Опустив голову на спинку кресла, архимаг задремал, из его легких с шумом вырывалось хриплое дыхание.
Палин медленно обернулся. Пять драконьих голов, окружающих дверь, все еще блестели, но тусклее. Цвета переливались не так яростно, пасти были открыты, но ничто не нарушало безмолвия. Юноше, однако, казалось, что они затаились, выжидая удобного момента. Десять глаз смотрели на Палина, не раскрывая ему собственного неведомого знания. Маг заглянул в портал — красноватый ландшафт все так же тянулся вдаль. Вдалеке, едва видные, стояла стена и темнел бассейн с кровью. А над ними распростерлась крылатая тень...
— Дядя, — сказал Палин,.— а как же портал? Разве мы его не...
— Палин, — тихо проговорил Рейстлин, — я отдал тебе приказ. Учись подчиняться, ученик, — сделай то, что я велел.
Юноша увидел, что тень сгущается. Как туча окутывает солнце, так крылья окутывали его душу холодом страха. Палин уже начал говорить и вновь обернулся к Рейстлину, но заметил, что, хоть глаза дяди и кажутся закрытыми, между веками виднеется золотистая щелка, словно у ящерицы. Прикусив губу, юный маг поспешно отвернулся, затем поднял повыше посох и осветил им лабораторию, намереваясь выполнить приказ.
Переодетый в черную мягкую, бархатную мантию, Рейстлин стоял перед дверью, потягивая из бокала эльфийское вино, кувшин с которым Палин отыскал в лаборатории. Тень над землей стала такой плотной, что казалось, будто в Бездне наступила непроглядная ночь. Но ни звезды, ни луна не освещали эту ужасную тьму. Единственным видимым предметом была стена, которая излучала свой собственный неприятный свет. Рейстлин мрачно смотрел на нее, и в глазах архимага плескалась боль.
— Она напоминает мне о том, что произойдет, если Такхизис поймает меня, Палин, — сказал он. — Но нет, назад я не вернусь. — Рейстлин смотрел на племянника из-под черного капюшона лихорадочно блестящими глазами. — У меня было двадцать пять лет, чтобы обдумать ошибки. Двадцать пять лет невыносимых страданий и бесконечных мук... Моей единственной радостью, единственным источником сил, помогающими каждое утро встречать пытку, была твоя тень, которую я видел в своем сознании. Да, Палин,— улыбнувшись, Рейстлин притянул к себе племянника, — я наблюдал за тобой все эти годы... Я сделал для тебя все, что мог. В тебе есть внутренняя сила, которая приходит от меня! Жгучее желание и любовь к магии! Я знал, что однажды ты разыщешь меня, чтобы узнать, как пользоваться этой силой. Я знал, что они попытаются остановить тебя. Но не смогут. Все, что они делали, лишь приближало тебя к цели. Я знал, что стоит тебе войти сюда, как ты услышишь мой голос. И освободишь меня. И поэтому я составил план...
— Для меня большая честь, что ты принимаешь такое участие в моей судьбе,— начал Палин, но дрогнул и нервно прокашлялся. — Но ты должен знать правду. Я разыскивал тебя не для того... чтобы получить власть. Я слышал твой голос, просящий о помощи, и... потому пришел.
— Ты пришел из жалости и сострадания, — сказал Рейстлин, криво улыбнувшись. — В тебе все еще много черт отца. Это слабость, которую можно преодолеть. Я просил тебя, Палин, говори правду. Что ты чувствовал, когда впервые вошел в лабораторию, а затем прикоснулся к посоху?
Юноша попытался отвернуться; хоть в лаборатории было холодно, он весь покрылся потом, но Рейстлин держал племянника крепко, заставляя смотреть в свои золотистые блестящие глаза. И видеть там свое отражение...
Правду ли он сказал? В зрачках архимага Палин видел юношу, одетого в мантию, меняющую цвет, — то белую, то красную, то черную...
Рука племянника спазматически дернулась в захвате дяди. «Он видит мой страх», — понял Палин, пытаясь унять дрожь в теле. «Страх ли? — спросили золотистые глаза. — Страх? Или ликование?» Юный маг увидел у своего отражения посох Магиуса. Палин-отражение стоял в круге света от кристалла и чем дольше держал посох, тем сильнее Палин-реальный ощущал его — и свою — магическую силу.
Рейстлин перевел взгляд золотистых глаз на магические книги в черных переплетах, и юноша последовал его примеру. Он вновь ощутил то волнение, которое чувствовал, входя в лабораторию в первый раз, и облизал сухие губы, словно долго блуждавший по пустыне путник, нашедший наконец прохладный источник, чтобы утолить жажду. Посмотрев на Рейстлина, юноша увидел, что его отражение теперь сменило цвет мантии на черный.
— Какие... Какие у тебя намерения, дядя? — хрипло спросил Палин.
— Все просто. Как я уже говорил, у меня было много лет, чтобы разобраться в ошибках. Мои амбиции были слишком велики. Я хотел стать Богом, чего смертным делать не полагается. Об этом, разрывая меня когтем, каждое утро напоминала мне Темная Королева.
Губы Рейстлина изогнулись, глаза блеснули, а тонкая рука дернулась при воспоминании о муке, еще больней сжав кисть Палина.
— Я усвоил урок, — горько сказал архимаг, — и умерил честолюбие. Я больше не буду стараться стать Богом. Мне хватит Кринна. — Сардонически улыбнувшись, он хлопнул племянника по руке. — Нам хватит Кринна, надо было сказать мне.
— Я... — Слова застряли у Палина в горле. Он был напуган и взволнован. Взглянув на портал, он ощутил, как тень надвигается на сердце. — Но Королева? Разве мы не закроем портал и дорогу для нее?
Рейстлин покачал головой:
— Нет, ученик.
— Нет? — Юноша тревожно посмотрел на дядю.
— Нет. Это будет мой подарок для нее, чтобы доказать преданность, — доступ в мир. А мир будет ее даром мне. Она будет править здесь, а я... буду служить. — Рейстлин выплюнул последние слова, словно отраву, и его губы растянулись в напряженной, безрадостной усмешке.
Чувствуя ненависть и гнев в ослабевшем теле, Палин задрожал.
— Брезгуешь, племянник? — презрительно хмыкнул архимаг, отпуская руку юноши. — Брезгливые не достигают власти...
— Ты сказал мне, чтобы я говорил правду. — Палин отпрянул от дяди, с облегчением чувствуя освобождение от горячего прикосновения, но в то же время, непонятно почему, желая ощутить его вновь. — И я скажу. Я боюсь! За нас обоих! Я знаю, что слаб... — Он склонил голову.
— Нет, племянник, — тихо сказал Рейстлин, — не слаб — просто молод. И ты всегда будешь бояться. Я научу тебя овладевать своим страхом, использовать его силу. Заставлять его служить тебе, а не наоборот.
Палин увидел, что лицо дяди выражает бесконечную нежность. Такого Рейстлина вряд ли видел кто-нибудь из ныне живущих. Образ юноши в черной мантии в блестящих золотистых глазах исчез, сменившись тоской и жаждой любви. Теперь Палин сам горячо сжал руку архимага.
— Закрой портал, дядя, и поедем домой! Комната, которую отец приготовил для тебя, по-прежнему пустует в гостинице. Мама сохранила памятную дощечку с магическим знаком на ней. Дощечка спрятана в шкатулке из палисандрового дерева, но я ее видел. Как часто я держал ее и мечтал об этом! Поедем домой! Научи меня тому, что знаешь сам! Я буду почитать и уважать тебя! Мы сможем путешествовать, как ты и хотел! Покажи мне чудеса, которые видел сам...
