«Это Фейнне, — понял Ренье. — Ее полет. Если подойти к ней достаточно близко, то можно ощутить это, и в какой-то миг это сделается неодолимым...»
Он огляделся по сторонам и удивился: прочие студенты обсуждали увиденное как ни в чем не бывало. Как будто присутствовали при самом обычном лабораторном опыте.
Аббана уже отошла на десяток шагов. Еще немного — и она скроется. Ренье быстро захромал в ту же сторону.
Аббана ждала его возле беседки — там, где они с Софеной любили секретничать.
— Это ты? — тихо позвала она.
Ренье молча приблизился к ней и схватил за талию. Под ладонями тело Аббаны оказалось горячим и жестковатым — сильным, с тренированными мышцами. Ее волосы пахли взволнованным зверьком. Ренье провел губами по ее лбу, щекам, носу, коснулся губ.
Аббана вдруг высвободилась.
— Ты ведь хочешь не меня, а Фейнне, — сказала она.
— Не знаю, — ответил Ренье. — Сегодня нет разницы. Ты ведь тоже хочешь быть не собой, а Фейнне.
— Проклятье! — Аббана отошла в сторону и села на ограждение беседки, скорчившись, как подбитая птица. — Я не понимаю, что с нами происходит.
— Ничего особенного, — успокаивающе проговорил Ренье, присаживаясь рядом. — Не грусти.
— Тебе хорошо говорить... — Она блеснула в темноте белками глаз. — Ты богат, хорош собой...
— И хром, — добавил Ренье. — Весь набор, необходимый для того, чтобы стать привлекательным.
— Очень смешно, — пробормотала Аббана.
— Ты красивая, — сказал Ренье. — Ты хорошая. Если ты ничего не хочешь, давай просто посидим вместе. Ночь такая чудная. Спать не хочется.
Аббана придвинулась ближе и положила голову ему на плечо.
— Ты тоже хороший, — сказала она. И, повернув голову, крепко поцеловала его в губы.
Глава одиннадцатая
ДРУГОЙ МИР
Софена пыталась одолеть толстую книгу по исторической эстетике, которая значилась в программе. Магистр Даланн рекомендовала этот труд особенно и подчеркнула несколько раз, что будет снисходительна к тем студентам, которые выкажут знакомство с означенным текстом.
— Написанная легким, прозрачным стилем, — сказала Даланн, — эта книга вместе с тем обладает надлежащей глубиной и освещает проблематику наиболее полно. Можно даже сказать, практически исчерпывающе.
После такой рекомендации Софена отправилась в библиотеку и забрала единственный имеющийся там экземпляр. Прочие студенты толкались у нее на пороге и жалобно просили «поторопиться», потому что «всем ведь надо, не только тебе»; однако Софена вывесила у себя на двери объявление «Не мешать!» и на стук никак не откликалась.
«Смысл бытования предметов искусства заключается в том, чтобы именно данный предмет искусства был создан, причем именно тем способом, каким он был создан, и никак иначе. Говоря проще, уникальность каждого предмета искусства представляет собой основную тему их существования и бытования в пространстве и времени, данного человеку в ощущении, осязании, зрении или слухе. При этом пространственные произведения искусства воспринимаются осязанием и зрением, а временные — слухом или мысленно», — бормотала Софена. — И это она называет «прозрачным стилем»? Что же, в таком случае мутный стиль? И самое главное — для чего все это написано?
— Для того, чтобы воспитывать в студентах твердую волю и умение заглядывать в глаза Самой Смерти, — раздался под окном голос Аббаны. Затем послышался смешок: — Ты читай, читай. Я тут конспектирую. И не только я.
— Я вам что, чтец-декламатор? — возмутилась Софена. — Сколько вас собралось?
— Всего трое... пока. Читай, говорю тебе!
— Ну вас, — сказала Софена. Она встала, сунув книгу под мышку, и вышла из дома.
На лавке под окнами ее комнаты действительно сидели Аббана, Ренье и Гальен, все с дощечками.
— Привет, Софена! — Гальен встал. — Я тут подумал: если мы запишем и выучим хотя бы по абзацу из каждой главы, нам будет чем блеснуть на экзамене.
— Полагаю, Даланн хорошо знает все эти студенческие хитрости, — заметила Аббана. — Но что поделаешь! Таковы условия игры. Надеюсь, она не будет их нарушать.
— Может быть, для нее главное наслаждение — поймать нас на поверхностном знании этого ужасного сочинения, — заметила Софена.
— Захочет — поймает, — согласился Ренье. — А не захочет — так и не поймает. Давайте заниматься.
Софена прочитала вслух еще несколько абзацев, выбранных наугад.
— Записали?
— Приблизительно, — ответила за всех Аббана.
И вдруг, насторожившись, приподнялась.
— Что там? — спросил Гальен.
— Элизахар... Какой-то он сегодня странный.
— Вероятно, пришел хлебнуть премудростей исторической эстетики, — предположил Ренье.
— Нет, он действительно странный, — настойчиво повторила Аббана. — Я его таким еще не видела.
— Элизахар — кладезь жизненного опыта и бесконечный источник для нашего удивления, — сказал Гальен.
Тем временем телохранитель Фейнне вышел к дому Софены и, увидев сразу четверых студентов, остановился. Взгляд его блуждал, Элизахар сутулился и выглядел постаревшим.
— Здравствуйте, — Ренье чуть привстал и кивнул ему, — что это вы так глупо выглядите сегодня? Неподходящее утро для взъерошенного вида!
— Госпожа Фейнне — она разве не с вами? — спросил Элизахар невпопад.
— Почему она должна быть с нами? — холодно удивилась Софена. — Скорее, ей следовало бы находиться рядом с вами, милостивый государь!
— Да, конечно. — Элизахар криво улыбнулся, глядя куда-то в сторону, а затем боком метнулся к выложенной кирпичом дорожке и, вскочив на нее, побежал прочь.
— Что-то с ним странное творится, — заметила Аббана. — Должно быть, погода так действует. Скоро начнутся дожди. Некоторые люди дуреют от этого климата.
— Думаешь, дело в погоде? — переспросил Гальен. — Я так не думаю.
— Вы будете слушать дальше? — осведомилась Софена. — Или мне читать про себя? Мне в принципе так даже проще. И времени меньше занимает.
— Нет, ты читай, читай, — спохватилась Аббана и снова взялась за палочку. — Без тебя нам этого экзамена не осилить.
Софена прочитала еще несколько строк.
Ренье вдруг сложил дощечки.
— Вы, ребята, занимайтесь, а я потом... — извиняющимся тоном произнес он и побежал догонять Элизахара.
Софена зло глянула ему в спину и снова уткнулась в книгу. «Вечно эта Фейнне, — думала она, машинально произнося слова, смысла которых больше не понимала. — Всегда она! И что в ней такого? Они все точно с ума посходили!»
Ренье догнал Элизахара на дороге. Тот искоса глянул на молодого человека.
— Как я погляжу, ваша нога почти совсем зажила, — заметил он.
— Ну... да. — Ренье сообразил, что шел слишком быстро для человека, который еще несколько дней назад еле ползал, опираясь на трость. — На мне вообще все заживает как на собаке. Так и бабушка наша говорит. Это у нас семейное.
