— Он и должен был поступить так. Ведь он честолюбив и достаточно умен, — ответил Сюй Бихай.
— Мне кажется, он хорошо послужит округу, получив повышение по службе. — Тай решил, что обязан сказать это в качестве благодарности коменданту.
— Возможно, — равнодушно бросил Сюй. — Впрочем, его не слишком любят и не боятся, что мешает карьере. Твой отец согласился бы со мной.
— Действительно, — уклончиво ответил Тай.
И получил в ответ взгляд собеседника. Две его дочери отошли к двери и встали по обеим сторонам от нее, до того эффектные, что не передать словами. Ему очень понравилась та, что в зеленом. Ее глаза, эта понимающая полуулыбка…
— Вероятно, дальнейшие уговоры с моей стороны не заставят тебя снова подумать о его предложении?
— Я польщен тем, что вы считаете меня достойным уговоров, — тихо ответил Тай. — Но я уже сказал коменданту Линю, — человеку, который мне, между прочим, понравился, — что с моей стороны было бы безумием планировать свои действия до того, как я поговорю об этом при дворе императора.
— С первым министром Вэнь Чжоу?
— Действительно, — повторил Тай.
— Твой старший брат — его советник?
Тай кивнул, вдруг ощутив неловкость.
— Два человека, не любить которых, как я понимаю, у тебя есть причины.
— Мне будет жаль, если вы будете и впредь понимать это так, — осторожно произнес Тай. Его пульс участился. — Мой долг перед Сыном Неба, да правит он тысячу лет, конечно, требует, чтобы я обратился в Синане к его советникам.
Воцарилось молчание. На это утверждение невозможно было возразить, и оба это понимали. Губернатор Сюй поднял чашку, задумчиво сделал глоток. Поставил ее. Посмотрел на Тая, уже с другим выражением:
— Мне тебя почти жаль.
— Я тоже сожалею об этом, — согласился Тай.
— Ты понимаешь, что я имею в виду?
Тай посмотрел ему в глаза.
— Я мог бы выбрать более простую жизнь, если бы решение зависело от меня. Но если мы признаем учение Священного Пути, то мы также признаем…
— Правда? Ты следуешь этому учению?
Обсуждение стало таким личным, что вызывало неловкость. Тай сказал:
— Я пытаюсь. Равновесие. Мужчины и женщины, горячее и холодное, понимание всех пяти направлений. Неподвижность и движение, полярности. Взаимное перетекание подобных вещей больше соответствует моей натуре, чем определенности Учителя Чо, каким бы мудрым он ни был.
— Ты научился этому на горе Каменный Барабан?
Любопытно, как много людей знает о том, что он там был.
Тай вспомнил, как Капель говорила ему об этом — и что еще она сказала. Насколько это может быть полезным. Это окутывает его таинственностью.
Он покачал головой:
— Раньше. Из книг. По этой причине я и поехал туда, — он не видел причины лгать, до определенного момента. Это действительно было одной из причин.
Сюй Бихай кивнул, словно получил какое-то подтверждение.
Еще одно долгое мгновение он смотрел на Тая, потом, словно опять говорил всего лишь о возделывании полей или о дождях в начале лета, тихо произнес:
— Я понимаю, что ты должен проконсультироваться во дворце перед тем, как начать действовать, но я скорее убью тебя сегодня ночью и допущу потерю всех этих коней для империи, а потом отправлюсь в ссылку на смертоносный юг или совершу самоубийство по приказу, чем позволю отдать их Рошаню. Это тебе необходимо знать, господин Шэнь Тай…
Обещанные солдаты сопровождения доставили его на носилках губернатора в квартал развлечений. Он уже давно не бывал в подобных местах. Подушки были мягкими, в них стоял аромат алоэ. Тай почувствовал, что слегка пьян.
Носильщики остановились. Тай раздвинул занавески и увидел довольно красивый вход в Павильон удовольствий Белый Феникс. Павильон имел новую крышу и крытый портик, фонари висели у входа, наверх вела широкая лестница, а двери были распахнуты в теплую ночь.
Начальник охраны Тая поднялся по лестнице и переговорил с немолодой женщиной у входа. Тай понял, что ему не позволят здесь платить сегодня ночью, но ничего не мог с этим поделать, иначе проявил бы неучтивость.
Солдаты знаками показали, что подождут его. Он хотел их отпустить, но это было невозможно, если они получили приказ от губернатора, а Тай понимал, что они его получили. Потом они отнесут его назад, в гостиницу. Если он проведет здесь всю ночь, они останутся с носилками снаружи до утра. Теперь так и будет. Люди вкладывали в него капитал. Он мог бы попробовать отнестись к этому с юмором, но это оказалось трудным.
«Я лучше убью тебя сегодня ночью. Это тебе необходимо знать».
Убийство как альтернатива вложению капитала, криво усмехнулся Тай. И учитывая последствия, такие неотвратимые и такие суровые даже для губернатора, — поскольку сообщение уже отправлено в Синань и там очень скоро узнают о конях, — заявление Сюя имело свой собственный бескомпромиссный смысл.
Рошаню нельзя позволить получить коней.
Рошань — это прозвище, данное давным-давно солдатами и принятое двором. Настоящее имя этого человека — Ань Ли. Некогда он был варваром-кавалеристом, потом офицером, генералом, а теперь стал военным губернатором и сам командовал армиями Седьмого, Восьмого и с недавних пор — также и Девятого округа. Человек, за которым все наблюдали. И которого боялись.
Тай слишком долго отсутствовал. Существовали элементы — соотношения сил, которые ему необходимо знать, а времени у него было совсем немного.
«Мне тебя почти жаль» — вот еще одна фраза Сюй Бихая. У Куала Нора, среди призраков, тагур с синими татуировками сказал ему почти то же самое.
Он видел Рошаня всего один раз, в парке Длинного озера, когда тот наблюдал за игрой в поло принцев и аристократов. Генерал, приехавший на время со своей базы на северо-востоке в Синань, чтобы получить еще одну награду (и дворец в городе в подарок), сидел в группе приближенных императора. Его невозможно было ни с кем спутать, эту громадную тушу, одетую в блестящие, ярко-красные одежды. Его смех разносился по всему лугу.
Он не всегда был таким толстым, но только человек старше Тая мог помнить те дни, когда Ань Ли еще сражался. Сегодня он бы раздавил своим весом коня.
Говорили, что он все время смеется, даже когда убивает людей. Что он так и не научился читать. Что ему дает советы степной демон. И что он подарил императору какие-то снадобья для наслаждений во тьме, когда стареющий Тайцзу обратил свой взор на юную красавицу Вэнь Цзянь и отдал ей свое сердце.
Еще говорили, что единственным человеком, которого боялся Рошань, — и боялся его очень сильно, как и все остальные, — был бесконечно коварный, расчетливый, ныне покойный первый министр Цинь Хай.
