— Голубая Роза, — тихо проговорил он. — Я — Спархок Эленийский. Ты ведь знаешь меня?
И Беллиом ответил ему сочным голубым сиянием, не враждебным, но и не особенно дружественным. И тут же, как ему показалось, глухое ворчание он услышал глубоко в своем сознании — видимо Тролли-Боги не разделяли этот нейтралитет.
— Пришло время забыться тебе глубоким сном, Голубая Роза, — сказал Спархок самоцвету. — Ты не почувствуешь боли, и когда ты проснешься, ты будешь свободна.
Цветок снова вздрогнул и затрепетал, сияние его лепестков смягчилось, как бы в знак благодарности.
— Теперь спи, Голубая Роза, — нежно произнес он, и окинул прощальным взглядом ажурные лепестки своего драгоценного спутника. Затем поместил уснувший маленький цветок в ящичек и закрыл крышку.
Кьюрик безмолвно протянул ему небольшой искусно выполненный замок, Спархок приладил его к ящичку и замкнул, подметив, что у него нет скважины для ключа. Проделав это, Спархок вопрошающе взглянул на Афраэль.
— Брось его в море, — сказала она, пристально наблюдая за рыцарем.
Но Спархок неожиданно почувствовал огромное нежелание делать это. Он знал, что сияющий в стальном ящичке Беллиом, не может более оказывать влияния на него. Значит это нежелание его собственное. Совсем недолго, в течении нескольких коротких месяцев, он обладал тем, что даже более вечно, чем звезды, и ему казалось, что он делил с цветком эту вечность, прикасаясь к нему. И только это делало Беллиом столь драгоценным, а не его красота или его совершенство, хотя Спархок томился и жаждал увидеть хотя бы мельком в последний раз его ажурные лепестки и прикоснуться к их бархатному голубому сиянию. Он знал, что, однажды распростившись с его маленьким спутником, он потеряет в своей жизни что-то очень важное и проведет остаток своих дней, отягощенный смутным чувством потери, которое будет ослабевать с каждым годом, но окончательно не исчезнет никогда.
Он глубоко вздохнул, стараясь укрепить себя в той мысли, что сможет справиться с этой невыносимой болью потери. Он сможет научиться терпеть ее. Затем он отклонился назад и, размахнувшись, зашвырнул стальной ящичек подальше, насколько хватило его сил, в бушующее сердитое море.
Летящий со свистом стальной ящичек описал дугу над вздымающимися далеко внизу волнами и засветился в полете ни голубым, ни красным и не каким-либо другим цветом, но раскаленным белым. Он пролетел далеко, гораздо дальше, чем мог бы забросить его человек, и затем, подобно падающей звезде, изящным изгибом упал в бушующую морскую пучину.
— Вот и все, — проговорил Келтэн. — Нам только это предстояло совершить?
Флейта кивнула, глаза ее были полны слез.
— Вы все можете теперь возвращаться, — сказала она им, а сама села под дерево и поднесла к губам свирель.
— Разве ты не пойдешь с нами? — спросил ее Телэн.
— Нет, — вздохнула она. — Я немного побуду здесь. — И Флейта заиграла печальную песнь, и в ней была скорбь и горечь потери.
Они проехали совсем немного под печальные звуки свирели, когда Спархок обернулся. Дерево все стояло на том же самом месте, но Флейты уже нигде не было видно.
— Она опять покинула нас? — спросил он Сефрению.
— Да, дорогой, — вздохнула она.
Пока они спускались с мыса и огибали утес, поднялся резкий ветер и подхваченные им водяные брызги больно хлестали им лица. Спархок пытался натянуть капюшон поглубже на лицо, но все было бесполезно. И несмотря на все его старания, холодные брызги искололи его нос и щеки…
Его лицо все еще было мокрым, когда он проснулся и сел. Он стер с лица соленую воду, и протянул руку сначала к поясу, потом себе за пазуху…
Беллиома там не было.
Спархок знал, что должен поговорить с Сефренией, но сначала он решил кое-что прояснить для себя. Он поднялся и вышел из дома, в котором они остановились на ночь еще только вчера. Двумя дверями вниз по улице была конюшня, куда они поставили тележку, на которой покоился Кьюрик. Спархок осторожно откинул шерстяное одеяло и прикоснулся к холодному лицу своего друга.
Лицо Кьюрика было мокрым, и когда Спархок лизнул языком кончик своего пальца, он почувствовал во рту привкус соленой морской воды. Он долгое время просидел так, размышляя. Мысли смешались в его голове от непостижимости того, от чего совсем недавно так небрежно отмахнулась Афраэль, назвав просто чем-то необычным. Казалось, что объединив свои силы и могущество, Младшие Боги Стирикума могли свершить все, что угодно. В конце концов, он решил даже не пытаться понять, что произошло. Фантазия или реальность, или что-то среднее — не все ли равно? Ведь Беллиом теперь в безопасности, и это самое важное.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Они ехали на юг и, добравшись до Коракаха, направились по дороге, ведущей к Гака Дориту, а оттуда свернули на запад к городу Кадум, что стоял на границе с Лэморкандом. Пробираясь по долинам, они то и дело наталкивались на земохских солдат, спасавшихся бегством на восток. С солдатами не было раненых, и казалось, что битвы в Лэморканде не происходило и вовсе.
Они возвращались, но не было в душе ни спокойствия от выполненного долга, ни радости от одержанной победы. Как только они спустились с нагорья, снег сменился дождем, и плач небес, казалось, вторил их печальному настроению. Не звучало историй и не было веселого дружественного подшучивания; все они очень устали, и единственное, о чем мечталось — поскорее добраться до дома.
Король Воргун с огромной армией стоял в Кардуме. Он не совершал никаких передвижений, а прочно осел в этом городе, дожидаясь, когда изменится погода и просохнет земля. Спархока и его спутников проводили в штаб его армии, который, как и следовало ожидать, располагался в таверне.
— Ба! Какой сюрприз! — вскричал полупьяный король Талесии, завидев Спархока и его друзей. — Честно признаюсь, не думал, что свижусь с вами снова. Хо, Спархок! Подойди же поближе к огню.
