— Если мы не собираемся в Нью-Мексико, то давай займемся Сетракус Ра. Прямо сейчас. Ты и я. Возможно, если мы его убьем, остальная часть Могадорцев умрет, и мы спасем жизнь в этих двух мирах.
Девятый садится на кожаный диван и кладет свои ноги на стеклянный кофейный столик. Он вздыхает и закрывает свои глаза.
— Извини, Джонни, но даже если Сетракус Ра умрет, Могадорцы по-прежнему будут воевать, точно также, как мы до сих пор продолжаем борьбу, хотя Питтакус Лор умер. Близорукий взгляд на решаемую проблему. Мы все вместе будем сражаться, пока не убьем последнего.
Я смотрю в окно и решаюсь, наконец, высказать то, о чем хотел объявить еще несколько недель тому назад, с тех самых пор, как прочел письмо Генри:
— Питтакус не умер. Я Питтакус.
— Что ты сказал?
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я сказал, я Питтакус Лор.
Девятый, смеясь, откидывается назад так сильно, что чуть не переворачивается с дивана.
— Ты Питтакус? С какой стати ты решил, что ты и есть Питтакус Лор?
— Я это чувствую, — говорю я. — Вот почему Лориен в спячке. Питтакус живет во мне.
— О, неужели? А знаешь что? Я думаю, что я могу чувствовать это тоже, — он издевается, ощупывая свой торс. Он встает и шагает ко мне. — Но, эй, если ты Питтакус, могущественный и мудрый старейшина Лориена, то значить я просто дал ногами по заднице Питтакусу. Интересно, что же мне за это будет?
— Удачи, — говорю я, сожалея о сказанном.
— В самом деле? Похоже, кто-то требует реванша.
Достаточно, говорит Берни Косар. Никакой больше борьбы. Сохраняйте свои силы.
Я игнорирую его.
— Прекрасно. Реванш так реванш, следующим разом.
— Если ты вновь жаждешь поединка со мной, то необходимо изменить место его проведения. И чтобы сделать его еще более интересным, Питтакус, я скажу так, каждый из нас берет себе только по одному предмету из наших Ларцов.
— Прекрасно.
Я открываю свой Ларец и сразу достаю четырехдюймовый кинжал. Ручка его вибрирует, я касаюсь ее, и она тотчас оборачивается вокруг моего кулака. Я замечаю пепел Могов, застрявший в пазах, а запах его возбуждает у меня жажду еще раз сразиться.
Девятый хватает в правую руку короткий серебряный посох. Хорошо, это заставляет меня нервничать, я видел, как он этой штукой косил всех этих пайкенов в Западной Вирджинии. Он машет на меня пальцем, когда увидел мой кинжал.
— Ах, ах, ах. Я сказал, только один предмет.
— У меня есть кинжал. Это все. И это все, что мне нужно.
— А как насчет вашего изящного маленького браслета?
— Ах, я и забыл о нем. Это, пожалуй, лучший для меня выбор. Спасибо. — Я бросаю кинжал в Ларец.
— Иди за мной, — говорит Девятый. Игнорируя Берни Косара и его мольбу остановиться, я следую за Девятым по квартире, направляясь к лифту, мы оба молчим. Я предполагаю, что бой будет происходить в темном подвале здания между колоннами и цементными стенами, наши силы должны быть скрыты от мира. Вместо этого, мы поднимаемся. Двери лифта открываются, и Девятый ударяет по клавиатуре двери перед нами, и они остаются открытыми. Мы на крыше Джон Хэнкок Центр.
— Ни в коем случае, это плохой выбор. Слишком многие людей могут увидеть нас здесь! — говорю я, качая головой, и поворачиваюсь назад к двери.
Девятый выходит на крышу.
— Никто не сможет увидеть нас здесь. Это настолько высоко, ведь мы находимся на крыше одного из самых высоких зданий в городе.
Я не желаю выглядеть испуганным, поэтому следую за ним с более уверенным видом, чем есть на самом деле. И я не подготовлен к свирепому ветру, который так сильно бьет меня, почти выталкивая меня обратно в дверной проем. Девятый продолжает идти, и хотя его черные волосы разметались вокруг его головы, внешне он кажется невосприимчивым к силе ветра. Его белая футболка вздувается вокруг торса, пока он ее снимает и позволяет ей перемахнуть через карниз. Когда он подходит к центру крыши, то щелкает у запястья, растягивая с обоих концов серебряный посох до тех пор, пока длина его не становится около шести футов и начинает светиться красным. Он поворачивается ко мне и, кивая пальцами своей ладони, подзывает меня ближе. Как канатоходец, я делаю глубокий вдох и, шаг за шагом, подхожу к нему. Мы находимся в гигантской тени от виднеющегося в дальнем конце крыши белого шпиля и, когда я становлюсь рядом с ним, Девятый поворачивается и бежит к нему.
Я понятия не имею, что он собирается делать, поэтому я останавливаюсь, чтобы увидеть его следующий шаг. Не спотыкаясь, он бежит вверх по шпилю, пока не достигает его вершины. Шпиль раскачивается на ветру, моя голова кружится, когда я вижу, как он там балансирует. Девятый поднимает над головой красный посох и, прежде чем я осознаю, что он делает, он бросает его. В следующую секунду, Девятый бросается головой вперед в мою сторону, и я понимаю его уловку — два одновременно летящих на меня объекта. Я лишь успел откатиться в сторону от просвистевшего мимо посоха, и увидеть, как тот погружается в металлическую балку под углом. Я разворачиваюсь, чтобы иметь дело с Девятым, который подходит, и пока он раздумывает, я наношу удар, да такой сильный, что заставляю его лететь через всю крышу.
Я протягиваю руку и выдергиваю красный посох Девятого из металлической балки. Генри никогда не тренировал меня ничему подобному, но я кручу его у себя над головой, во всяком случае, хоть какое-то оружие. Девятый стоит твердо перед моей атакой. Я круговым движением посоха наношу удар по его телу, но он выбивает его подальше своим запястьем и спешит ударить мое недавно исцеленное колено. Я убираю свою ногу назад, он промахивается, зато способен при этом вновь завладеть посохом. Мы оба стремимся завладеть им, кружась, нанося удары и уворачиваясь от них, блокируя их. Он использует свой телекинез, чтобы отрывать от земли ноги. Я сопротивляюсь, но затем понимаю, что могу получить преимущество, если использую сильные порывы ветра. Тщательно согласовав свое движение с очередным порывом ветра, я переворачиваю посох и, за доли секунды, я нахожусь уже за спиной Девятого с посохом у его горла.
— Мы должны быть на дороге в Нью-Мексико, — говорю я и тяну его за собой к двери, ведущей обратно к лифту.
Девятый бьет меня по голове своим затылком прямо в нос, и я роняю посох. Он хватает его, а я падаю спиной на распределительный шкаф.
— Это ты говоришь, Джонни, или Питтакус? — усмехается он, размахивая посохом. Мой браслет разворачивается как раз вовремя, чтобы отбить его удар. Распределительный шкаф был мною почти расколот пополам в результате удара с близкого расстояния. Электрические искры сыпятся повсюду, в том числе и на мой щит, и на меня. Когда они попадают мне на рубашку, я не мешаю воспламенению и распространению огня. Мой щит сворачивается, а Девятый, при виде охватившего меня пламени, потрясенно смотрит.
