Тебе нужно много пить и правильно питаться, чтобы прийти в относительную норму. Прогулки — дело хорошее, но рановато ты за них взялась, мелочь.
Элен приняла стакан дрожащими руками и выпила содержимое залпом. Её живот сразу надулся, и к горлу подступила тошнота.
Мэлис подозрительно прищурился. Взвесив все “за” и “против”, доктор вздохнул и присел рядом.
— Ну? В честь чего банкет?
От неожиданности Элен икнула и сразу прикрыла рот рукой. Девушка утёрла солёные дорожки и очертила пальцем грань стакана.
“Без сколов”.
— Вы никогда не боялись того, что может ждать Вас снаружи? — неожиданно для себя спросила Элен у доктора. — Никогда не думали, что лучше отсидеться дома?
Сухой ответ Мэлиса неприятно кольнул под ребра:
— Я рост бездомным. Не было шанса узнать.
Тонкие пальцы обхватили и сжали стакан со всей силы. Краешком сознания, Элен отметила для себя, что вряд ли смогла бы разбить стекло, даже если бы сдавила двумя руками. Даже силы трёх её рук было бы недостаточно.
— Но я понимаю, о чём ты, — Мэлис прислонился затылком к стене и уставился на негорящую люстру, покрытую воском сгоревших свечей. — Страх неизвестности — самый распространённый среди всех людских страхов. Он совершенно естественный. Все мы сталкиваемся с ним каждый день, и даже не замечаем этого. Люди прикрываются привычками. Говорят, что ходят одной и той же дорогой домой, потому что она короче, или чище, или больше им нравится. Но на самом деле, они просто боятся попробовать другую дорогу. Она может оказаться удобнее, лучше, но страх того, что на непроверенной дороге будет поджидать что-то плохое, не даёт им попробовать. Они ходят в одну и ту же лавку, не потому что там самый вкусный хлеб, а потому что в других он может оказаться хуже. Но они узнают об этом только тогда, когда уже потратят деньги.
Элен согласно кивала, хотя не имела ни малейшего понятия о тех трудностях простых людей, о которых говорил Мэлис. Для неё это было что-то далёкое. Она никогда ничего не покупала, и даже не держала в руках деньги. Но Мэлис говорил так, будто действительно её понимает, и Элен слушала, затаив дыхание.
— Что я хочу сказать, — продолжал доктор, — так это то, что бояться нормально. Не хотеть куда-то идти и не идти в итоге — нормально. Это наш инстинкт. Получив ожог, коснувшись горячего чайника, ты будешь избегать этого в будущем. И это правильно, так мы выживаем. Да и не только мы — все животные.
— Тогда почему, — Элен пожевала губу, подбирая слова, — почему иногда говорят, что это плохо? Что нужно… выйти, — девушка махнула рукой в сторону двери, а потом добавила: — Пойти другим путём.
Мэлис усмехнулся и вытянул длинные босые ноги и сложил руки на животе.
— Потому что они лицемеры, вот и всё.
— Лице… Кто? — Элен прижала коленки к груди и посмотрела на доктора с любопытством.
— Э? Уф, ну… Это люди, которые врут. Самим себе, зачастую. Они обещают помочь, но никогда не помогают. Они критикуют других и превозносят себя. Прикрываются высокими целями, преследуя личную выгоду. Мы привыкли говорить о лицемерах, как о чём-то оскорбительном и неправильном, но в реальности все мы лицемеры. И ты, и я. И уже сам факт того, что люди называют лицемерие отрицательным качеством, делает из них лицемеров.
— Звучит сложно.
— Есть немного. Люди — невыносимо сложные, и при этом простые существа. Мы выдумываем всё больше новых и непонятных вещей, только чтобы мир не рушился и жизнь не превращалась в хаос. А это всё равно происходит. И вот тебе мой совет, — Мэлис поднял указательный палец вверх и попытался спрятать улыбку, — если тебе скажут, что ты должна сделать что-то только потому, что это якобы правильно, дай этому человеку хорошего такого леща. От души. И только потом спроси себя, а является ли это “правильно” таковым и для тебя.
Элен хихикнула. Воодушевление, с которым Мэлис говорил последние слова, было заразительно. Натянутая струна в груди ослабла, и руки перестали мелко дрожать. Мэлис довольно хмыкнул и растрепал копну пшеничных волос на макушке девушки. Элен втянула голову в плечи и зажмурилась. Касание было непривычным для неё.
— А если моё “правильно” будет “не правильно” для других?
Мэлис щёлкнул Элен по лбу и проворчал:
— И зачем тебе тогда эти “другие”? Просто найди тех, кто разделяет твоё понимание правильного, вот и всё. Я знаю массу людей, которые сказали бы, что Фрезер поступает плохо, но именно потому, что плевала она на чужое мнение, вокруг неё и собралось столько верных друзей.
Элен воскресила в памяти образ женщины в окружении немного странных, но очевидно, близких ей людей. Глядя на Фрез, можно было понять, что не в её характере перед кем-то отчитываться. Это цепляло.
Но всё же…
— Хорошо, но если это “правильно” на самом деле плохое? Если для меня будет правильным лгать? Или убегать и прятаться?
— Есть одна фраза, которая жутко меня раздражала раньше, но недавно я, как мне кажется, понял её значение, — чуть поразмыслив, ответил Мэлис. — “Живи без сожалений”. Многие ошибочно считают, что эти слова призывают их попробовать всё, что жизнь может им предложить, но это не так. Я понял, что… Я понял, что значение имеет только конец. Понимаешь? Буду ли я сожалеть? Не через минуту, не через день или два, а в целом. Когда придёт смерть, как бы я её себе не представлял, и все мои поступки, все дела, пронесутся перед глазами, буду ли я сожалеть?
Мэлис поскрёб небритый подбородок. Элен молчала.
— У бездействия есть смысл. У сомнений, неудач, поражений, прощаний — у всего этого есть смысл, не сомневайся. Если, встретив смерть, ты сможешь честно сказать себе: “Я ни о чём не жалеют”, значит ты всё делала правильно. Даже если другие буду говорить иначе.
Мэлис неуверенно покосился на притихшую девушку и искривил губы в неловкой улыбке.
— Сложновато, да?
Элен покачала головой.
— Нет. На самом деле, это мне очень помогло. Спасибо.
Увидев, как лицо девушки просветлело, как разгладились глубокие морщинки на её лбу, Мэлис расслабился. Исцелять раны души всегда было сложнее, чем оболочку.
Элен поднялась на ноги и выпрямилась, громко хрустнув позвонками, с таким воинственными видом, что Мэлис не сдержал смешок.
— Тогда, вот моё “правильно”, - достаточно громко заявила Элен, при этом посмотрев на доктора с вызовом. — Я сейчас возьму, и вернусь в комнату. И не буду ходить и узнавать, кто кричал посреди ночи. Но не потому, что боюсь, а потому
