Дрезина сбавляла ход. Ее уже нагоняли другие — увечные, слепые, колченогие. Возможно, они всего-навсего искали некоего Иисуса, который исцелил бы их и, как Лазаря, поднял из тьмы.
«Мальцу крышка, — совершенно спокойно подумал стрелок. — Вот какой финал подразумевался. Разжать руки и налечь на рукоять — или держать и найти свою могилу. Мальчишке каюк».
Роланд с невероятной силой рванул мальчика за руку и выстрелил мутанту в живот. На одно застывшее мгновение хватка твари стала даже более крепкой, и Джейк снова начал соскальзывать с края платформы. Потом мертвые, точно облепленные тиной руки ослабли, выпустили его, и Мутик-Недоумок, все еще ухмыляясь, упал ничком между рельсов позади замедляющей ход дрезины.
— Я думал, вы меня бросите, — всхлипывал мальчик. — Я думал… я подумал…
— Держись за мой ремень, — сказал стрелок. — Крепко держись, что есть мочи.
Рука Джейка пробралась под ремень и накрепко ухватилась за него; мальчик дышал с трудом, судорожно, беззвучно хватая ртом воздух.
Стрелок вновь принялся размеренно налегать на рычаг, и дрезина пошла быстрее. Отступив на шаг, Мутанты-Недоумки следили, как она уезжает: вряд ли человеческие (или трогательно-человеческие) лица; лица, источавшие слабую фосфоресценцию, присущую тем странным рыбам, что обитают в глубинах моря под невероятным, зловещим давлением; лица, в бессмысленных шарах глаз которых не было ни гнева, ни ненависти, а лишь нечто, казавшееся полусознательным сожалением слабоумного.
— Их становится меньше, — сказал стрелок. Подобравшиеся мышцы низа живота самую капельку расслабились. — Они…
Мутанты-Недоумки перегородили железнодорожное полотно камнями. Путь был закрыт. Сделано это было наспех, убого — возможно, расчистка завала оказалась бы минутным делом, — однако дрезину остановили. И кому-то нужно было спуститься, чтобы растащить камни. Мальчик со стоном содрогнулся и подвинулся ближе к стрелку. Стрелок выпустил рукоять. Дрезина бесшумно, по инерции покатила к камням, глухо ударилась в них и замерла.
Мутанты-Недоумки опять начали подтягиваться ближе, точно случайно, почти так, как если бы, заплутав во сне мрака, проходили мимо и обнаружили того, у кого можно спросить дорогу. Этакое уличное сборище проклятых под древней скалой.
— Они хотят схватить нас? — спокойно спросил мальчик.
— Нет. Помолчи секунду.
Роланд присмотрелся к камням. Конечно, чтобы преградить дрезине путь, хилые мутанты не смогли подтащить ни единого большого валуна. Только мелкие камни. Просто, чтобы остановить их, заставить кого-нибудь слезть с дрезины.
— Слезай, — сказал стрелок. — Разбирать это придется тебе. Я тебя прикрою.
— Нет, — прошептал мальчик. — Пожалуйста.
— Я не могу отдать тебе револьвер, но таскать камни и стрелять я тоже не могу. Тебе придется слезть.
Джейк жутко завращал глазами; тело мальчика в лад поворотам мысли сотрясла секундная дрожь. Затем он подполз к краю платформы, перелез через него и принялся бешено, не глядя, расшвыривать камни.
Стрелок вытащил револьверы и ждал.
К мальчику не то, чтобы двинулись — скорее, шатаясь, потащились — двое мутантов. Их руки напоминали сырое тесто. Револьверы сделали свое дело, прошив тьму красно-белыми копьями света, вогнавшего в глаза стрелку иглы боли. Мальчик истошно закричал, но продолжал отшвыривать камни прочь. Колдовское зарево прыгало и плясало. Хуже всего было то, что стало трудно видеть. Все превратилось в тени.
Один из мутантов, почти совсем не светившийся, неожиданно потянулся к мальчику гуттаперчевыми лапами буки из детской сказки. Пожравшие половину головы мутика глаза влажно заворочались.
Джейк опять завизжал и обернулся, чтобы дать бой.
Не позволяя себе задуматься, Роланд выстрелил раньше, чем плававшие перед глазами пятна вызвали предательскую, страшную дрожь в руках: обе головы разделяло всего несколько дюймов. С чавкающим звуком упал мутик.
Джейк неистово расшвыривал камни. Толпа мутантов кружила у невидимой границы, вход за которую был воспрещен, время от времени подвигаясь чуть ближе — теперь до них было рукой подать. Число мутантов росло, как на дрожжах: их догнали остальные.
— Ладно, — сказал стрелок. — Забирайся обратно. Быстро.
Когда мальчик сорвался с места, мутанты напали. Джейк перелез через край платформы и неуклюже пытался встать на ноги, стрелок уже снова работал рычагом, полностью выкладываясь. Оба револьвера вернулись в кобуры. Надо было уносить ноги.
По металлическому плоскому полу дрезины зашлепали диковинные ладони. Мальчик обеими руками держался за ремень Роланда, крепко вжимаясь лицом ему в поясницу.
На рельсы высыпала кучка мутантов — их лица наполняло бессмысленное, равнодушное предвкушение. Стрелок был до отказа накачан адреналином; дрезина летела по рельсам в темноту. На полном ходу они ударили по четырем или пяти жалким, неуклюжим громадинам. Те разлетелись, будто сбитые со стебля гнилые бананы.
Вперед, вперед, в беззвучную, летящую, призрачную тьму.
Спустя вечность мальчик подставил лицо сотворенному движением ветру, страшась и все же испытывая острое желание знать. Сетчатка его глаз еще хранила призрачные следы вспышек выстрелов. Здесь нечего было видеть, кроме мрака, нечего слышать, кроме грохота реки.
— Их больше нет, — сказал мальчик, вдруг испугавшись, что железная дорога в темноте кончится, и они под треск и грохот раздираемого металла соскочат с рельсов и окажутся повергнуты в искореженные развалины. Джейку случалось ездить на машине; однажды отец, будучи в дурном расположении духа, гнал по автостраде Нью-Джерси на скорости девяносто и был остановлен. Но так мальчик не ездил никогда — с ветерком, вслепую, с оставленными позади и поджидающими впереди ужасами, под шум реки, напоминающий посмеивающийся голос — голос человека в черном. Руки стрелка стали поршнями на безумной человеческой фабрике.
— Их больше нет, — робко повторил мальчик. Ветер рвал слова с губ. — Теперь можно помедленнее. Мы от них оторвались.
Но стрелок не услышал. Кренясь, они мчались вперед, в незнакомую, неизведанную тьму.
Три периода бодрствования и сна прошли без происшествий.
Во время четвертого периода бодрствования (на середине пути? в последней его четверти? путники не знали, знали только, что еще не настолько устали, чтобы остановиться) что-то резко толкнуло дрезину снизу, она качнулась, и под действием силы тяжести тела пассажиров немедленно накренились вправо, в то время как рельсы постепенно поворачивали влево.
Впереди брезжил какой-то свет, зарево, такое слабое и чужое, что поначалу оно показалось совершенно новой стихией — ни землей, ни воздухом, ни водой, ни огнем. Оно было бесцветным, и различить его удавалось лишь благодаря тому факту, что стрелок с мальчиком вновь обрели руки и лица вне пределов, измеряемых прикосновением. Глаза путников уже успели сделаться столь чувствительными к свету, что заметили зарево за пять с лишним миль до того, как дрезина приблизилась к нему.
