился чего-то дорогого, оставил все, связанное с ним, в далеком прошлом, а потом вдруг прошлое вновь вторгается в настоящее и переворачивает устоявшиеся представления, заставляет переосмыслить все заново.
— Эта новость стала для вас ударом? Вы наверняка полагаете, что я недостойна быть родной дочерью такого человека.
