— Лжец! — крикнул юный еретик, безразличный к собственной судьбе. — Это ты один из тех, чей разум отравлен ложным учением. Отрекись же от мира и вещей мирских ради жизни истинной и вечной, что ждет нас после смерти! — Руки он воздеть не мог, но поднял к небу глаза. — Будь благословен Фос, владыка благой и премудрый…
Услышав, как еретик обращается к благому богу теми же словами, какие он произносил всю жизнь, Крисп на мгновение даже усомнился в собственной правоте.
Пирр, возможно, смог бы почти согласиться с молодым фанасиотом, но даже истый аскет Пирр не стал бы проповедовать идею уничтожения всего материального в этом мире ради жизни посмертной. Как станут люди жить и растить потомство, если уничтожат свои фермы и мастерские и бросят на произвол судьбы родителей и детей?
— Если бы вы, фанасиоты, добились своего, неужели вы позволили бы человечеству вымереть в течение одного поколения ради того, чтобы в мире не осталось грешников?
— Да, именно так, — ответил юноша. — Мы знаем, что этого будет непросто добиться — ведь большинство людей слишком трусливо и слишком привязано к материализму…
— Под которым ты подразумеваешь полный желудок и крышу над головой, — прервал его Крисп.
— Все, что привязывает человека к миру есть зло и порождение Скотоса, — упорствовал пленник. — Самые чистые среди нас перестают есть и умирают от голода, лишь бы как можно быстрее воссоединиться с Фосом.
Крисп поверил ему. Многие видессиане, как еретики, так и ортодоксы, отличались подобным фанатический аскетизм. Однако фанасиоты, кажется, сумели отыскать способ обращения это религиозной энергии в свою пользу — наверное, даже эффективнее, чем это удавалось делать столичным священникам.
— Я собираюсь прожить в этом мире так долго и настолько хорошо, как сумею, — сказал Автократор. Фанасиот презрительно рассмеялся, но Криспу его отношение было безразлично. Познав в молодости нищету и голод, он не видел смысла в добровольном возвращении к ним.
Он повернулся к охранявшим пленника солдатам:
— Усадите его на лошадь и привяжите. Не дайте ему сбежать или причинить себе вред. Когда мы вечером разобьем лагерь, я прикажу Заиду допросить его. И если магия не сможет вытянуть из него нужные мне сведения…
Охранники кивнули. Юный еретик сверкнул глазами. Крисп гадал, как долго пленник сможет сохранять дерзость, испробовав огня и железа, и понадеялся, что это ему не придется выяснять.
Ближе к вечеру фанасиоты вновь попытались совершить налет на имперскую армия. Вскоре к Криспу приблизился гонец, держа отрубленную голову, из которой еще сочилась кровь. При виде этого зрелища желудок Криспа запротестовал; голова была отрублена грубо, словно топором орудовал забивший свинью крестьянин, а запах свежей крови тоже вызывал воспоминания о скотобойне.
Если у гонца и появились подобные мысли, то на него они ничуть не повлияли. Ухмыляясь, он сказал:
— Мы отогнали сукиных детей, ваше величество, — вы мудро поступили, приказав окружить колонну пикетами. А этот сопляк слишком медленно удирал.
— Прекрасно, — отозвался Крисп, стараясь не заглядывать в незрячие глаза на отрубленной голове. Запустив руку в подвешенный к поясу кошелек, он выудил золотой и дал его гонцу:
— Это тебе за хорошую новость.
— Благослови вас Фос, ваше величество! — воскликнул солдат. — Может, нам насадить голову этого парня на копье и везти впереди вместо знамени?
— Нет, — отрезал Крисп, содрогнувшись. Не хватало еще, чтобы местные крестьяне восприняли его армию как банду головорезов, жаждущих бессмысленных убийств, — они тут же перекинутся к мятежникам. С трудом сохраняя на лице невозмутимость, Автократор добавил:
— Похорони ее, выбрось в канаву, сделай, что хочешь, только не оставляй на виду. Мы хотим, чтобы люди знали, что мы пришли искоренить ересь, а не искать славы в убийствах.
— Как прикажете, ваше величество, — радостно ответил гонец.
Награда обрадовала его, хотя император и отклонил его предложение. Крисп знал, что некоторые его предшественники — кстати, не худшие правители из всех, что знал Видесс — согласились бы с курьером или даже сами предложили такое. Но Криспу это казалось чрезмерной жестокостью.
* * *
Когда армия остановилась на ночевку, он пришел к шатру Заида.
Пленный фанасиот уже сидел там, привязанный к складному стулу, а маг расхаживал рядом с отчаянием на лице.
— Вы уже знакомы с чарами правдивости, использующими два зеркала, ваше величество? — спросил он, указывая на свой магический инвентарь.
— Да, я видел это в действии, — подтвердил Крисп. — Так что? Ты опять потерпел неудачу?
— Это еще мягко сказано. Я не добился ничего… совершенно ничего, понимаете?
Заид, один из вежливейших сподвижников Криспа, сейчас имел такой вид, словно был готов вырвать из пленника причину своего поражения раскаленными щипцами.
— А можно ли поставить защиту против твоих чар?
— Очевидно, можно. — Заид, прежде чем продолжить, бросил на пленника очередной яростный взгляд. — Это я знал и прежде. Но мне даже в голову не приходило, что этого вшивого фанасиота снабдят столь мощной защитой. Если все мятежники подобным образом защищены, то допросы станут менее надежными и более кровавыми.
— Истина благого бога охраняет меня, — гордо заявил пленник, словно не понимая, что неуязвимость перед магией отдаст его в руки пыточников.
— А вдруг он говорит правду? — спросил Крисп.
Заид презрительно фыркнул, но внезапно задумался.
— Возможно, фанатизм и служит ему определенной защитой, — предположил маг. — Одна из причин, почему волшебство столь часто оказывается бессильным на поле битвы, состоит в том, что сильно возбужденные люди менее уязвимы для его воздействия. И искренняя вера в собственную правоту может сходным образом защищать этого парня.
— А можешь ты проверить, так ли это?
— На это требуется определенное время. — Заид поджал губы и, судя по его лицу, собрался погрузиться в размышления.
Но Крисп его уже опередил. Едва фанасиотов касалась магия, что-то обязательно шло наперекосяк. Заид не сумел определить, куда еретики увезли Фостия — чье отсутствие стало для отца болью, которую он кое-как подавлял бесконечной работой, — он не сумел выяснить, почему не в силах это узнать, а теперь не смог выжать правду из обыкновенного пленного. С точки зрения Заида, фанасиот стал интригующим вызовом его магическим способностям. Для Криспа неудача Заида превратила пленника в препятствие, которое необходимо сокрушить, потому что более мягкими методами с ним не справиться.