по временн
ому лучу. А еще отвлекали часто попадающиеся названия на якутском. Странные буквы: «Н» с приделанной к ней «Г», перебитая пополам «О», еще что-то, похожее то ли на недоделанную «Б», то ли на «Г» с каким-то непотребно торчащим хоботом справа. Когда на фоне родных «Аптека» или «Почта» попадалось что-то, написанное с этими буквами, внутри начинали хором горько рыдать Розенталь, Голуб и Теленкова. Написанный ими замечательный учебник русского языка здесь был решительно ни к чему. Чуть помогали дорожные знаки «Стоп» и синие таблички с адресам на домах — они были понятны. Мы пролетели огромную площадь с каким-то монументальным зданием, кажется, я видел надпись «Театр». Разбитые дороги, хилые невысокие деревца и реденькие кустики сопровождали по всему маршруту, а ведь это, наверное, был самый центр города. И это — столица самого большого субъекта федерации, больше трех миллионов квадратных километров занимает. На территории Якутии целиком помещается Индия или Аргентина, а Германий вообще с десяток можно впихнуть! В общем, я ехал с разинутым ртом, поражаясь всему, что вижу.
До гостиницы мы добирались со всеми светофорами и объездом ям где-то минут за двадцать. Я поинтересовался у Василия, сколько он хочет, чтобы покатать меня еще несколько часов. Таксист подвис, и только редкие плавные смены угла наклона головы позволяли понять, что он не выключился вовсе. На вопрос, сколько он получает в день, ответ нашелся почти сразу: десять тысяч. Хотя, подозреваю, мог и приврать. Я предложил пятерку до вечера, и Василий без раздумий согласился. Выданный ему тут же «Хабаровск» сделал нас почти друзьями, не считая того, что он пару раз глянул на меня, как индеец на бледнолицего. Вероятно, не стоило сразу выпендриваться, показывая излишнюю платежеспособность в незнакомом городе, но уже никуда не денешься: протупил, значит протупил. По крайней мере, разгрузиться мне помог без проблем, и замер, прислонившись к своему японскому пенсионеру, а не усвистел вдаль. Ну, может, это только пока?
Я покатил бокс по пандусу в лобби гостиницы. Ее высокий угловатый фасад из голубоватого стекла почему-то напомнил местный аэропорт, поставленный «на попа». Вокруг крыльца рядком росли елочки, абсолютно такие же, как дома. Напротив стояло здание с белыми колоннами. Я присмотрелся — оказалось, драмтеатр. А культурно тут — второй театр за двадцать минут. В лобби было прохладно и темновато. Администратор с именем, которое я не успел прочитать, запросила паспорт, отсканировала его без спросу, как все они всегда делают, и выдала мне ключ-карту, предупредив, что лифт направо по коридору, а завтрак накрывают с восьми утра. Сбросив в номере рюкзак и отцепившись наконец-то от этого гроба на колесиках, я почувствовал небывалую свободу. И сразу пошел вниз, смотреть, дурак ли я наивный, обедневший на пять тысяч, или то, что я слышал про северную честность, все-таки правда.
Василий ждал там же, где и прислонился. Кажется, он не сдвинулся ни на миллиметр. И мы отправились на обзорную экскурсию по вечернему городу. Таксист иногда сопровождал места, которые мы проезжали, краткими репликами, типа: «а тут я прошлым летом два колеса сразу пробил», «раньше тут дом быта был» и «здесь в девяностые пятерых постреляли». Но в целом к пейзажам реплики подходили «на ура». Прокатились мимо порта и городского пляжа, который был прямо на выезде из жилого квартала и смотрелся дико, по крайней мере для меня. Проехали мимо новых кварталов, аж из пятнадцатиэтажек, красиво и стильно отделанных фасадными плитками разных оттенков синего. Заехали перекусить в какую-то забегаловку, которую посоветовал Василий. Она оказалась китайской и какой-то стремной. Помню, совершенно в таком же, восточного типа, заведении, но в Тверской области, мы с ребятами зацепились с местными, и дело дошло до стрельбы и бега с препятствиями. В общем, чем дальше от центра — тем скучнее и тревожнее. Как и везде, наверное. Судя по посетителям забегаловки, шансы на стрельбу и бег были и здесь, поэтому, доев какие-то огненно-острые манты, я попросил отвезти меня обратно в цивилизацию. Покатались еще и там. Погуляли по городскому парку. Объехали несколько озер в черте города. Проезжали мимо театров оперы и балета и эстрадного. Не ожидал, что их тут так много. Время приближалось к вечеру.
- Скажи, а Трон обут на Кирова — это что такое и где? - спросил я у Василия, пока мы стояли на очередном светофоре.
- Тор хоннообут э-э на Кирова? - уточняюще переспросил он через минуту примерно.
- Да, вот это. Это что и где?
- «Тор хоннообут э-э» по-вашему значит «медведь шатун». Плохой зверь, опасный, - сзади нетерпеливо засигналили, и таксист тронулся, съезжая на крайнюю правую. Говорить он стал после того, как припарковался, причем казалось, что слова даются ему еще труднее обычного — так медленно и нехотя он их выпускал, - зачем спрашиваешь, Дмитрий?
- Встреча у меня там вечером, хочу знать, чего ждать можно, - честно ответил я.
- Всего ждать можно. Хорошего только не надо, - еще чуть-чуть, и он вообще начнет затухающе гудеть на одной ноте, кажется. И так говорит, как будто батарейка села.
- Расскажи, - попросил я.
- Там кафе на улице Кирова. Тор хоннообут э-э. Медведь-шатун, - Василий пугающе медленно выдавал информацию, - Там серьезные люди собираются. Хозяином там Аркадий Бере. Бере - «волк» по-вашему. Серьезный человек Аркадий. Законник.
- Русский он или якут? - я попробовал вытянуть мозг таксиста из трясины сомнений «враскачку», отвлекая на мелкие, простые детали.
- Русский, - ответ поступил значительно быстрее. Видимо, стало помогать.
- Он старый или молодой? - продолжил я прямой массаж памяти и когнитивных функций Василия.
- Ему больше пятидесяти, сам реши, старый он или молодой, - ого, заработало! Теперь не вспугнуть бы.
- Много знаешь про него? - я решил, что пора переходить к вопросам посложнее.
- Сын у него, молодой, лет двадцать. Хочет, как отец, вором быть, но не выходит ничего. Бережет его Аркадий, не хочет своей судьбы парню. А тот думает, что отец его теленком считает и не любит. Так люди говорят, - и Василий снова заглох, глядя перед собой.
- Им же, вроде, нельзя семьи заводить? - пробно закатил я вопрос в замерший «памятник таксисту».
- Заводят оленей и собак, а дети — от Неба, - неожиданно выдал Василий философию. Я притих, ожидая продолжения, - у него женщина была, откуда-то с поселения привез ее. Долго жили, а при родах умерла она.
