Уже через пару месяцев, Владимир, по среди ночи, приехал к дому старухи, чтобы забрать бездыханное тело Маши. В этот раз, он чувствовал всю полноту ответственности, за то, что с ней произошло. Но муки совести отходили на второй план, когда он улетал в своих фантазиях, в счастливое будущее, с любовью всей своей жизни, Викой. Из чувства вины, или по какой другой причине, Владимир, отвез тело Маши, намного дальше, чем обычно, и утопил в болоте.
Прошло несколько месяцев. Старуха обещала, что Вика свяжется с ним сама, но она не объявлялась. Хромов приходил к старухе и угрожал, что расскажет обо всех их совместных делах, если та не сдержит слово. Он не выдержал, и поехал в город. Дежурил у подъезда Вики, несколько дней, но та не выходила на улицу.
Устав ждать, Владимир, вернулся в деревню, где его ждал отряд полиции. Он догадался, что это дело рук старухи, но о их совместных преступлениях, сразу, рассказывать не стал.
«Нет тела, нет дела» — рассуждал он, сидя в изоляторе. — «Отпустят, разберусь с ведьмой сам!» Но, однажды днем, ему передали письмо от жены. «Чего ей нужно?» — удивился Владимир. Маринка отказалась от мужа, когда того еще не успели запаковать в автозак, Хромов никак не ожидал получить письмо от нее. Он разорвал конверт, внутри которого был еще один. В графе отправитель, аккуратным почерком отличницы, было выведено имя: Виктория Егоровна Котова. Дрожащими руками, Владимир распечатал конверт и достал из него одинокий тонкий листок.
«Вова, друг мой. Я устала жить с мыслями о том, как бы все сложилось, согласись я тогда потанцевать с тобой. Я люблю своего мужа, он отличный, прекрасный человек. А еще, я люблю тебя. Люблю с самого детства. И боюсь. Каждый раз, когда мы оставались наедине, я мечтала, что ты обнимешь меня, но меня бросало в ужас стоило тебе ко мне прикоснуться. Я смогла забыть о тебе и, наконец-то, начать жить, но ты вернулся в мои мысли. Я люблю тебя. Я боюсь тебя. Я ненавижу тебя, Вова. Я устала. И я покончу с этим, единственным доступным мне способом. Прощай!»
Владимир смял письмо в комок и бросил в угол камеры. «Я думал, что магия старухи не подействовала на нее тогда, а оказалось, она боялась меня сильнее всех остальных…» Минуту он сидел, глядя в стену, затем встал и подошел к двери. Несколько сильных ударов кулаком в стальную дверь привлекли внимание дежурного. Молодой парень, с прыщами на подбородке, заглянул в камеру через откидное окошко.
— Чего шумим? — стараясь звучать грозно, спросил он.
— К следователю отведи! — крикнул Хромов. — Признание писать буду!
Хромов схватил Мирона за горло и, подняв над полом, прижал к стене на уровне своих глаз. Он медленно сжимал пальцы на горле подростка, глядя в его, глубоко посаженные, серые глаза. Эти глаза он уже видел когда-то. Когда-то, в прошлой жизни.
Глава 15
Соне снился сон.
Она была в своей комнате, в городской квартире родителей. Сидела на кровати, застеленной бледно-фиолетовым покрывалом, и смотрела на мебельную горку, стоящую у стены на против. На горке, согласно, установленному Соней порядку, были расставлены ее плюшевые игрушки. Белый медведь в шарфе и клетчатой кепке, подаренный отцом на первое сентября, бурый медведь, полученный от ее тетки на новый год, большой лохматый тигр, про которого Соня не могла точно сказать, как он ей достался. И самый важный, самый любимый, большой розовый заяц, которого мама купила Соне, когда та лежала в больнице, после удаления аппендицита. Его нежная, розовая шерсть, идеально сочеталась с розовой клавиатурой, которую Соня выпросила у родителей, случайно заметив ее в магазине. Соня любила свою комнату. Она помнила, что чувствовала себя в безопасности, когда находилась в ней.
Но во сне, девочка испытывала нарастающее чувство тревоги.
В комнату вошла мама Сони. Как всегда, лицо ее было размыто, и Соня не могла различить на нем ничего, кроме наполненных теплотой глаз, смотрящих на девочку.
— Доча, пора в школу. Ты готова? — спросила мама бесцветным, пустым голосом, похожим на смоделированную нейросетью компьютерную речь.
— Да. — смиренно ответила девочка.
Раньше, когда этот сон не стал для нее обыденностью, Соня пыталась подобрать слова, которые позволили бы ей остаться в комнате еще ненадолго, но что бы она не говорила, что бы не делала, мама все равно выводила ее в коридор. Уговоры и истерики, со слезами и катанием по полу, ни к чему не приводили. В итоге, Соня приняла правила игры, и всегда следовала, заранее прописанному сценарию сна. Девочка вскочила с кровати, поправив своя красивое платьице, и взяв, лежащий на полу у стола, портфель подошла к матери.
— Можно взять с собой Крола? — с мольбой в голосе, спросила она маму. Это, тоже было частью сценария.
— Нет, доча, ты уже взрослая, чтобы таскать игрушки в школу. — как всегда ответила мать.
В коридоре, у двери, мама помогла Соне застегнуть куртку, опустившись перед ней на одно колено. В этот момент, Соня всегда пристальнее вглядывалась в ее лицо, которое было перед самым носом девочки, в надежде разглядеть что-то, кроме заботливых глаз матери. И, как и в прошлые сны, ей не удалось ничего увидеть. Затем, Соня вышла из квартиры в подъезд, и обернулась, чтобы, через щель закрывающейся двери, сквозь дверной проем ее комнаты, успеть бросить прощальный взгляд на розового кролика, который сидел на своем месте, понуро повесив мягкие уши. Словно зная, что Соня больше не вернется поиграть с ним.
***
Соня медленно открыла глаза. Прямо перед ней, на грязном, бетонном полу, лежала Настя. Маша склонилась над телом девушки, с ее мокрых, клочками торчащих из гладкого, синеватого черепа волос, стекала вода, прямо на лицо Насте. Маша протянула свою раздутую, холодную руку, вставила два пальца в приоткрытый рот Насти, и оттянула ее нижнюю челюсть. Приблизившись к лицу девушки, Маша, открыла свой рот их которого потекла тонкая струйка черной, болотной воды. Сверкая в ярком синем свечении растущего вокруг мха, болотная вода капала на лицо, лежащей без сознания девушки, затекая ей в горло и ноздри. Настя, резко выгнула спину, словно по ней пропустили разряд тока, и затряслась в припадке.
— Маша, что ты делаешь?! Перестань! — закричала Соня. Она попыталась подняться на ноги, но светящийся мох, проросший сквозь ее одежду, плотно опутал девушку, и не давал пошевелиться.
— Я не Маша. — сказал Паразит, с трудом шевеля губами. Тело погибшей девушки, которое он использовал в качестве своего вместилища, быстро разлагалось и приходило в негодность.
Настя продолжала трястись в припадке. Глаза ее широко открылись, полыхнув синим светом, замерцали и погасли. Дрожь прекратилась, девушка перевернулась на бок, и начала шумно отхаркивать, попавшую внутрь нее, болотную жижу.
— Даже куклу сделать не получается. — расстроенным, уставшим голосом произнес Паразит в теле Маши. — Похоже, все силы ушли на Хромова.
— Куклу? — непонимающе спросила Соня. — Что происходит? Если ты не Маша, то кто?
Паразит встал и медленно пошел в сторону бассейна в центре круглого зала. Ноги, которыми он с трудом мог управлять, подкосились, и он с громким, чавкающим звуком упал на пол. Полежав секунду без движения, Паразит начал ползти, оставляя куски кожи и плоти на неровностях бетонного пола. Добравшись до бассейна, он с трудом перелез через борт, и погрузившись в воду по подбородок, посмотрел на свою пленницу.
— Я уже рассказал все, тому парню, не хочу повторяться. — тихо сказал он.
— Маша, что с тобой случилось? Почему ты говоришь, что ты это не ты? — настаивала Соня.
— Я знаю тебя. Она, — Паразит указал пальцем на свое лицо, — жалела тебя. Одна, без друзей, с сумасшедшей бабкой. Ты нравилась ей, Соня. Но она дружила с тобой из жалости.
— Что ты такое говоришь?! — возмутилась Соня. — Мы дружили! По-настоящему!
— Эти мозги помнят все по-другому. — усмехнулся Паразит, вновь указав Машиным пальцем на Машину же голову. — А впрочем, не важно. Скоро я убью вас всех, если твой друг не принесет мне Чарли. А если принесет, то я убью вас все равно, но будет намного веселее делать это в новом теле.
