— Да хватит вы с ним разговаривали! — гаркнул на всю очередь здоровенный рогатый зулу. — Все его заявления — бахвальства, «ядреное пойло» — квас, а «деликатесы» — резины кусок, из таких же, как и он тараканов деланное.
— А ты сам проверь! — снова сощурился хомяк, уставился на зулу своими черными глазками-бусинками, хитро улыбнулся, демонстрируя полный рот острых крючковатых зубов. — Ну? Подходи, чего встал? Всё бесплатно, я угощаю!
Рогатый растерянно обернулся, посмотрел на очередь, на своих друзей и подруг, помялся в нерешительности, после чего собрался и грозно зашагал к усатому:
— А вот и попробую! Давай сюда свою подошву жареную или что у тебя там! И выпивку сюда неси, хвалебную свою!
— Ция! — требовательно махнули рукой. — В смысле… Циндерилла, тащи сюда жарко̒е и бокал самого крепкого! И девочек захвати, самых отборных!
Такая называемая Циндерилла, изрядно нервничающая от всего происходящего, мгновенно скрылась в недрах клуба, чтобы через пару мгновений вернуться со здоровенных бокалом алкоголя в руках и не менее здоровенным подносом. На раскаленном стальном блюде шкварчал и дымился мясистый кусок жареной тентакли.
— Ну? Пробуй! — таракан отпилил кусок тентакли, насадил мясо на вилку, сунул рогатому под нос. — Давай, не бзди, здоровее будешь!
Зулу проглотил кусок, запил из бокала. По телу крылатого прошла волна целительной энергии, жукоподобный реально помолодел: посветлели рога, посветлели крылья, убавилось морщин на лице. Под самодовольный хохот и свист хомяка, здоровяк набросился на блюдо, вырвал у тараканихи поднос из рук, впился зубами в жареную тентаклю. Всё сожрав и выпив за считанные секунды, рогатый подхватил на руки игриво улыбающихся суккуб и скрылся в недрах подозрительного клуба. Хомяк победоносно осмотрел толпу:
— Ну, кто ещё желает бесплатной дегустации? Я угощаю!
Сильно негодующая до этого момента толпа мгновенно сменила гнев на милость, плюнула на Ксепт и её «Волшебные сады» и длиннющей очередью выстроилась к хомяку в клуб.
— Хе-хе-хе! — довольно потёр ручонки усатый, снова взобрался на свою табуретку, ехидно осмотрел толпу. — Попались, голубчики. А я же вам говорил!
В небесах пророкотало. Мрачный колокольный звон оповестил округу, по небу поплыли черные тучи.
— Ксоф помер, — презрительно процедили из толпы. — Сколько гонору и пафоса в нем было, а оказался жалким трусливым слабаком. Тьфу, противно.
Высокий массивный асолот-воин, с жерлами-вулканами на спине и весь в доспехах, разочарованно покачал головой, проводил взглядом черные тучи в небесах:
— Это же надо — бояться спуститься в Помойку только потому что там поселилась какая-то голодная кровожадная тварь, — продолжала кривиться живая плавильня. — Вот поглотитель, там да, другое дело. Я бы тоже боялся встать один на один с драконидом, что пьёт из тебя душу и силы.
— Ты боишься поглотителя? — хохотнул хомяк-таракан, смерил асолота и его согласных дружков сочувствующим взглядом. — Да этот ваш драконид визжал как девчонка перед смертью, голосил так, что стены тряслись. Ха-ха-ха.
— Поглотитель, визжал как девчонка?! Перед смертью?! Усатый, ты кукухой двинул? Во даёт! — разразилась толпа хохотом и издевками, принялась тыкать в таракана пальцем и хвататься за животы. — Поглотитель жив-здоров и скачет вон по всей Помойке! Вторые сутки кружит вокруг замка безумного короля!
— Ага, скачет, как же. Давным-давно уже отскакал, года два назад, не иначе. А перед этим скулил как битая псина, пока его ели кусочек за кусочком. Долго, медленно, с аппетитом.
Хомяк вновь разинул свою зубастую пасть, жутко улыбнулся во все шестьдесят два крючковатых резца.
— Ты-то откуда знаешь? — спросил взволнованный голос из притихшей очереди.
— А я там был, — развел руки в стороны усатый, — сам всё видел, вот этими вот глазенками, представляешь? И вам показать могу, хотите?
Хомяк спрыгнул со своей табуретки, засверкал глазами-бусинками, медленно пошёл на запаниковавшую толпу:
— Хотите увидеть настоящего поглотителя? Не того бутафорского болванчика, что бегает сладкой приманкой по всей Помойке, а реального тысячелетнего драконида? Хотите увидеть, что с ним стало на самом деле? Ну так делайте шаг назад! Ещё! И ещё! Давай-давай, отходи, подальше, ещё дальше, вот так! — всё махал своими маленькими ручками таракан и гнал толпу подальше от клуба. — Сейчас я вам покажу, что на самом деле происходит в Помойке, небесные вы мои. А ну стой! Достаточно!
— Ну…? И где поглотитель? — прекратила пятиться живая очередь, испуганно уставилась на хомяка.
— Дак вот же он, перед вами, — кивнул себе за спину усатый. — Глазки-то свои поднимите повыше. Вот так, выше, выше, ещё выше. Теперь налево посмотрите, теперь направо, а? Ничего не замечаете? Оцените, так сказать, картину целиком!
Базолг, как и Имельтида, как и её братец Имельгор послушными болванчиками отошли вместе со всеми. Словно загипнотизированные речами подозрительного таракана, вся троица посмотрела сначала наверх, затем вниз, потом налево, направо, снова вверх. Чем дольше Базолг смотрела перед собой и в особенности на клуб усатого, тем больше она понимала, что смотрит на огромную, гигантскую, невероятно большую башку самого настоящего драконида. Вся в сколах, в следах от чужих зубов, обглоданная и пожеванная, голова поглотителя служила стенами для «МРАКАТАНА» и выглядела так, будто её годами облизывала и обсасывала у себя в пещере какая-то невероятно голодная и жадная до чужой плоти ненасытная тварь.
— Ну что, мои сладкие небесные? — сверкнул глазами-бусинками таракан, приглашающе повел рукой в сторону изуродованного гигантского котелка поглотителя. — Кто хочет затусить в башке драконида? Я угощаю!
Глава 10
Сумасшедший культист выжил. С обгорелым лицом, без пальцев на левой руке, с ожогами и пузырями во всю спину, фанатик все-таки выбрался из старых плавилен. Хмурной и радостный одновременно, чокнутый бродяга восторженно потрясал зарисовками огненного воплощения его Господина и в то же время сокрушался об очередном упущенном шансе. Культист всеми силами желал увидеть истинное обличье своего Повелителя, своими собственными глазами узреть откуда он все-таки появляется и как выглядит без своих трансформаций. Мужичок увязался за рогатой.
Помимо фанатика взять с собой в Город пришлось и надоедливых крикливых туземцев, чья неугомонная разношерстная ватага постепенно превращалась в какой-то жутковатый на вид, пугающий культ. Ни на шаг от мусорщика не отступая, подражая ему и копируя его повадки, туземцы уже выглядели как мусорщик, вели себя как мусорщик, и даже отрубили себе каждый по левой руке, чтобы во всём походить на своего зубастого кумира. Возглавлял их тот самый плачущий малый, единственный выживший в деревне и проводивший Анну к шахтам. Совсем до этого безобидный, коротышка кардинально преобразился, перестал хныкать, что называется «подобрал сопли» и тоже отрубил себе левую руку. Более того, лидер культа пошел дальше всех своих соплеменников и выколол себе глаз, поцепил за спину мешок и даже символ однорукого горбатого человечка, белой краской нарисованный, изобразил у себя на груди. Завершением всей этой пугающей метаморфозы стал штандарт. Лидер культа соорудил из коряги и тряпок небольшое знамя, в центре которого нарисовал Анну, за её спиной гигантского мусорщика, а повсюду вокруг тех самых туземцев, с чужими головешками в руках. Выглядела вся эта конструкция, мягко говоря, пугающе.
— Мы ждали вас, Госпожа Анна, — заговорили с рогатой, не успела та появиться на телепортационной площадке Города.
Обступив с трех сторон её, туземцев и бледнолицего гиганта, подозрительная компания в рваных мантиях оттеснила простой люд куда-подальше, уважительно поклонилась рогатой, уставилась на неё пристальными взглядом из-под своих черных балахонов. Особенно — на изуродованный котелок падшего, у девушки к поясу притороченный. Заметив эту окровавленную башку и почувствовав на себе ауру подавления способностей, балахонщики сразу же понятливо закивали, зашептались между собой, говоря, что «ну теперь-то всё стало на свои места» и «ни у кого сомнений больше не возникает». Про какие такие сомнение и у кого они, собственно, возникали, Анне не сообщалось.
