— У меня тогда и дар молчал, — сдавленно ответила Эсфи.
— Только ты ни с кем не дружи, кроме меня, хорошо? — Тарджинья погладила её по плечу и разомкнула объятия.
— Ты и Мэриэн. Больше мне никто не нужен.
— Мэриэн — это совсем другое дело, — улыбнулась Тарджинья обеим. — Вы мне как родные стали!
— Значит, когда будем… учиться? — Эсфи вытерла слёзы и тоже улыбнулась.
— А когда хочешь! — звонко откликнулась Тарджинья. — Надо будет — я и дела свои отложу…
— Ничего не откладывай. И так время найдём, — возразила Эсфи — и это вместо прежних «хочу» и топанья ногами.
Мэриэн невольно загляделась на них — как есть подруги, и если Королевские Лисы попытаются встать у них на дороге, потом пусть не жалуются!
Часть 3. Главы IX - X
IX
В комнате было неуютно и душно. Амарель притянул к себе Инфар, а она прошептала ему на ухо, зарываясь тонкими пальцами в его спутавшиеся кудри:
— Хан должен был почтить тебя, как героя… ты явился, как бээтур из сказок, на волшебном звере верхом…
— Твой отец говорил, что Совет оказал бы мне почести, — произнёс Амарель, словно в раздумье. — И кто знает, я даже мог бы занять место в Совете…
Он сделал многозначительную паузу. Инфар отстранилась, посмотрела на него внимательнее. Казалось, она не решится заговорить. Но нет, переборола себя:
— Если будет другой хан…
Амарель потянулся к ней за поцелуем, но Инфар выставила вперёд ладонь:
— Ты же колдун. Ты наверняка сможешь…
— Помочь? — шёпотом договорил за неё Амарель. — О да, — его губы разошлись в странной для Инфар улыбке, — я мог бы.
Разумеется, он мог бы примкнуть к заговорщикам. Но что это ему даст? Их несколько, и полагаться на каждого из них — глупо, особенно на простака Мархыса. Хан — один, жесток, но надёжен, как думал Амарель, и сделает его не просто беем в Совете, а своим приближённым.
Инфар обвила его шею руками:
— Я скажу отцу, что ты готов помочь…
— И сочту это за честь, — подхватил Амарель. Он поцеловал Инфар — не без внутреннего сопротивления. Казалось бы, всего-то закрыть глаза, представить, что это Мэриэн, это её гибкое горячее тело… но нет, образ Мэриэн рассыпался. Она была сильной, решительной, она оказалась бы страстной. А Инфар — птичка, как есть птичка, и никто больше.
— Нельзя… — прошептала Инфар, когда он хотел спустить рубаху с её плеч.
Амарель не собирался внимать её словам — и Кальфандра бы его не осудила, ибо он не любил и не чтил эту девушку. Только следовал своему плану. Но Инфар отодвинулась и упёрлась руками в его грудь.
— Нельзя! — почти крикнула она, и наступило молчание. Амарель понял, что лучше уступить.
— Потом… после того, как мы будем вместе… навсегда… — Инфар задыхалась от волнения — и завернулась в белое покрывало, словно боялась, что Амарель всё-таки набросится на неё и сорвёт одежду.
— Хорошо, — Амарель коснулся её щеки губами, сухими от жары, и встал. Как Инфар могла проводить целые дни в этой комнате?
Инфар не улыбнулась, но глаза её блестели, а голос был нежнее шёлка:
— Храм достраивают. Когда ты будешь читать первую проповедь?
— Скоро, — кратко ответил Амарель, пятясь к двери. — Хочешь послушать?
Она опустила голову и плотнее закуталась в покрывало, так что он мог видеть только её чёрные косы.
— Хочу. Но… не могу. Не спрашивай, по какой причине.
Под босой ногой Амареля оказалось что-то противно мягкое — перо. Отшвырнув его, Амарель, наконец, вышел.
В коридоре на него накатила привычная, жаркая волна стыда за самого себя. Амарель вернулся в свою комнату и сидел до рассвета, катая в ладонях огненные шарики. На душе было пасмурно, и предстоящая проповедь совсем не радовала. Амарелю казалось, что он в дурном, вязком сне, и кто-то должен прийти и вытащить его оттуда.
Нет. Никто не приходил.
В храме Кальфандры не было светло — в отверстия под потолком с трудом пробивались солнечные лучи. Ибо солнце напоминало о земном, а благословенный полумрак, напротив, о Полях Мёртвых, где с распростёртыми объятиями ждала Величайшая.
Амарель поднялся на возвышение, умудрившись не споткнуться. Обвёл глазами небольшую толпу. Кто из них останется, а кто уйдёт? И сумеет ли он, Амарель, говорить, не пересохнет ли у него горло, не перехватит ли дыхание?
— Приветствую вас. Айе! — повысил он голос, и толпа откликнулась хором. Это немного прибавило Амарелю уверенности. Вместо халата на нём был новый чёрный плащ, и, откинув капюшон, Амарель с чувством человека, ныряющего в ледяную воду, начал:
— Это моя первая проповедь, и, прежде всего, я расскажу вам, какова Величайшая богиня Кальфандра! Её красота не сравнима ни с чем, а милость её — безгранична!
Амарель умолк, призадумался. Скучные славословия бей-ялинцев не прельщали. Они хотели знать, какова милость богини, и Амарель заготовил симпатичный спектакль.
— За верную службу, за преданность Кальфандра всегда награждает! — воодушевлённо говорил Амарель, а тем временем факелы на стенах, потрескивая, догорали. В толпе начали перешёптываться.
— Посмотрите на меня, — Амарель развёл руки в стороны. — Я был на грани жизни и смерти не раз, но богиня хранила меня! Я был простым смертным, но она даровала мне силу!
Факелы мигнули в последний раз и погасли. Раздались недовольные голоса, но Амарель всё предусмотрел! Под потолком храма вспыхнул целый хоровод огней, и трое или четверо горожан ахнули:
— Чудо! Чудо! Чудо!
Все они слышали о волшебных способностях Амареля, но ни один не видел их воочию. Амарель щёлкнул пальцами, снова зажигая факелы на стенах, и губы его неудержимо растянулись в улыбке:
— Вот как щедра Кальфандра!
А в доме у одного из заговорщиков, наверное, сейчас говорили о том, как поставят нового хана — такого, чтобы Совет беев мог вить из него даже не верёвки, а шёлковые шнурки.
— Скажете, когда мне надо будет помочь вам, — вкрадчиво сказал Амарель Мархысу ещё вчера, и тот налил в чаши куумса и подмигнул:
— Ты получишь награду, герой!
А не стал бы наградой тот самый шёлковый шнурок, затянутый на шее «героя»? Амарель мрачно усмехался. Нет, конечно, не Мархыс бы это сделал — ведь он собирался женить Амареля на своей дочери. Но — опять же! — Мархыс был не один…
— Несравненная повелевает жизнью и смертью, — чем сильнее была тревога Амареля, тем яростнее он проповедовал. Многие в толпе подались вперёд, внимая. — Если вам нужна смерть врага, он умрёт! Если вам нужна жизнь друга, он останется в живых! Тем, кто достиг высочайшей духовной степени, будет даровано всё, чего бы они ни захотели!
Амарель почти кричал. Ему казалось, он видел через расстояние, как некий человек подносил куумс и варёную конину заговорщикам. Как выскальзывал из дома, сбросив тёмный халат слуги. И потом люди хана с саблями врывались в дом, где никто ни о чём не подозревал…
— Помолимся же Кальфандре, пусть первая молитва освятит храм! — Амарель воздел руки к потолку, где всё ещё дрожали огни. И услышал, почувствовал — почти вся толпа в едином порыве опустилась на колени вместе с ним.
— Ты недурно выучился играть в шатрандж, Амрел.
Бледная улыбка появилась на лице Амареля и тут же исчезла. Что хан называл «недурным» — то, что Амарель вместо всех фигур начал подставлять под удар всего лишь две-три за партию?
— Погоди, ты мат пропустил, — Эрекей небрежно смешал фигуры и, поразмыслив, велел:
— Поставь-ка мою любимую табию.
Табией называлась определённая расстановка фигур. Амарель зажал в каждом кулаке по две красные пешки и нашёл им места по бокам доски. То же самое он проделал с чёрными пешками.
— Хотел тебя спросить, — Эрекей чесал подбородок, садясь удобнее на своих подушках.
Амарель кивнул, расставляя на доске слонов и коней:
— Слушаю, могучий хан.
