— Так она сама меня сюда отправила! — радостно сообщило существо. — Ой, вот и папа!
Я обернулась к калитке. Сейчас я убью этого рогатого мерзавца! Совесть у него есть? Я ведь в объявлении писала — без детей и других животных!
— Машенька! — крикнул мне полковник, а именно он, и никто другой, входил в калитку с огромным пакетом в руках. — Вы уже познакомились? Это моя дочка Леночка, она здесь проездом. Ей жена путевку в санаторий купила, я ее завтра на поезд до Адлера посажу.
Из моей груди вырвался вздох облегчения. Я даже простила тощей Леночке обращение «тетя», хотя, если разобраться, в гробу я видала таких племянниц.
— Что это у тебя на голове, Леночка? — строго спросила я.
— Глазки на пружинках! — доложила полковничья дочь. — Мы в парке гуляли, мне папа в подарок купил. Там еще были ушки, которые в темноте светятся, но папа их покупать не захотел.
— Слава Богу! — припечатала я. — А то б меня вообще кондрашка хватила!
Леночка обиженно завозилась на лавке. В окне кухни Андрея зажегся свет, и я смогла разглядеть так напугавшие меня «глазки-рожки». Да, действительно, типичный пример карнавального украшения — обруч, две пружинки и картонные шарики. Как я могла принять это за рога и почему сразу решила, что передо мной ребенок Максимилиана? Наверняка у Феликса тоже дети есть.
«Нервы шалят, — поставила себе диагноз я. — Обязательно надо валерьянки попить. Валерьянка отлично нервы успокаивают. Прямо сейчас с Бароном в аптеку схожу. Так и до панических атак недолго, живу, как в дурдоме!»
— Маш! — высунулся из окна Андрей. — Вы приехали? Пусть Макс машину под воротами бросит. Я в супермаркет поеду, чего ворота туда-сюда открывать.
— Он… — я замялась. — Он меня привез, а сам куда-то по делам уехал. Сказал — через час будет.
— Да мне все равно, — зевнул Андрей. — Супермаркет круглосуточный.
Я решила подняться за сумкой, и в коридоре нарвалась на Лизу.
— Маша, ты Жеку не видела?
— Он на улице, — доложила я.
— Ты видела его дочку? — голос стал агрессивным. — Надо же, какая жена у него наглая! Двенадцать лет назад разошлись, а она ее прислала — пусть переночует, потом на поезд посадишь. Знает, что мы с ним в тесноте живем, куда нам еще ее ребенка? Мне на голову?
От такого напора я немного ошалела и не решилась напомнить Лизе, что она-то тоже развелась с полковником. И далеко не вчера.
— Помяни мое слово! — горячилась Лиза. — Это все из-за комнаты! Сегодня — переночевать, завтра — недельку пожить. А затем «подпиши, папа, дарственную» и пинка под зад. Гнать ее надо, пусть на вокзале ночует!
Я задумчиво потерла нос. Нарисованные Лизой картины меня не впечатлили. Не спорю, особой приязни Леночка у меня не вызвала, но подозревать поездку в санаторий первой ступенью плана по захвату полковничьей недвижимости… Как-то чересчур! Во всем, что касается Жеки, Лиза теряет рамки приличий и чувство меры. Это же только додуматься — требовать, чтобы дочь от первого брака ночевала на вокзале!
— Лизонька, у тебя какие-то проблемы?
Мы повернулись на голос. Максимилиан поднялся по лестнице и шел в нашу сторону.
— Проблемы? — повторил он.
— Нет, — покачала головой Лиза.
Я загнала Барона в комнату. Взглянула на часы и с облегчением вздохнула. Нет, Максимилиан не успел бы доехать до фермы, убить Марека и вернуться. Джип — не космический корабль. А где он тогда шлялся? Грабил ЛТП? Или проверял манок? Хотя, какая разница.
В дверь постучали.
— Открыто! — машинально ответила я.
— Тетя Маша! — просунулся в щель длинный носишко. — Можно мне Барона взять? Во дворе темно и страшно.
— Сиди в комнате, — отозвалась я. — Чего тебя во двор несет?
— В комнате скучно, — объяснила Леночка. — Там папа с дядей Максом водку пьют.
— Что? — подскочила я. — Макс пьет водку с твоим папой?
— Ага! — подтвердила Леночка. — Папа сначала говорил, что пить не будет, потому что я приехала, но дядя Макс его уговорил. А папа же алкаш, теперь будет пить, пока не вырубится. Можно Барона взять?
— Посиди у меня минуточку, — я указала ей на кресло. — Я пойду с ними поговорю.
— Дядя Макс — ваш любовник? — спросила Леночка.
Откровенность вопроса меня шокировала. Я взглянула в честные серые глазки полковничьей дочери и коротко ответила:
— Нет.
— А он симпатичный! — проговорили мне в спину.
Я недовольно фыркнула и вышла в коридор. Действительно, из открытой двери полковника слышен голос Максимилиана. Я стукнула в дверь и вошла, не дожидаясь приглашения.
На столе стояла чуть початая бутылка водки, нехитрая закусь — хлеб и вареная колбаса, две стопки. Максимилиан курил и смотрел на Жеку с удовлетворенным выражением лица. Словно бриллиант из навоза выудил, честное слово.
— Хорош лакать, — скомандовала я. — Женя, к тебе дочка приехала, неужели нельзя денек перетерпеть? Завтра посадишь ее на поезд и пей, хоть залейся, понял? А сегодня — отбой.
— Ты меня не учи! — взревел полковник. — Хочу — пью, не хочу — не пью. Нечего ко мне в комнату врываться! Пошла вон отсюда!
— Тише, Женя! — улыбнулся Максимилиан. — Не кричи на Марию Александровну. Она желает тебе добра. По-своему.
Полковник выдал заковыристое ругательство, схватил бутылку и наполнил стопки. Я поманила Максимилиана и пошла к двери. Он поднялся со стула и последовал за мной. Жека, не обращая на нас никого внимания, залпом выпил стопку, снова ее наполнил.
— Как это понимать? — прошипела я, оборачиваясь к Максимилиану.
— Дело — прежде всего, — нахально проговорил он. — Сами видели — патруль засаду в клинике оставил. Я туда идти не могу, значит надо отправить кого-то другого. Не Амалию же упаивать и туда запихивать! Розочка расстроится.
— То есть… — сообразила я. — Вы собираетесь напоить Жеку до бесчувствия и положить в ЛТП на лечение?
— Ему это пойдет на пользу, — лучась самодовольством, отметил Максимилиан. — Подлечат, посвежеет. Глядишь, и Лиза к нему вернется.
— К нему приехала дочь! — напомнила я. — Как вам не стыдно издеваться над подростком! Она не видела отца двенадцать лет. Что она теперь будет думать? Что папаша — конченый алкоголик и не может ни дня прожить без водки? Заставьте Жеку остановиться, вы же умеете! Завтра… завтра он отправит дочь в санаторий, и упаивайте его, сколько влезет.
— Я не могу ждать завтрашнего дня, — спокойно ответил он. — Я тороплюсь, мы с Феликсом провозились дольше, чем я рассчитывал.
— Послушайте! Вам ведь все равно, кого класть в клинику? Оставьте Жеку в покое, возьмите для своих опытов кого-то другого!
— Больше некого. Андрей нужен, чтобы его отвезти, а женщин, извините, я вычеркиваю. И не уговаривайте.
— Пожалейте его дочь, — мой тон стал умоляющим. — Так нельзя, Максимилиан! Давайте, я вас к Колокольчиковым отведу, вы Игоря напоите. Чем Игорь хуже?
Он на секунду задумался и твердо ответил:
— Нет. Я не хочу выходить из дома. Патруль прочесывает улицы, мы можем попасть в облаву. Это слишком рискованно. Извините, Мария Александровна.
Он развернулся, вошел в Жекину комнату. Я выкрикнула ему вслед «Скотина!» и вернулась к себе.
— Ты кушать хочешь? — спросила я у полковничьей дочери, пытаясь определить ее возраст.
Меньше двенадцати быть не может, плюс-минус… Наверное, лет четырнадцать. А, может, и больше — просто мелкая и тощая.
— Нет, — ответила Лена. — Мне папа бутерброд сделал.
Барон услышал слово «кушать» и толкнул меня лапой. Я насыпала ему миску корма, сменила воду, вышла в коридор и прислушалась.
Из-за полковничьей двери раздался пьяный выкрик. Я поморщилась. Подумала, не попробовать ли еще раз поговорить с Максимилианом, но в коридор ворвалась веселая и довольная жизнью Розочка. Вопли за Жекиной дверью стали громче. Розочка поинтересовалась:
— С кем он там бухает?
— С Максом. К Жеке дочь приехала, у нее завтра поезд в санаторий. А Макс Жеке пузырь выставил.
— Дочь красивая? — деловито спросила Роза.
