— Разве это — темнота? — удивленно спрашивает Кузнечик. — По-моему, света тут предостаточно…
…Действительно, разве это темнота? Свеча горит? Горит. Что-то там освещает? Освещает. А то, что подсвечник стоит в дальнем от меня углу комнаты, за поставленным вертикально щитом, на который, для «полного счастья», наброшена еще и воловья шкура — это ерунда. Мелочи. Ведь если в комнате есть горящая свеча, значит, я должен видеть. Все: пол, стены, мебель и даже потолок. А еще противника, его оружие, движения, направление взгляда. Ни, и реагировать на них.
А у меня почему-то не получается. То ли потому, что Кузнечик слишком быстр, то ли потому, что ТЕМНО!!!
— Драться днем, при свете солнца, на сухой и ровной поверхности может любой дурак… — мгновением позже, пытаясь вбить тренировочный меч мне в печень, усмехается Учитель. — А вот по колено в грязи, под струями проливного дождя и в кромешной тьме — только те, кого этому целенаправленно учили. И у кого хватило силы воли и упрямства заставить себя и двигаться, и смотреть, и видеть. Не криви губы — света тут действительно предостаточно. Иначе бы я не попадал туда, куда хочу… Вот твоя левая ключица. Чувствуешь? А вот — правое колено… Левое подреберье… Локоть… О!!! Увернулся!!! Случайность?
— Угу… — стараясь не обращать внимания на вспышки боли, бурчу я.
— В бою нет места для случайностей. Одна ошибка — и погибнешь не только ты, но и те воины, которых тебе, Утерсу, придется вести за собой. А, значит, десятки, если не сотни мужчин уже никогда не вернутся к своим семьям. Представил? Молодец! А теперь перестань таращить глаза и постарайся меня почувствовать. Всего сразу. Да не пялься ты на мои руки, дурень! Я же говорю — всего сразу!!!
«Всего сразу…» — мысленно повторил я. И криво усмехнулся: сейчас, при свете звезд, я видел не только контуры фигуры прячущегося рядом с кузницей мужчины, но и гримасу, уродующую его лицо.
Ненависть. Нетерпение. Предвкушение. Что-то вроде беспокойства — видимо, за друга, оставшегося лежать где-то за моей спиной. И готовность атаковать…
— Беги!
Услышав едва слышный хрип, раздавшийся из-за моей спины, этот наглец упрямо сдвинул брови и переложил меч в левую руку.
— Да беги же! Это сама Смерть!!!
«Не побежит…» — подумал я. И, ощутив начало движения, скользнул на полшага вперед и в сторону, уклоняясь от брошенного в меня ножа.
— Тварь!!! — взвыл мечник, обескураженный своим промахом. И тут же бросился в атаку…
…Как говорил Кузнечик, «ненависть — не лучшее подспорье в бою». Ибо она мешает думать. Поэтому первое же движение воина, явно привыкшего работать только в строю и со щитом на левой руке, оказалось последним: мой правый клинок аккуратно чиркнул по сгибу локтя его мечевой руки. А левый врубился в колено выставленной вперед ноги.
— А-а-а!!! — устрашающий вопль, который должен был ввести меня в ступор и дать убийце шанс меня достать, слегка запоздал. Как и удар в живот кинжалом, зажатым в левой руке: к тому моменту, как остро отточенное лезвие рванулось вперед, я уже стоял за спиной противника, а навершие рукояти моего правого меча завершало путь к его виску…
Увидев едва заметную тень, несущуюся ко мне со стороны постоялого двора, я выхватил из ножен метательный клинок и… тут же вложил его обратно: судя по пластике движений и топору, зажатому в правой руке, это был Колченогий Дик.
— Что, и этого уже уделали, ваша светлость? — остановившись в шаге от меня, вопросительно выдохнул он.
— Угу… Останови ему кровь, а потом оттащи и его, и второго… куда-нибудь на конюшню… И допроси… — приказал я. Потом забросил мечи в ножны и рванул обратно. К постоялому двору…
…На лбу бледного, как полотно, Рыжего Лиса серебрились капельки пота. А в глазах плескалась такая боль, что у меня по спине тут же побежали мурашки.
— Быстро вы, ваша светлость… — кое-как разлепив пересохшие губы, выдохнул десятник.
Я пожал плечами, отпихнул в сторону Горена, плюхнулся на подставленный Иглой табурет и прикипел взглядом к хвостовику болта, торчащего из раны. В душе сразу что-то оборвалось — судя по его положению, каленый наконечник, пробив кольчугу, раздробил ребро, проткнул печень и уперся в кольчугу на спине. В общем, жить Лису осталось всего ничего…
— Бесполезно, ваша светлость… — увидев футляр с иглами, зажатый в моем кулаке, пробормотал десятник. — Нехорошая рана. Очень…
— Если воспользоваться голубями барона Одвида, то можно вызвать сюда Вельса Рутиса! — подал голос Воско Игла. — Дней пять-шесть — и он будет в Кижере…
— Я не проживу и часа… — буркнул Лис, пожал плечами и чуть не потерял сознание от боли.
— Рот закрой и расслабься… — рявкнул я, вскочил с места, вцепился в его запястья[64] и закрыл глаза. Пытаясь почувствовать качество, глубину, силу и другие характеристики[65] пульса.
Для того чтобы сделать выводы, не потребовалось ни особой чувствительности[66] пальцев, ни такого опыта диагностики, какой был у Брюзги: пульс у Лиса становился все слабее и слабее, а значит, болт перебил какой-то крупный кровеносный сосуд. И теперь мой вассал просто истекал кровью.
«Несколько минут. От силы… — мелькнуло в голове. — А потом — смерть…»
— Что, совсем плохо? — криво усмехнулся Рыжий. Видимо, заметив что-то такое в моем взгляде.
Я молча кивнул. Потом выхватил из футляра несколько игл и, покрутив между пальцами первую, негромко пообещал:
— Но чувствовать боль ты сейчас перестанешь…
— Да и так терпимо, ваша светлость… Хотя… Без нее, наверное, было бы полегче…
— Будет! — скрипнув зубами, буркнул я. И взялся за вторую…
— Ваша светлость! Передайте Корсту мой меч… А Медине скажите, что я… что мне с ней было хорошо…
— Передам… И присмотрю… И за сыном, и за семьей… — выдохнул я. И, поставив последние две иглы, вопросительно уставился в его глаза: — Ну, чувствуешь что-нибудь?
— Только слабость… — прислушавшись к своим ощущениям, буркнул Лис. А потом добавил: — А еще морозить начинает…
— Кровотече… — начал было Игла. И тут же заткнулся.
Посмотрев на хмурое лицо подчиненного, Лис криво усмехнулся:
— Оно самое… Внутреннее… Такое не остановишь…
— Был бы здесь Вельс…
Рыжий хмыкнул. Потом ненадолго прикрыл глаза, собрался с силами и негромко произнес:
— Ваша светлость, это покушение… оно вряд ли будет последним… То, что вы делаете… очень многим… не по нраву… Жаль, что я… уже не… смогу… прикрывать вам спину…
