— У вас была какая-то связь?
— Нет. Как все идет, я чувствовал частично кровью, частично через голема. Вы же знаете, это как через кровника смотреть.
— Только кровник каменный.
— У семьи Ритольди всегда были в этом большие способности. Ну а там уже… — Палач Полонии, вздохнув, поднял голову. — Мне сейчас куда? Сдаваться полиции?
Я закусил ноготь.
— Пока не знаю. Вы могли бы остаться у нас на время?
— Если Анна не выгонит. Разрешите?
Ритольди потянулся к шкатулке.
— Огюст, я могу попробовать, — сказал я, глядя ему в глаза. — Но позже… Возможно, завтра к вечеру… И ничего не обещаю.
— Пусть так, — он выпрямился, сунув шкатулку обратно под плащ. — Тогда я пойду?
— Где вас найти?
— Правое крыло, вторая гостевая за бильярдной.
— Знаю, — кивнул я. — И еще…
Ритольди остановился у дверей.
— Мне понадобится ваша кровь.
Поиграв желваками, Палач Полонии снова шагнул ко мне.
— Я могу сейчас, — сказал он с вызовом.
Он достал из-за пазухи вытертый сафьяновый футляр с позолотой. Раскрытый, тот блеснул серебряными кончиками игл.
Среди высших семей делиться кровью не принято.
Были и распри, и интриги, и вражда. Были и мастера влиять через кровь. Ритольди, похоже, и вовсе оскорбился, расценив мои слова как недоверие его рассказу.
Дуэль, дуэль!
— Огюст, — сказал я, — это очень важно. Я понимаю, что перехожу некие рамки…
— Полно вам, — Палач Полонии потянул за фигурную головку длинную иглу из петли. — Вас и государь-император назначил, что мне-то…
Он несколько раз сжал пальцы.
— Постойте, — спохватился я. — Пожалуйста, посмотрите «клемансину».
Ритольди огляделся.
— Здесь нет.
— Вы не спросите у матушки? Или у Репшина?
— Хорошо, — спрятав футляр, он взялся за дверную ручку, — я принесу.
— Извините, — прошептал я.
Но Ритольди уже вышел из комнаты.
Я прикрыл глаза. Подумать, подумать. Что и как складывается. Если в семье Ритольди тоже есть жертва, внук с чистой кровью, то остаются Гебризы. Стервятники. Могильщики. Самая странная высшая семья.
Всегда особняком. Всегда в траурно-черном.
Неулыбчивые серьезные дети. Высохший чуть ли не в настоящего мертвеца глава обширного семейства Диего Гебриз. Землистокожая Линда Гебриз.
Кровь черно-красная, очень недалеко от посмертной.
Где-то я их видел недавно. Они редко выезжают из своих владений, а тут чуть ли не всем выводком… Конечно, вспомнил я, Южные Воды. Минеральные источники, лечебные грязи. Весь свет съезжается в сезон.
И там же — Ритольди.
Только, увы, никакой здесь связи нет, курорт популярный, и Штольцы регулярно наведываются, и Поляков-Имре в роскошном «Адажио» нумера бронирует.
Так, куда-то я…
Гебризы, да. Каково их участие в этом всем? Не они ли составляют костяк заговора? А если не они? Если вообще здесь обошлось без высших семей? Если как раз высшим семьям и брошен вызов?
Дуэль, дуэль!
Мне стало холодно, и я, скрючившись, закутался в одеяло.
Допустим, кому-то понадобилась кровь всех семи фамилий. Кому-то, кто к тому же обладает «пустой» кровью. Вопрос — зачем?
Ради спонтанного интереса? Или преследуется задача эту самую кровь извести? Трансформировать? Сделать обычной? Наверное, последнее очень понравилось бы членам ордена Мефисто.
Я поморщился.
Гадость, выпитая по приказанию Репшина, все еще отдавала горечью.
И все же я хожу по кругу. В основном потому, что моим умозаключениям нет ни одного подтверждения.
Заговорщики неуловимы.
Вот и Ритольди никого не видел, ничего о похитителях не знает. Случайный человек с запиской. Инструкции. И никакого контакта.
Хорошая какая придумка.
Правда, есть трупы «козырей». Отчеты по Синицкому и прочим. Ну, до этого я еще доберусь.
Что в остатке? Руководствуясь логикой, нападений на Поляковых-Имре, Ритольди, Штольцев и Иващиных опасаться далее не следует. За полгода наш враг показал себя прагматиком — одного необходимого убийства ему достаточно.
Гебризы под сомнением. Остаются императорская фамилия и моя. И, похоже, без нашей крови никак не обойтись.
Не напрасно, ох, не напрасно, государь-император катается инкогнито. Где он? Поди найди его. А я…
Я хмыкнул.
Интересно, я-то не играю ли роль наживки в большой игре? Меня могут использовать и втемную. С начальства станется.
Я перевернулся на другой бок и обнаружил его, начальство, тихо сидящим на ученическом стульчике, оставленном Ритольди у кровати.
Больше всего Огюм Терст походил на цехинского божка. Круглолицый, узкоглазый, в суртуке и штанах грубого сукна, бритый череп отливает синевой, черные усики аккуратно расчесаны, в уголках губ прячется лукавая улыбка.
Хитрый божок.
— Здравствуй, Бастель.
— Здравствуйте, господин полковник.
Божок посмотрел в упор.
— Плохо выглядишь, Бастель. По крови плохо. Почти нечитаемо.
— Я знаю, — сказал я.
— А знаешь, что проглядывает?
Я кивнул.
Начальство задумчиво поджало губы. Улыбка пропала, лицо сделалось напряженным, тень какой-то неясной мне мысли пробежала по нему.
— Мне бы хотелось, чтобы ты был осторожней.
— Это тяжело, — сказал я.
— Ну да, наслышан, — Терст протянул ладонь. — Позволишь?
Я загнул край одеяла, высвобождая руку.
Терст поймал мои пальцы. Повертел, разглядывая следы уколов. Наконец, легко кольнул тонкой, высунувшей жальце иглой. Кровь бисеринкой выступила на подушечке.
Мой учитель подождал, пока она вырастет в размерах.
Это было похоже на фокус: ладонь его прошла, не касаясь, над пальцем, и набухшей капли не стало, исчезла, растворилась, впору спрашивать, была ли.
Жалко, я не мог смотреть через жилки.
— Твой человечек от постоялого двора был малоинформативен, — сказал Терст, прикрывая глаза.
— Значимых событий не было.
Терст кивнул.
Он читал кровь долго. Я наблюдал, как проявляются и пропадают складки на лбу, как двигаются под веками глазные яблоки, как белеют сцепленные на животе пальцы.
Мне подумалось, сейчас он разберется во всем. Потому что Терст. Огюм Терст, начальник Тайной Службы Его Императорского Величества.
Солнечная полоса подползала к кровати.
За дверью прошелестели голоса, несколько раз стукнули каблуки, затем я расслышал четкое «Никак невозможно», произнесенное голосом Тимакова. Тимаков стоял у моей комнаты на страже.
Я почему-то обрадовался.
— Итак, — сказал наконец полковник, открыв глаза, — все очень интересно. И твоя, Бастель, догадка про «клемансины»…
Он бросил взгляд на окно, едва заметно напрягся, и шторы, звякнув кольцами, схлопнулись, обрезая дневной свет.
